Краденое счастье 2

Это была благодарность не только за воду.





Глава 18




— Куда мы едем? — спросила шепотом, чтобы не разбудить Мати.

— В одно тихое и очень красивое место. Хочу отдохнуть от всего… и чтоб вы оба были рядом.

Быстро посмотрел в насыщенные синие глаза и ощутил прилив адреналина, прилив эндорфинов. Как будто его окатило волной счастья. Придурок. Только что вышел из участка, на нем обвинение висит, дома жена ждет, он может на хрен похерить всю свою карьеру, а у него счастье. Он едет в домик на берегу моря. Купил его несколько лет назад… Тогда еще надеялся, что найдет ту…сучку. Тогда и след ее хорошо взял. Думал, увезет насильно из страны и здесь поселит. В домике этом. Он его создавал, как оазис. Создавал для нее. Березки посадил, васильками клумбы засеял. Чтоб смотреть и глаза ее видеть. Минимум прислуги. Нет городского телефона. Тишина и покой. Из окон виден личный пляж с кремовым песком, бирюзовые волны с кромкой молочной пены и яхту на якоре «Аморе». Представлял, как привезет эту… и оставит себе. Да, пусть даже насильно, пусть против ее воли.

А теперь все это кажется нелепым, странным, больным. Почему с ним не могут быть по своему желанию, почему не могут его любить и радоваться его присутствию? Ему хотелось большего, настоящего, не купленного за деньги и не выдранного по принуждению. Она не радовалась никогда. В глазах жила только ненависть, страх и…похоть, когда он ласкал ее, трахал и снова ласкал. К черту ее. Позвонит детективу и скажет, что поиски окончены. Не будоражит больше, не горит и почти не болит. Только горечь от воспоминаний. А когда Нина рядом, совсем забывает обо всем. Даже глаза эти кажутся ярче, сочнее… как будто это они и есть васильковые.

В машине тихо играет музыка, приоткрыты окна, и запах бриза смешивается с лимонным ароматом ее волос, которые развеваются на ветру и то открывают, то закрывают сливочные скулы. На ней нет ни грамма косметики. Ни штриха. После отретушированного лица Каролины это кажется настоящим.

Все рядом с ней кажется настоящим.

Перенес Мати на кровать, укрыл одеялом и вышел на веранду. К ней. Стоит спиной, в какой-то тоненькой шали на плечах, смотрит вдаль на закат. Подошел неслышно сзади, положил руки на плечи и ощутил, как она напряглась.

— Зачем ты это сделала?

А сам наклонился и невольно зарылся лицом в ее мягкие волосы, потянул запах изо всех сил. Прикрыл глаза.

— Ради Мати… Ему нужен отец.

— Только ради Мати?

Убирая волосы с затылка и лаская кожу у кромки волос кончиком пальца, с диким восхищением видя, как на ней появляются мелкие мурашки. Ей приятно или это от ночной прохлады?

— А что еще ты хочешь услышать, Арманд?

Ему нравилось, как она произносит его имя. Не на испанский манер. Как-то иначе, глубоко и гортанно. И голос томный, тягучий. Опять с ощущением дежавю. Но он больше не сравнивает. Тот образ стирается и тает. Растворяется в прошлом.

— Правду. Я хочу услышать правду.

Повел костяшкой указательного пальца по ее скуле, вниз к подбородку, к приоткрытым губам. Только на ощупь очертил их контур.

— Это правда.

— Нет… другую правду. Ту, что живет в твоих глазах… когда я прикасаюсь к тебе.

Погладил нижнюю губу, затем верхнюю, и у самого скулы свело от желания развернуть ее к себе и впиться в ее рот поцелуем.

— Что там живет? — спросила так вкрадчиво, а у него от ее шепота мгновенно встал.

— Не знаю… скажи мне ты.

Перехватил за талию и притянул к себе, чувствуя, как становится трудно дышать, и как ее округлая грудь касается его руки чуть выше запястья, а ягодицы упираются в пах. Она не сказала, подалась вперед, пытаясь освободиться, а он уже не мог остановиться. Ладонь скользнула вверх, и пальцы нашли сосок через тонкую материю, провел по нему большим пальцем, дразня и едва касаясь, чувствуя, как он твердеет и напрягается, вытягиваясь вперед. Никогда раньше так никого не ласкал. Все в спешке. С нажимом, с грубостью. Для себя. А сейчас нравилось прикасаться и ощущать ответную реакцию.

Пусть молчит… ее тело говорит за нее. Второй рукой по спине вниз, к упругим ягодицам, под юбку, и самого уже трясет от возбуждения, губы жадно впиваются в шею, кусая кожу с тихим рычанием. Вскинула руки и обхватила его голову, поворачивая лицо, подставляя губы его губам. Накрыл и жадно вогнал в ее рот свой голодный язык в тот момент, когда и вонзился в ее лоно средним пальцем так глубоко, что она прогнулась и выдохнула ему в губы, слилась в поцелуе сама…

Так жадно, что его током прошибло, и судорогой дернулось все тело. Грубо сгреб ее в объятия, стиснул изо всех сил, теряя голову, путаясь в этом запахе, в этой страсти, которую она вдруг обрушила на него. Обхватил шею ладонью, выгибая девушку к себе, толкаясь пальцами все сильнее, зажимая ее волосы зубами. Ощутил приближение судорог безошибочно, тут же расстегнул ширинку и вошел в нее одним сильным движением, продолжая удерживать за шею, обхватывая плоский живот другой рукой, чтоб придавить ягодицами к своему паху, чуть присесть и вонзаться сильнее, глубже.

