Краденое счастье 2

— Немного.

— Что-то ты молчаливая. Утром была очень дерзкой и заносчивой. Что такое?

— Я боюсь высоты. Это правда.

— Значит будем работать с твоими страхами, да, Мати?

Малыш кивнул и взял меня за руку. А мне не хотелось на колесо по другой причине. Не хотелось дежавю, не хотелось воспоминаний, не хотелось ворошить внутри себя те самые ощущения несколько лет назад, когда внутри порхали те же самые бабочки.

— Ну что, идем? Или мы сами, без тебя?

Матео дернул меня за руку и склонил голову к плечу. Просит. Вот же ж маленький сердцеед. Уже знает, что ему я отказать не могу.

Мы забрались в кабинку, и я, набрав полные легкие воздуха, села напротив Арманда. Какое-то время молчали, а потом он начал рассказывать Мати, что видит вдали, и позвал и меня тоже. Я встала, а когда подалась вперед, кабинка качнулась, и я со вскриком оступилась. Альварес подхватил меня за талию, удерживая и впиваясь в мои глаза своим диким взглядом. Голодным, алчным, безумным. И меня начинает вести, дыхание прерывается и подгибаются колени от его прикосновения, от головокружительной близости. Взгляд сам опустился на его губы, и собственные засаднило от воспоминания, как несколько часов назад Арманд набросился на мой рот и жадно терзал его своими губами, и как в эту секунду у меня закружилась голова и слезы навернулись на глаза.

Отпрянула назад, села на свое место. Никакой близости. Только дистанция. Божеее, какая же я дура, решила, что готова к этой встрече, к этой игре. А на самом деле ничерта не готова.

Встала под душ, зажмурилась, позволяя горячей воде стекать по лицу, по волосам, по спине, обволакивать меня теплом, согревая дрожащее тело. Проклятый Альварес. Как же быстро он напомнил мне о том, как умеет сводить с ума прикосновениями, взглядами, улыбками. И раньше я реагировала на него именно так. С самой первой встречи плыла только от одного взгляда.

И сейчас… после долгих лет без мужчины, без секса, без поцелуев и оргазмов. Я ощутила, как трепещет мое тело, как в нем зарождается требовательный, примитивный голод. Как он горит внутри, как обжигает меня, отзываясь во всем теле горячей волной. Как твердеют соски, как ноет низ живота. Боже! Я же была уверена, что смогу держать голову холодной, а тело совершенно равнодушным.

А сейчас я опять ощутила бешеную дрожь желания именно к тому, кого ненавидела всей своей душой, всем естеством. Мое идиотское, изголодавшееся и предавшее меня тело вдруг вспомнило, какие наглые и сильные у него пальцы, что они умеют вытворять со мной, как они ласкают, вбиваются, сжимают, трут. Какой Альварес дикий в постели, бешеный.

И мой взгляд плыл, туманился, голова становилась тяжелой, пересыхали губы и горло. Он вызывал во мне едкую страсть, ядовитую похоть. Весь женский голод вдруг сгустился во мне и стал причинять почти физическую боль.

И мне казалось, что Арманд это чувствует. Что я для него еще одна идиотка, клюнувшая на его великолепное тело, на его лицо, на его сумасшедшую сексуальность.

И все это не поддается контролю. Я ничего не могу с собой сделать. Только пытаться побороть и отчетливо рычать себе НЕТ! Это он должен трястись от страсти. Он, а не я. Таковы правила этой игры, и, если я не стану их соблюдать, я проиграю. А мне все больше кажется, что я не соблазняю Альвареса, а соблазняюсь сама.

Вытерлась насухо пушистым полотенцем и вышла из ванной, завернутая в халат, а он по лестнице наверх поднялся в одном полотенце. Волосы мокрые, на теле капельки воды.

И я ощутила словно электрический разряд во всем теле. Мы остановились. Оба. И он, и я. Это были мгновения откровения, мгновения какой-то обоюдной обнаженности. Я узнавала этот сумасшедший, полный страсти взгляд и ничего не могла с собой поделать, отвечая таким же диким взглядом. Он сделал шаг ко мне, а я ринулась к себе в комнату и закрылась на замок дрожащими руками, прислонившись лбом к двери и прислушиваясь к его шагам. Они отчетливо донеслись возле моей двери. И я вцепилась руками в ручку. Еще секунда, и я распахну проклятую дверь. Но шаги начали отдаляться, и я с облегчением выдохнула.

Да, не сегодня. Еще очень рано. Я должна побороть свои чувства. Я должна вытравить их из себя и еще… мне, наверное, нужен секс. Так сказал Вова. Сказал, что я должна найти кого-то, кто хорошенько меня оттрахает, и тогда мысли об этом подонке выветрятся из моей головы и моего тела. Для секса с Альваресом еще слишком рано. Я к нему не готова и… он так быстро меня не получит. Точнее, Нину. Меня он не получит НИКОГДА!





* * *


Он сидит в зале суда, вокруг куча народа, вокруг папарацци. Что-то громко говорит обвинитель, адвокат рядом щелкает карандашом по столешнице. Явно нервничает. Не все идет так, как им хотелось. А он…он думает о Нини.

