Краденое счастье 2

— И Нина тебя любит. Иди, она тебе покажет, как сильно любит маленького мальчика с глазами, как кусочки неба. У кого глаза, как кусочки неба? Покажи! У кого? Нина забыла!

Мальчик показал на себя и улыбнулся.

— Ну же, иди ко мне! Быстрее!

Раскрыла объятия.

— Давай. Покажи, кто сильнее умеет обниматься Мати или Нина? Кто самый сильный?

Еще несколько секунд, и малыш бросился к ней, силой обнял за шею, она его закружила.

— Даааа, Мати самый, самый сильный мальчик на свете. Маленький рыцарь.

Рыцарь? Альварес потрогал саднящую щеку, глядя, как молодая женщина берет за руку его сына, и вдруг словно острым лезвием пронзило пониманием — а ведь это была не просто агрессия. Матео защищал Нину. Он разозлился за то, что Альварес ее обидел.

— Идемте на кухню, я приложу лед. Да, Мати? Вылечим папу?

Кивнул и сжал ее руку. С опаской оглядываясь на отца, как будто становясь между ним и Ниной.

Пока Нина доставала лед из морозилки, Альварес сел на край стола и смотрел то на сына, который что-то опять складывал из нескольких кубиков, а потом на Нину, которая потянулась за льдом и встала на носочки так, что ее платье опять высоко поднялось, открывая ноги.

Она вернулась со стаканом, неспеша выложила льдинки на полотенце, завернула их, а он, как заворожённый, наблюдал за ее пальцами. Тонкие, длинные, красивые. И эти короткие ноготки… он привык видеть огромные, острые, нарощенные ногти своей жены и других женщин. Эти естественные, розовые пластины его взбудоражили. Перед самым носом пуговки платья и лямка фартука.

Она вдруг неловко подвернула ногу, и Альварес невольно подхватил девушку за талию. Прикоснуться к ней было сродни удару тока. До судороги, до непроизвольной дрожи во всем теле. От неожиданности Альварес прижал ее к себе с такой силой, что его недремлющая возле нее ни секунды эрекция вжалась в ее живот.

Синие глаза в удивлении распахнулись, и он увидел свое отражение в них. Глубокое, где-то на самом дне этой дикой заводи. Сердце сильно ударилось о ребра, потом еще и еще. Быстрее и быстрее. Пока не понеслось с такой бешеной скоростью, что у него свело скулы от напряжения. Какой горячий у нее взгляд, жаркий, знойный, плавящий все вокруг. Если прямо сейчас напасть на ее рот и впиться в него поцелуем. Вонзиться глубоко языком, лизнуть небо, сплестись с ее языком. Сдавил тонкую талию сильнее и ощутил, как руки молодой женщины вцепились в его плечи.

— Отпустите…, — тихо попросила, и он тут же отпрянул назад. Черт знает что с ним творится. Никогда такого не было… или было. Но только один раз в жизни, и он был уверен — первый и последний.

Нина подошла почти вплотную и приложила к его скуле полотенце. Черт… от нее пахнет апельсинами или лимоном. Пахнет так приятно, что ему хочется потянуть носом, принюхаться. И волна раздражения прокатилась по всему телу. Какого хрена!

— Мати не любит, когда кричат и ссорятся. Он сильно нервничает. Он не хотел вас ударить.

Подлила масла в огонь, и раздражение выплеснулось наружу, а едва сдерживаемая похоть трансформировалась в ярость. Это она ему объясняет насчет его же сына? Думает, что он идиот и не знает своего мальчика?

Убрал ее руку и сам прижал лед к щеке.

— Но ударил. Послушай, не бери на себя слишком много. Ты — всего лишь няня. Не забывай. Завтра тебя может здесь не быть. Не вбивай себе в голову нечто большее и сыну моему не вбивай. Ясно?

Сдавил ее запястье.

— Люблю и так далее. Это ни к чему. Просто сиди с моим сыном и выполняй свою работу.