— С ума меня сводишь… Ниииинааа, слышишь? Сводишь с ума!

Просунул ладонь за пазуху, сжал грудь, подхватывая снизу, надавливая на сосок. Какая же она упругая, налитая, крепкая.

— Идеальная… ты идеальная… Нииииина.

Сжал сосок сильнее, ощущая, как в ответ мышцы ее влагалища сдавили член. Бл***дь, он не продержится, его разорвет так же быстро, как и в прошлый раз. Ускоряя толчки, притянул к себе еще ближе, пальцами спереди под юбку, под трусики, раздвинуть нижние губы, отыскивая твердый клитор.

— Дааа, — всхлипнула, когда он почти коснулся ее там.

— Что — да? — выдыхая широко открытым ртом у ее уха. — Что — да?

— Да, — как в беспамятстве подается вперед к его руке, но он перестает двигаться в ней и намеренно не касается клитора. Его сводит с ума этот трепет, сводит с ума ее предвкушение и то, как молитвенно дрожит ее тело.

— Хочешь меня? Скажи, Нина… скажи, что хочешь меня!


Застонала, извиваясь, стискивая его член еще сильнее своими тугими мышцами.

— Хочу, — глухо, срывающимся голосом.

— Чего ты хочешь, Нина? Что мне сделать?

— О Божеее!

— Что? Говори!

— Сильнее…

— Что — сильнее? Трахать тебя сильнее?

— Дааааа.

— Скажи… трахай меня сильнее, Арманд!

— Даааа…

Обвел твердый узелок пальцем, намеренно не касаясь и не надавливая, выдирая из нее и из себя сладострастные стоны. Во рту набирается слюна от желания обхватить ее там ртом и заласкать языком.

— Не «да»… «да» мало, Нина, мало, девочка. Скажи, чтоб я это сделал. Ты же хочешь этого, хочешь кончить, правда?

— Трахай меня сильнее, Арманд! Пожалуйста!

Быстро задвигал пальцем по пульсирующей точке, натирая, надавливая на самый кончик, не толкаясь, не двигаясь, пока ее не выгнуло, и она не забилась в его руках в оргазме, сдавливая его член ритмично с такой силой, что он с диким рыком начал толкаться в ней на адской скорости. Его так накрыло, что все тело окаменело, а из горла рвался крик, чтобы заглушить, впился в ее затылок, зарылся лицом в волосы, заглушая гортанные стоны наслаждения, изливаясь в ее тело.

Какое-то время держал ее обеими руками, продолжая вздрагивать внутри. Голова кружилась, и в висках пульсировало. Сам не понял, как целует ее скулу, как гладит пальцами живот, как все еще легко толкается в ней, наслаждаясь отголосками удовольствия.

— Арманд… мы…

— Тшшшш, — накрыл рот ладонью, — представь, что больше нигде и никого нет. В целом свете никого. Только ты и я… и Мати. Мы в другой Вселенной.

— Но…

— Их нет. Три дня. Дай нам три дня. Об остальном подумаем позже. Скажи «да»…

Напрягся, ожидая, что она оттолкнет, засобирается домой, вспомнит своего долбаного жениха, она вдруг прильнула к его груди спиной и тихо прошептала:

— Даааа.

И его захлестнуло. Впервые в жизни. Ощущение счастья было сильным, мощным, оглушающим.

— Я отнесу тебя в душ.

— Не надо. Я сама.

— Почему? Я хочу увидеть тебя всю.

— Потом… ты увидишь меня потом.

Хорошо. Пусть потом. Ему не хотелось давить. Он увидит гораздо раньше, чем она думает.





* * *


В холодильнике пусто. Пару яиц, сыр и в хлебнице кусок подсохшего багета. Принялся жарить яичницу, ожидая, когда она выйдет из ванной. Он делал это впервые в жизни, напротив смартфона и, когда яичница начала подгорать, выматерился, схватил сковородку голой ладонью, отпустил, сжег все яйца, швырнул ее в раковину, и та злобно зашипела в холодной воде. Ну все. Молодец, Арманд. А об этом ты не подумал.

— О Боже, кто здесь сгорел?

— Твой ужин! Карамба! Теперь у нас ничего нет!

Повернулся к ней злой и ощутил, как эта злость схлынула назад, как происходит отлив от берега. Схлынула, обнажая все эмоции мясом наружу.

Стоит в его рубашке, волосы влажные, собраны в пучок на макушке, несколько прядей упали на шею и прилипли к влажной коже. Ткань намокла и облепила ее грудь. Бл***, и он, словно не имел ее каких-то несколько минут назад, ощутил, как твердеет член. Давно такого не было, чтоб его настолько крыло от женщины. Опустил взгляд на голые ноги, на маленькие пальцы и розовые ногти. Она сводила его с ума вся. Абсолютно вся.

— А с рукой что?

Потянулась к его запястью, но он инстинктивно одернул руку.