Так ее называет Матео. Нини. Ей подходит. Маленькая, нежная, синеглазая. Нежная и до одурения сексуальная. У него из головы не выходят ее стройные ноги, ее тонкие запястья, плечи, ложбинка между тяжелыми грудями, изящная длинная шея с завитками волос на затылке. Ее голос, который моментами кажется знакомым, а моментами просто сводит с ума своим тембром. Она с легким акцентом рассказывает Мати сказки, шепчет ему ласковые слова, а Арманд слушает за дверью и закрывает глаза, чувствуя дрожь по всему телу. Он хочет слышать ее голос для себя, хочет слышать свое имя ее голосом, хочет ощутить ее руки на себе, как тогда при аварии. Касание пальцев своего лица. И трахнуть ее хочет. Так, чтоб искры летели, так, чтоб кричала и царапалась. Черт, сколько раз за сутки он вспоминает об этой девчонке? Что в ней такого? Мышь серая. Невзрачная, одетая, как замухрышка, не накрашенная, без маникюра. Какого хрена его так вставляет? Ведет от запаха, взгляда, улыбки. От жестикуляции, от мимики. От всего его ведет. Наблюдает за ней и, бл*, не может оторваться! Ловит себя на том, что по пятам ходит. То из окна выглядывает, то смотрит за ними в игровой, то в спальне дверь приоткроет и следит… как она наклоняется к Мати и что-то тихо говорит. А ему виден ее профиль, ее высокая грудь, плечо, ее нога, оголившаяся до бедра. И он готов мастурбировать на этот кусочек кожи.

Бл*, он не думал, что испытает это снова, он никогда бы не поверил, что излечится… от той, другой зависимости, что перестанет видеть ту… по ночам. Но она вспоминалась все реже, звонки частному детективу стали единичными, а отчеты уже не открывались с таким рвением. Черты лица стирались из памяти… их заменяли аккуратные, словно вылепленные, черты лица Нини. Да, ему нравилось называть ее Нини. НИИИни. Там, в парке он боролся с диким желанием наклониться к ней и убрать пряди волос с ее лица, погладить большим пальцем ее губы. Губы… О них он тоже думал. Они сводили его с ума. Ее огромные глаза, заслоняли собой другие. Такого же цвета… и ему уже казалось, что те, пожалуй, были не такими яркими, как эти. Он не понимал себя. Не понимал, какого черта сравнивает их, почему оба лица сливаются для него в одно. Как будто…как будто он уже ее нашел и испытывает физическое и моральное удовлетворение, а потребность рыть носом землю уходит на второй план. Его больше волновало — куда отвезти их обоих сегодня вечером. Где еще она не была? Что не видела в Мадриде? Взять Мати и всем вместе…

— Какого такого свидетеля, который вас прекрасно знает, может привести обвинение, Альварес! Вы меня слышите?

Резко обернулся к адвокату. Приятная картинка, на которой он, Нина и Мати гуляют по берегу моря, испарилась, и вместо нее возник зал суда, перекошенное лицо Индюка и щелкающие фотоаппараты.

— Что?

— Сейчас сюда войдет свидетель обвинения. Какого черта? Что за свидетель может быть? Кто готов давать против вас показания?

— А мне откуда знать? Это разве не ваша работа?

— Твою ж мать! Карамба! — выругался адвокат, когда в залу суда вошла Каролина в великолепном темно-бордовом платье. Вошла, как на подиум, и продефилировала к креслу. С трагическим лицом, бледным макияжем и грустными глазами. Надела б черное, можно было бы решить, что у нее кто-то умер.

— Какого черта? — процедил сквозь зубы Альварес и сжал кулаки. Ах ты ж сука! Что за выбрык!

Каролина картинно убрала с лица завитые светлые пряди, делано склонила голову на бок, хлопая длинными ресницами.

— Сеньора Альварес…

— Завоченко. У меня моя девичья фамилия. — и с упреком посмотрела на Альвареса.

Да, он не захотел делиться своей фамилией, и это было прописано в брачном договоре. Свою фамилию он согласен дать только их общим детям. Когда-то он сказал своей мертвой бабке, стоя у могилы на кладбище и положив на мраморную плиту букет нарциссов.

«Ни одна сука не получит моей фамилии. Ни одна. Фамилию Альварес может носить лишь тот, в ком течет моя кровь! Эта свадьба ничего не значит!»

— Сеньора Завоченко, сколько времени вы не проживаете с вашим мужем?


— Больше месяца!

— По какой причине?

— Он…он не хочет, чтоб я возвращалась домой! — и прижала платок к глазам.

Ах ты ж тварь! Вот же тварь! Потому что не приехал к ней и не валялся в ногах, не умолял вернуться. Манипуляторша проклятая.

— Что это за спектакль, Альварес? Я разве не говорил вам, чтоб вы помирились с женой и вели самый благопристойный образ жизни?

— Говорили!

А сам сдавил челюсти и руки в кулаки.

— А ваш сын? Как он живет без матери?