— Я выполняю! На отлично! Вашему сыну нужно слышать эти слова и понимать их значение. Потому что у него с этим явные проблемы. Потому что, я уверена, ему никто этих слов не говорит!

Выдернула руку.

— Мати, пошли во двор на качели. Покатаешь Нину.





* * *


Подошел к окну. Нина сидит на качелях, а его сын, как истинный джентльмен, толкает сиденье. Хотел крикнуть, что это опасно, но не успел — Нина подхватила мальчика и усадила к себе на колени. Теперь они раскачивались вместе.

Как бы она его не раздражала — она благоприятно влияла на Матео. Он ее слушался и привязался к ней. Сам Альварес никогда не видел такого отношения к ребенку и понимал, что разлучить Мати с его няней будет очень проблематично.

Надо держаться от нее подальше. Никаких интрижек. Особенно в собственном доме. Думал, а сам смотрел на ее ноги, на то, как развевается платье.





Глава 10




Тренировка на износ. Вот что хорошо вправляет мозги. Ставит их на место. Ему нужна была такая вправка, и он мчался в спортзал. Нет, со своими он сейчас тренироваться не мог. До суда никак. Приходилось играть с салагами, которые пищали от восторга, что такой знаменитый футболист, как Альварес, тренируется с ними.


Играть и сатанеть от злости, вспоминая лица бывших друзей, которые единогласно настаивали, чтобы Арманд покинул сборную. Все из-за французишки Поля. Хитрая, подлая тварь, которая поставила ему подножку, «расплатилась» своей карьерой. Ему сломали хребет. Да, это было дело рук Альвареса. А эти твари не поддержали его. Даже Сантос, лучший друг на все времена, отвернулся.

— Он толкнул тебя нечаянно. Я видел запись… а ты лишил человека жизни!

Выпалил в лицо Арманду, сжимая кулаки.

— Он живой. И какого хрена ты решил, что это сделал я?

— Потому что знаю тебя, Арманд. Потому что даже сейчас по глазам вижу, что это ты отправил Поля в инвалидное кресло! Ты на это способен!

— Сколько ты его знаешь? Пару месяцев? Полгода? Мы с тобой тренировались всю жизнь!

— С тобой что-то произошло. Это больше не ты. Это животное. Вечно после попойки, бездушное, циничное животное. Съездил в свою Россию, и как подменили тебя. Все нутро наружу полезло.

— Бл*дь, да пошел ты! Какое на хер нутро? Которое тебя устраивало все эти годы? И вдруг что-то стало не так. Чувствую себя, как брошенная жена! Ты не такой, ты изменился! Какое отношение это имеет к нам, Сантос?

— Никакое! К нам теперь нет никаких отношений! У тебя своя дорога — у меня своя!

— Ну и пошел на хер!

— И пойду!

— Давай! Вали! К своему французишке! Подотри ему сопли! Или зад!

Сантос замахнулся, чтобы ударить, но получил незамедлительный хук справа и, согнувшись пополам, упал на пол.

— Сукаааа, Альварес. Никто не хочет тебя в сборной! Ты — вчерашний день. Ты — отстой! Тебе здесь не место!

— Почему не место? Потому что, если я уйду, нападающим станешь ты? Поэтому?

— Да пошел ты!

— Сам пошел! Жополиз сраный! Давай иди вылижи дырку Хуану. Засунь язык поглубже и сожри все его дерьмо, того и глядишь станешь новой звездой! Только не забудь, что в этой дырке побывал член Поля. Ху*сосы хреновы.

В тот день он напился вусмерть. Напился так, что не помнил, как Рамирес привез его домой. Это было больно. Сознавать, что те, кого ты считал друзьями, на самом деле роют тебе яму. Сантос, с которым начинали, и который всегда был в тени Альвареса, а теперь метил на его место. Юный Поль. Желторотый пи**рас, который вечно скулил и лил слезы о том, что его выгнали из дома из-за отсутствия толерантности. Поль, который уже пару месяцев согревал постель главного тренера. Поль, который «случайно» подставил ногу, и Альварес растянулся в середине матча, ушиб колено и не смог дальше играть. И судя по всему, все было не просто так… Не смог, потому что Сантосу очень захотелось на его место.

