Красные туманы Полесья

Глава восьмая




Услышав выстрелы Егорова, Шелестов чертыхнулся и заявил:

— Боец Авдеева открыл огонь. Это значит, что у Буторина с Коганом проблемы. Старшина может стрелять только по охране парадного входа и мотоциклистам.

Тут же раздалась пулеметная очередь.

— Наши или жандармы? — спросил Сосновский.

— Хрен его знает. Вперед! Возиться с официантами уже некогда, времени не осталось, валим всех ножами.

— Понял, — сказал Сосновский и ударом ноги выбил дверь.

Шелестов выскочил на кухню, оказался за спиной официанта и ударил его ножом под лопатку. Молодой мужчина рухнул на кафель пола.

Сосновский уже перепрыгнул через металлический столик, сбил с десяток бутылок коньяка, водки, сухого вина. Он набросился на второго официанта.

Тот вдруг схватил большой разделочный нож.

— Завалю тварь! — крикнул он на чистом русском.

— Ах, так ты еще и местный.

Сосновский двинулся влево, но тут же отпрыгнул вправо. Это двойное движение в противоход заставило официанта выбросить вооруженную руку в пустое место. Капитан тут же рубанул по его запястью своим ножом, захватил руку противника, полоснул по горлу.

Шелестов легко справился и с третьим официантом.

Выстрелы на улице услышали высокопоставленные фашисты, находившиеся в гостиной. Послышались крики. Двое в штатском рванули в коридор, прямо на Шелестова и Сосновского. Майор дал очередь, и они распластались на полу. За ними упали еще трое. На этот раз по ним выстрелили оба офицера.

Здание сотряс мощный взрыв, от которого заложило уши. Это Буторин кинул гранату в толпу, образовавшуюся между столов, ближе к парадному входу. Осколки мощной «Ф‐1» свалили с десяток немцев. Кто-то закричал, послышались пистолетные выстрелы. Их тут же заглушили автоматные очереди.

В зал ворвались Шелестов и Сосновский.

Все вокруг было в дыму, среди которого метались люди, наталкивались друг на друга, стреляли по сторонам.

— Сектор тридцать градусов, не зацепи зону у задней стены. Я работаю по Кубе и полковнику, — сказал Шелестов Сосновскому.

Тот тут же открыл огонь по теням, стрелял и медленно продвигался вперед.

Офицеры группы хорошо изучили план помещения. Они рассредоточились так, чтобы никто не оказался на линии огня своего напарника.

Шелестов отпрянул к стене. На него вдруг вылетел огромного роста мужчина в штатском. Физиономия перекошена, в глазах изумление и боль. Наверное, этот тип получил осколок. Он несся к спасительному коридору.

Майор выстрелил ему в живот, когда их разделяло всего сантиметров пятьдесят, и отпрыгнул. Туша, пробитая пулями, врезалась в стену, по ней сползла на пол и забилась в судорогах.

Шелестов сменил магазин и продолжил стрелять в толпу, продвигаясь вдоль стены.

Сейчас он оказался в зоне обстрела от входа, поэтому крикнул:

— У двери, сместить огонь вправо!

Буторин и Коган, как раз расстрелявшие по магазину, одновременно перезарядили оружие и ударили по правой стороне.

Шелестов тоже стрелял и пытался разглядеть у стены знакомое лицо. Он едва не наткнулся на штандартенфюрера Генкеля, который своим телом закрывал генерального комиссара Кубе.

Они встретились взглядами. Разведчик кивнул. Шелестов выстрелил и попал Генкелю под ключицу. Тот сморщился от боли, но смог показать глазами, мол, завершайте работу и уходите.

— Добиваем всех и отходим к старшине! — крикнул майор.

Вся компания гитлеровцев уже корчилась на полу, на стульях. Никого не миновали ни пули, ни осколки.

Офицеры дали последние очереди по залу и выбежали на улицу.

— Ну и как, майор? Покрошили вы эту нечисть? — спросил Авдеев, осуществлявший вместе с Соболевым прикрытие.

— Покрошили. Давай бегом к поликлинике и машине. Отзывай Егорова.

Особая группа и Авдеев выщли к «Опелю», старшина с сержантом спрятались в развалинах.




«Опель» выехал на Булавскую и свернул направо, к железнодорожному вокзалу. Со стороны Летнего переулка и Кайзерштрассе бежали офицеры, солдаты, выезжали мотоциклы, машины. «Опель» сдал к тротуару, пропуская их. На него никто не обратил внимания. Наверное, потому, что группа, устроившая бойню в резиденции Вильгельма Кубе, двинулась не к выезду из города, а в глубину его, к вокзалу. Буторин с Коганом переоделись.

Авдеев пропустил грузовик с эсэсовцами, повел автомобиль по Булавской, посмотрел в зеркало заднего вида и сказал:

— Два бронетранспортера пошли на север.

Шелестов, сидевший рядом с ним, проговорил:

— Так и должно быть. Ты, Саня, прибавь газку. Нам еще по Вокзальной идти. Если там не проскочим, то придется прятаться в развалинах. Теперь немцы такую облаву устроят по полной программе, все прошерстят.

— Надо было форму оставить.