— Не знаю, что происходит с моим кровиночкой без меня. Он там один… его отцу точно не до него. Малыш наверняка плачет без матери…. Если это конец отношений, то я буду требовать отдать моего сына мне.

— Какой развод? — процедил сквозь зубы адвокат. — Делайте, что хотите, но она должна завтра же прийти в суд от защиты оттраханная, счастливая и заглядывающая вам в рот, и мне насрать, как вы это сделаете.

— Понял!

Если судебное дело будет проиграно, он может забыть о «Мадриде». Сука… она настолько тупая, что даже не понимает, что сейчас, возможно, ставит крест на его карьере. И соответственно, и на себе тоже.

Судья объявил перерыв в заседании, и Альварес злой, как черт, вылетел в коридор, где сцапал Каролину и потащил под локоть в туалет, закрыл дверь на щеколду.

— Что такое? Что ты делаешь? Ты…ты…я… я просто хотела вернуться! Ты же забыл обо мне! Ты же меня не звал и…Арманд!

Схватил за затылок, швырнул на колени, удерживая за волосы, расстегнул ширинку и ткнул ей в лицо вялым членом.

— Соси! Ты этого хотела? Давай соси, Кара!

Жена послушно обхватила его член бледно-розовыми губами и уже через секунду с упоением причмокивала, сладострастно постанывая и выгибаясь. Он на нее не смотрел. Смотрел в стену. Равнодушно, почти не моргая. Кара прекрасно работает ртом. Это было ее достоинством с самой первой их встречи, когда она сделала ему офигенный минет в машине. Поднял ее под руки, развернул лицом к раковине, наклонил вниз, оголяя ягодицы. Вошел на всю длину. Смотрел себе в лицо и долго толкался в ее тело. Не обращая внимание на судороги удовольствия, на ее стоны, на ее какие-то мольбы и выкрики его имени. Он как будто не находился в своем теле. Оно жило отдельно от него. Оно привычно потребляло. Сношало. Так же, как сношал бы любую шлюху. Только… последнее время ему не хотелось шлюх. Он хотел только одну женщину. Кончил как-то слабо, практически нечувствительно. Пару раз дернувшись и оттолкнув от себя Каролину, которая тут же бросилась вытирать и его, и себя салфетками, восторженно приговаривая.

— Сумасшедший. Ты мне всю прическу испортил… и на трусики теперь будет вытекать. Не мог потерпеть до дома. Если так хотел меня, почему не приезжал?

Посмотрел на нее через зеркало.

— Еще одна такая выходка, и ты никогда не вернешься домой. А теперь поезжай к своей матери, собирай свои манатки и давай домой.

— Ммм… сколько страсти. Как давно ты уже не был такими.

Трется об него, смотрит в глаза, улыбается.

— Прости, Арманд, прости меня. Ну я дура, да. Идиотка. Ты довел меня до отчаяния. Я не знала, что делать… я думала, ты меня разлюбил.

Его брови удивленно приподнялись. А разве он говорил ей когда-нибудь о любви? Но сейчас не время оспаривать ее розовые фантазии. После того, как его возьмут в «Мадрид», он с ней разведётся. Вышвырнет ее из своей жизни с таким свистом, что ей даже и не снилось. Одна проблема… как на это отреагирует Мати.

Они вышли из туалета почти одновременно, и он тут же остановился. Как будто током шибануло с такой силой, что все тело дернулось. Возле лестничного прохода стояла Нина вместе с Мати. Черт! Они уже приехали… давать показания со стороны защиты. Как сильно она отличается от Каролины. Скромная, просто одетая, с простой прической, а кажется не просто красавицей, а его заклинило на ней. Смотрел несколько секунд, не отрываясь, а потом перевёл взгляд на их сплетенные с Мати пальцы.

Нина повернула голову и заметила его, с виснущей на руке Каролиной, которая поправляла волосы и улыбалась папарацци. Уже позирует, уже играет на публику. Как же его все это раздражало.

Арманд увидел, как потемнели глаза Нины, как она вдруг вся выпрямилась и тут же отвернулась. С ней как раз разговаривал Индюк, на которого с любопытством поглядывал Мати.

— Матиии, сыночееек! — Каролина с визгом бросилась к ребенку, раскрыв объятия под нацеленными камерами. А малыш вдруг спрятался за ногами Нины и вцепился в ее юбку.

— Мати! Ну иди же к маме! Он просто соскучился и стесняется. — повернулась к журналистам, выдавливая улыбку. — Наш Мати очень стеснительный. Ну иди же!

Малыш отрицательно качнул головой и спрятался еще дальше.

— Иди сюда, я сказала! Ты чего меня позоришь? — прошипела и схватила мальчика за руку, подтаскивая к себе, чтобы насильно обнять.





Глава 12




Для него это стало неожиданностью. Собственная реакция на поведение жены, на ее грубое шипение на Мати. Альварес с трудом совладал с собой, чтобы не схватить Каролину за локоть и заставить успокоиться, и не трогать Мати. Особенно на людях.

— Мати взволнован, дорогая. Давай оставим его с няней и пойдем перекусим. Нам многое надо обсудить.