Кровь и почва

 * * * 



1




В конце января на избрание нового императора электоры собрались, как положено по древней традиции, «на костях», то есть в том же здании, где умер предыдущий монарх империи – Отоний, в его охотничьем замке близ столицы, уютном милом поместье с небольшим двухэтажным дворцом, больше приспособленным для семейного проживания, нежели для парадной жизни, и находящимся при нем аккуратным поселением придворных и дворцовых служителей, обслуживающих императорскую охоту.

В тот же день объявили городу и миру решение съезда электоров. Новым императором четырьмя голосами против двух был избран Бисер Первый, кронпринц королевства Ольмюц. Его единственный соперник по баллотировке граф Тортфорт-старший потерпел поражение.

Остальных претендентов отсеяли электоры единогласно еще в первом туре голосования.

Официальную коронацию и парад назначили через неделю на шестое февраля.

Но уже тридцать первого января охотничий замок, где проходил традиционный торжественный обед, который новый император давал электорам и их малым свитам после принятия новым монархом присяги на верность империи, взлетел на воздух. По слухам, мгновенно разбежавшимся по городу, там погибли все, кто в тот момент находился в здании. В том числе и новый император Бисер Первый.

Как стало известно намного позже, граф Тортфорт, едва весть о взрыве дошла до города, поспешил обвинить в теракте Лигу социальной справедливости. Одновременно было широко объявлено, что интеррекс князь Лоефорт погиб вместе с остальными электорами и императором, и Тортфорт, как полковник императорской гвардии, взял и объявил себя временным верховным правителем империи. О чем тут же его сторонники стали распространять соответствующий манифест. И еще граф ввел в столице военное положение.

Долго потом разные комментаторы недоуменно чесали репу, почему именно военное, а не чрезвычайное положение. Военное положение априори давало неограниченные полномочия главнокомандующему на еще не закончившейся официально войне. Но… фельдмаршал граф Аршфорт числился в списке приглашенных на роковой обед, и Тортфорт, возможно, посчитал его погибшим среди прочих. А вот то, что младший Бисер неожиданно нашел фельдмаршалу более срочное занятие, чем подхарчиться на халяву на императорском банкете, до публики доведено не было. Других логических объяснений не нашлось. И как бы там ни было на самом деле, но в момент взрыва фельдмаршал находился в тридцати трех километрах от его эпицентра.

Имперская контрразведка, которую так и не успел распустить покойный император Отоний, заявила о полной поддержке графа Тортфорта как верховного правителя. Камеры в подвалах ее столичного здания спешно приводились в порядок и уплотнялись к приему новых посетителей. И даже освобождались от неперспективных узников, выбрасывая их в первобытное состояние на улицу.

Однако Лига социальной справедливости вопреки своему обыкновению не спешила брать на себя ответственность за ликвидацию всей верхушки империи. Лига была занята более важной и очень насыщенной программой – разгоравшейся гражданской войной в республике. В Лютеце строили баррикады, и адептам лиги стало совсем не до империи. Не так уж и много их было, этих адептов.

Я на этом обеде не присутствовал, так что все интересное пропустил. Во-первых, чином не вышел для такого мероприятия, во-вторых, был занят – гонял своих мехводов на репетиции к коронационному параду. Дело для них новое, неведомое, в котором есть масса всяких хитростей и нюансов, мною пройденных еще в Российской армии. Техника на параде должна пройти ровно, как по линеечке, и завораживать обывателя имперской мощью. И ею же пугать потенциальных супостатов.

Сводная ротная коробочка рецких штурмовиков и егерей занималась шагистикой отдельно от техники на соседнем плацу городка гвардейских инженеров.

Но вернемся к охотничьему замку. Круг званных новым императором лиц был весьма узок. В него не вошли даже такие ближники нового императора, как генерал Молас и командор Плотто. Даже сын покойного императора, бывший имперский принц Тон не был приглашен. От Ольмюца присутствовали генерал-адъютант короля Онкен и еще пара-тройка придворных персон, имена которых мне ни о чем не говорили. Не сталкивался я с ними. Примерно такой же узкий состав делегаций был и от других электоров. Мероприятие планировалось хоть и протокольное, но неофициальное: собрались, зафиксировали свое лояльное присутствие пред очами монарха, вкусно поели, поговорили на отвлеченные темы, прощупывая позиции партнеров, и все. Потому никаких референтов, бумаг и прочей бюрократии.