— Если нарвемся на патруль, то никакая форма нам не поможет. У нас в любом случае остается один вариант — прорыв. Так что проверили оружие, заменили магазины, подготовили гранаты!

В машине лежали еще две «Ф‐1».



Расчеты штандартенфюрера Генкеля полностью оправдались. План операции, разработанный им, был реализован. В центре города возникла суматоха.

Немцы знали, что произведена крупная диверсия, но кем? Куда подевались эти негодяи? В суете метались офицеры и солдаты армейских частей. Жандармерия собирала все патрули на восточную и северную стороны Минска. Туда же направились и роты батальона СС.

Немалую роль в создании суматохи и полной неопределенности сыграл раненый Генкель. Он еще до перевязки сказал командирам частей и подразделений, прибывших в резиденцию, что атака боевой группы противника велась со стороны поликлиники. Так оно, впрочем, и было на самом деле. Штандартенфюрер якобы слышал, как командир диверсионной группы, состоящей не менее чем из десяти человек, тот самый, который стрелял в генерального комиссара, кричал: «Все! Отход к технике и прорыв в лес!» — причем на немецком языке. Все диверсанты были в штатском. Но это те, которые вошли внутрь. Должны были быть и другие боевики. Именно они и уничтожили охрану. А еще за дверью Генкель якобы мельком увидел человека в эсэсовской форме, стрелявшего в солдата охраны. Знаков различия он, конечно, не рассмотрел, но с формой ошибиться не мог, сам носил такую.

Бледный Кубе поддакивал ему и благодарил Генкеля за спасение. Генеральный комиссар, не получивший даже царапины, пришел в себя и начал описывать героизм Генкеля. Мол, только он один и стрелял по диверсантам. Кубе подтвердил все его показания, заявил, что командир боевой группы противника действительно отдал то самое распоряжение, которое слышал не только Генкель, но и он сам.

Исходя из всего этого, и был принят план погони за диверсантами с блокированием сперва северной и восточной частей города, а затем и западной. В действия старших офицеров вмешивался Кубе. Он решил взять на себя руководство операцией по уничтожению боевой группы, чем внес в это дело еще больше хаоса. Старшие офицеры практически не знали, что им сейчас делать. Руководство Кубе стало им только на руку. Будет на кого свалить неудачу.

Тем временем медперсонал госпиталя, прибывший на санитарных машинах, осматривал тела. Оказалось, что, кроме генерального комиссара и штандартенфюрера Генкеля, выжил начальник СС бригаденфюрер Цепнер. Он был изрешечен осколками и находился без сознания, но дышал. Его быстро уложили на носилки и отправили в госпиталь. Все остальные важные персоны, приглашенные на званый обед, были убиты.

Медики предложили Генкелю проехать в госпиталь, но он отказался и заявил:

— Я должен находиться рядом с господином Кубе.

Генеральный комиссар услышал это и сказал:

— Не стоит, штандартенфюрер. Свою миссию вы выполнили, спасли меня, и теперь узнаете, как безмерна моя благодарность. Я говорю не о себе лично, не о Вильгельме Кубе, а о должностном лице, комиссаре генерального округа «Белоруссия».

Генкель чувствовал себя все хуже. Поэтому после слов Кубе он согласился поехать в госпиталь, где тут же был отправлен в операционную.



Боевая группа на «Опеле», ведомом капитаном Авдеевым, дошла до Вокзальной.

— Как и договаривались, вдоль полотна? — спросил он.

— Да, непосредственно вдоль полотна. Потом через старое депо на дорогу, которую используют охранные подразделения гитлеровцев, — ответил Шелестов. — Дальше…

— Дальше я все помню.

— Проскочим старое депо — сможем считать, что вырвались из города. Именно там должна пройти западная линия блокирования.

Эта улица было безлюдна. Здесь в основном жили железнодорожники и члены их семей. Мужчины находились на вокзале, в депо. Женщины в связи с отсутствием в городе работы сидели дома с детьми, занимались хозяйством. Никому не было никакого дела до «Опеля», следовавшего по Вокзальной.

— Прибавь скорость, — сказал Шелестов водителю. — Но гляди в оба. Тут могут объявиться патрули полевой жандармерии. Их будем бить с ходу.

Авдеев увеличил скорость.

Патрулей на свое счастье диверсанты не встретили. Сказалось грамотное управление Вильгельма Кубе, перебросившего большую часть таковых на север и восток. Район, по которому шел «Опель», не попал в зону блокирования.

Машина буквально пролетела рядом со старым депо, трясясь на колдобинах. Офицеры охнули. Шелестов схватился за ручку двери.

Для того чтобы втиснуться в проезд по следующему участку депо, Авдееву пришлось изрядно потрудиться. Он удержал машину на двух крутых поворотах, но получил немало ласковых слов от офицеров.

Вырулив на дорогу, следующую вдоль железнодорожного полотна, он рассмеялся и заявил:

— Что, бродяги, в резиденции не боялись, а тут страшновато стало?

— Настучать бы тебе, капитан, по макушке за такое вождение! — ответил Сосновский. Какого хрена здесь-то гнать? Ведь видел же, что депо не закрыто.

— Зато теперь спокойнее. Я прав, товарищ майор?

— Прав, капитан, но по макушке тебе настучать не мешало бы.