Твари. Все твари. Люди преданны тебе ровно до того момента, пока эта преданность не начинает мешать их собственным интересам. Но стоит им понять, что ты и есть препятствие на их пути к цели, как они проедутся танком и по тебе, и по своей преданности, а твои сломанные кости утрамбуют так, чтоб от них и порошка не осталось.

Нет преданности, верности. Ни хера в этом мире нет. Только деньги и власть. Ничего больше.

Да, Альваресу пришлось засунуть свое эго в глубокий карман и пойти тренироваться в обычный местный клуб. Потому что больше не с кем и негде. И об этом орет каждая вонючая газетёнка, как о его провале. Альварес вернулся в ту дыру, с которой начинал. Нападающий Эспаньол теперь никто и звать его никак. Суки. Ублюдки. Из каждого утюга поносят его имя, перебирают грязные подробности его восхождения на олимп славы. Пару бл*дей дали интервью о том, как он их наряжал в одежду горничной и сношал привязанными к кровати. Конченые сучки, которые получали оргазм за оргазмом, обозвали его чудовищем и садистом. Лишь бы хайпануть на его падении. Неизвестно еще, кого Хуан притащит в суд давать показания. Завалить Альвареса — все способы хороши.

Ничего. Арманд не гордый. Он может и на улице тренироваться. Если надо.

Навыки нужны, и так слишком долго время тратил зря. То на поиски, то на жену свою, то на адвокатов или на выпивку. Нужно быть в форме. Когда «Мадрид» раскроет ему объятия, он должен сделать всех. Своих же поставить раком. Это будет его личный триумф. Смеется тот, кто смеется последним. Любимая поговорка его бабушки.

Вся концентрация только на собственном теле. Отрицая боль в колене, кашу в мозгах. Концентрация на победе везде. В суде и на поле.

— Давааай! Альварееес! Мочи их!

Крик сзади от Педро, быстрый взгляд на трибуны. Зачем? Черт его знает, и онемение на какие-то доли секунд. Сам себе не верит, что видит это.

Огромные глаза своего сына и чертовую нянечку. Сидят в пустом зале, смотрят на тренировку. Мати улыбается и машет ему руками. Порыв ветра из распахнутых окон, и ее юбку дернуло вверх, сверкнул белый шелк трусиков. Тут же стыдливо придержала ткань рукой, другой прижимая к себе Мати.

— Альварес! Давай!

Мяч улетел куда-то в сторону, с губ сорвался отборный мат. Какого хера? Что они здесь делают? Черт! Единственное место, где он отвлёкся, где все мысли потекли в нужное русло. Так нет, ее принесло и сюда.

Злой, отшвырнул мяч, оттолкнул одного из парней, прошел мимо тренера в раздевалку. Все. Тренировка похерилась. Улетела в трубу. Вымылся под душем, переоделся в чистую одежду.

Они стояли на выходе, внизу, ждали его. В руках Матео конфета на палочке и в руках нянечки тоже. Оба стоят, облизывают свои конфеты и смотрят на него.

— Папаааа! — как всегда с радостным криком. — Папа… Нини… а папа… а Нини.

Матео разнервничался. Явно обрадовался, разволновался. Он никогда раньше не видел тренировки отца, не выезжал из дома. Врач не рекомендовал ему. Говорил, что приступ агрессии может начаться прилюдно, и это повредит репутации Альвареса и самого Матео.

После шести лет мальчику можно будет давать психотропные препараты, и тогда его состояние будет более или менее взято под контроль.

И вот сейчас какая-то нянечка взяла на себя наглость и вывезла ребенка из дома.

— Нини… папа…

Малыш показывал пальчиком на поле, поднимая ручки вверх.

— Бум бум! Улааааа! Мячииик!