Гром от взрыва донесся до военного городка гвардейских инженеров, уже слегка приглушенный лесом. Как только у меня зародилось подозрение о том, что именно произошло, весь ужас случившейся трагедии с заиканием вывалил на нас примчавшийся галопом на взмыленной лошади испуганный вестовой от охраняющих охотничий замок гвардейцев.

То, что случилось, было за пределами понимания аборигенов и своей абсолютной новизной ломало в их представлениях всю картину мира. Но бывшему жителю России двадцать первого века к терактам не привыкать.

Долго я не размышлял. Теракт, он и в Африке теракт. Развернул на плацу бронетехнику, приказал заправить машины водой и керосином под пробку, грузить весь имеющийся в наличии шанцевый инструмент, медицинские комплекты первой помощи и на всякий случай взять полный боезапас. Посадил штурмовиков на броню десантом. А те, кому мест не хватило на броне, разместились на имеющиеся в техническом парке имперской гвардии тягачи и рутьеры. И двинул я все это воинство в сторону охотничьего замка изображать из себя МЧС и медицину катастроф в одном флаконе.

Гвардейские императорские инженеры поспешили за мной пешим порядком. С гужевым обозом.

За врачами послали отдельно, с приказом гнать к охотничьему замку всех, кто только подвернется под руку из их сословия.

Через час хода по хорошей брусчатой дороге мы были уже на месте.

Вокруг замка кучковалась, не зная, что им делать, наполовину контуженная рота дворцовых гренадеров. Растерянность среди императорских гвардейцев была полная, до потери ориентации в пространстве и времени.

Я вскочил на крышу броневика и, изображая из себя рассерженного Шойгу, выстрелил несколько раз из пистолета в воздух. И когда привлек к себе внимание, начал раздачу пилюлей, вперемежку выдавая ценные указания по разбору завалов.

Не сказать, что я такой уж сильный специалист в этом деле, но, по крайней мере, представлял, что нужно делать и в какой последовательности.

Нарядных гренадеров использовали в качестве грубой рабочей силы. Неча им херней страдать[1]. Здоровые отборные лбы, каждый не меньше ста восьмидесяти сантиметров ростом. А физический труд на свежем воздухе – лучшее лекарство от легкой контузии. Мои немногочисленные рецкие саперы взяли на себя функции бригадиров гренадеров. А там и императорские инженеры подтянулись. И появилась возможность перекинуть на знающего человека должность прораба.

В два бульдозерных отвала и один кран сдвигали большие каменные фрагменты обрушившихся конструкций, остальная бронетехника оттаскивала их в сторону тросами на буксире. Стропальщики из штурмовиков были не ахти, но других-то вокруг и вовсе не находилось.

Еще через час адской работы раскопали парадный обеденный зал.

Император и рецкий герцог были еще живы, хотя и сильно контужены. На их счастье, они отошли за колонну из цельного камня перекурить и пошептаться, и эта колонна, сбив их с ног, упала косо на массивную большую малахитовую вазу, оставив им в завале некоторое жизненное пространство. Повезло… Чего не сказать об остальных, заживо раздавленных, гостях и лакеях. Те же, кто на первом глухом этаже пребывали, вдобавок еще задохнулись от ядовитых дымов шимозы.

По мере разбора завалов трупы гостей сносили на боковую парковую аллею и складывали в ряд согласно списку приглашенных, отдельно от них на другой дорожке – придворных и дворцовых служителей, а также внутренний парадный гвардейский караул. Некоторые трупы были настолько обезображены, что их опознали только по характерным деталям одежды и специфическим орденам входящих в империю королевств и герцогств. Церемониймейстера императорского двора узнали только по позолоченному посоху, который упавший ригель вбил в его тело.

Причина взрыва явственно читалась на обломках охотничьего замка. Экразит. Местами развалины оказались окрашены желтой пыльцой невзорвавшегося пикрина и черными подпалами копоти. Это сколько же взрывчатки заложили, чтобы вызвать такие фатальные разрушения крепкого здания? Кто-то решил действовать наверняка, и чтоб без осечки.

Начавшийся пожар быстро погасили, растащив его и забросав снегом.

Подтянувшиеся вслед за нами гвардейские инженеры готовы были землю есть, доказывая, что боевого экразита на их складах никогда не было. Для полигонных условий им всегда достаточно было аммонала. И вообще, судя по сохранившимся фрагментам, в качестве основной взрывчатки использовали обычный желтый краситель на основе пикриновой кислоты и нитраты для полевых удобрений. В мешках. Фасовка гражданская. А вот инициирующий состав – тротил. А его так просто не купить. Подрыв осуществили по проводам с помощью динамоэлектрической машинки с реечным приводом. Других тут и не изобрели пока. Оставшиеся от взрыва провода нашли достаточно быстро под слоем дерна и раскапывали их почти на километр в сторону от дворца. Причем медные эти провода были не только посеребрены, но и хорошо заизолированы шелковой нитью с битумной обмазкой в несколько слоев. Последний слой был еще и освинцован. Серьезно готовились террористы. Саму адскую машинку не нашли – злодеи, видимо, унесли ее с собой. Остались на месте инициации подрыва только следы от лошадиных копыт, которые зримо уходили на столичный тракт. Ищи-свищи дальше следы на брусчатке. Ловите конский топот, как говорится.

– Морской провод островитян, господин командор, – показал мне ископаемый кусок проволоки с зачищенными концами гвардейский инженер-майор Лебенфорт. – Точно такой же провод островитяне используют для управляемого минного поля в акваториях своих портов. Ему вода нипочем. Может, это вообще были не наши?

– Ага… – усмехнулся я. – Включи мозг, майор. Канавки тут в парке копали и косметику на ландшафтный дизайн наводили тоже моряки с Соленых островов? На виду у всех? В полной парадной форме? Тайно такой объем работ не провести.

Инженер-аристократ совершенно по-простонародному почесал в затылке:


– По крайней мере, господин командор, могу точно сказать, что из гвардейского инженерного городка никого не привлекали для этого. Можно и журналы работ поднять. В том числе и по ремонту инженерных коммуникаций дворца за прошедшие несколько лет. У нас все записано и архивы в порядке.

– Это уже, майор, будете раскапывать не со мной, – сказал я ему, кивнув на подъехавшего верхом к развалинам Моласа в сопровождении небольшой свиты.

Генерал как раз слезал с коня, кинув поводья ближайшему гренадеру. И я поспешил к нему с докладом.

По иронии судьбы император – уже законно избранный Бисер Первый – остался жив и относительно работоспособен. Синяки, шишки и переломанные пальцы не в счет, как и легкая контузия. По крайней мере, разговаривал он здраво.

А вот рецкий герцог Ремидий, который прикрыл собой Бисера, был плох. Ему кроме контузии еще отдавило ноги каменной балкой.

Военные гвардейские врачи разворачивали палатку полевого госпиталя и готовили герцога к ампутации голеней. Иначе они гарантировали ему не быструю, но мучительную смерть от неминуемой гангрены.

– Савва, – позвал меня Ремидий к своему ложу и, превозмогая боль, приказал: – Гони сюда срочно двух нотариусов из города, пока меня еще резать не начали. И позаботься о моих внуках. Они и тебе не чужие. Обещай.

Я держал в ладонях руку герцога, и из моих глаз непроизвольно катились слезы.

– Обещаю, – выдавил из себя шепотом, прямо глядя в его глаза.

Поить себя спиртовой настойкой опия герцог запретил. Терпел. Желал быть в ясном сознании.

Пригнанные на пределе лошадиных сил из города нотариусы – на шестерке мощных рысаков, запряженных в императорскую карету цугом, – в состоянии пребывали ошарашенном, но работоспособном. Пока мои штурмовики отгоняли от герцога хирургов, они составили завещание Ремидия, «пребывающего с ясной головой и в твердой памяти», согласно которому Рецкую марку ему наследовал старший внук, а младший получал автономию в графстве Риест под протекторатом старшего брата. Титулы герцога и маркграфа оставались за старшим. Я сам в случае смерти Ремидия становился регентом герцогства с правами электора до совершеннолетия юного герцога. Прописаны были и ограничения власти регента, налагаемые Палатой баронов в исключительных случаях, а также сама процедура принятия таких ограничений, весьма запутанная и требующая квалифицированного большинства при голосовании.

Окончив диктовку, Ремидий откинулся на свернутый в валик плащ, заменивший ему подушку. Лоб его покрылся испариной. Но предавался он законной своей слабости недолго.

Завещание, заверенное двумя столичными нотариусами, я получил на руки, а копии они оставляли на хранение у себя. Перестраховщик Ремидий. Но ему лучше знать местные реалии.

Хотел он на меня по доброте душевной еще графский титул навесить, но я категорически отказался. Графы в Реции только его внуки, и больше никто. Герцог со мной согласился.

– Теперь можете давать ваш опий, – заявил Ремидий с чувством выполненного долга. – Терпеть эти боли никаких сил уже нет.

И ведь даже не застонал ни разу, только рычал иногда. Железный старик.

В хирургическую палатку я за герцогом не пошел. Не смогу видеть, как ему отрезают ноги. Я спокойно отношусь к виду крови, но тут… Тут личное. Полюбил я этого старика.

Император, полусидя у развалин на раскладной походной кровати, приставленной к каким-то ящикам, уже отдавал несколько сумбурные приказания. Рядом с ним крутился генерал Молас. Он по ходу пьесы вносил необходимые коррективы в монаршую волю. На что Бисер только кивал в подтверждение. Все крутилось и вертелось, внося в хаос первых часов некую упорядоченность. Мне вроде как делать стало уже нечего.

Оставшиеся в живых дворцовые лакеи выносили лишний скарб из домика императорского лесничего и готовили его под временную резиденцию Бисера, теперь уже не младшего, а единственного. Император категорически отказался ехать в столицу. Может, он и прав в этом…

Птенцы гнезда Моласа оккупировали кордегардию, в которой находился сохранившийся городской телефон. Оборванные взрывом воздушные провода инженерный унтер из гвардейского городка как раз заканчивал менять.

Когда у Моласа выдалась свободная минутка, я оттащил его в сторонку.

– Где ваши волкодавы? – наехал я на второго квартирмейстера генерального штаба. – Профукали все! Бойцы невидимого фронта.

Последнюю фразу я сказал зло и с некоторым презрением к его службе.

– Там, где и должны быть, – ответил мне генерал спокойно, но скрывая раздражение. – Работают…

– Тогда почему замок взорвался? – не слезал я с него.

– Судя по всему, взрывчатку заложили давно, – рассуждал генерал. – В замурованном помещении подвала. Похоже, я тогда еще на Восточном фронте был. Готовились взрывать, скорее всего, еще покойного Отония, а Бисер уже так, случайно подвернулся не в то время и не в том месте.

– А Отония просто-напросто отравили, – выдал я ехидное утверждение. – По-простому. Грибков намедни поел, и все…

– Нет, Савва. У Отония был рак, – сказал генерал и закурил папиросу. – Неизлечимый.

– Почему об этом не знали?

Молас разогнал от своего лица табачный дым и заявил наставительно:

– Здоровье императора есть страшная государственная тайна. Тем более в войну. И особенная тайна то, что в последние месяцы дикие боли ему купировали сильными наркотиками. Железный был человек.

У меня перед глазами пронеслась сцена, когда император, рассекая на аэроплане небо, с радостным смехом стрелял из автомата по воронам. Явно он был тогда под крутой химией. Просто мне в тот момент это и в голову не пришло. И вообще некоторые странности поведения покойного императора прояснились в моем понимании.

– Отоний все поставил на свою реформу имперского гражданства как связующей нити всех земель империи. И связанной с ней гражданской службы. Скрепы всех имперских племен и народов. Соединение крови и почвы. Он не мог бросить все на полпути. – Молас прикурил папиросу от папиросы. – Иначе бы реформы забуксовали. А там и вообще аристократы свели бы их на нет.

– Понятно, – вдохнул я с силой ноздрями. – Кого прикажете бить первым?

– Все-то ты, Савва, схватываешь на лету. Но торопишься. Надо дождаться их прямого выступления. Иначе нас не поймут. И узурпаторами окажемся уже мы. Даже с законным императором во главе. Твои-то все здесь?

– Все, кроме охраны эшелонов, – доложил я.

– Добро. Мои тоже уже все на местах. Ждут сигнала. Повяжи своим на бицепс белую ленточку. Для опознания. Хоть из бинта сделай. Охраняй императора до прихода ольмюцкой гвардии и жди моего приказа. Давить заговор Бисер назначил меня.

– Мосты, вокзалы, почта, телеграф, телефон, банки и казначейство? – спросил я с ехидной усмешкой.