Кровоцвет
Часть 19 из 50 Информация о книге
Он до сих пор держал меня за руку. – Мне не нужно ничего, кроме доверия. Если я поведаю тебе одну важную тайну, обещаешь ли ты мне поверить? – Я представила эту беседу: «Здравствуй, Ксан! Сюрприз! Я – настоящая ренольтская принцесса. Пожалуйста, не казни Лизетту, она всего лишь виновна в небольшой государственной измене». – Да, думаю, это я могу обещать, – задумчиво протянул он. Чтобы противостоять Торису и помочь матери сохранить ренольтский престол, нужно иметь в Аклеве влияние. Без поддержки аклевцев Трибунал не свергнуть. Вот он – мой шанс эту поддержку заслужить. – Идет, – сказала я. – Я тебе помогу. * * * Когда Кейт с Натаниэлем уснули, я накинула плащ Келлана, выскользнула из дома и вернулась к потайному туннелю. Гроза стихла, разбившись о невидимый колпак, защищавший Аклев. Когда я вышла из туннеля в бухте, небо прояснилось, а море успокоилось. Они были усыпаны мириадами мерцающих звезд, и невозможно было сказать, где кончается одно и начинается другое. В окнах замка не было света. Проходя мимо западного крыла, я искала взглядом окна брата. Я знала, что он уже давно спит, и все равно надеялась увидеть его хоть одним глазком. Я прокралась по саду с террасой и вышла на поле по другую сторону замка. Фалада поприветствовала меня тихим ржанием, и я нежно потрепала ее за гриву. – Ну здравствуй, сладкая моя, – ворковала я в подражание Келлану. – Ты думала, я про тебя забыла? Но как же можно забыть такую красавицу? Она заржала мне в ответ. Одной рукой я провела по ее бархатистой морде, а другую сжала в кулак, впившись ногтями в едва затянувшийся порез. На ладони выступила кровь. – Я понятия не имею, что делаю, – призналась я, когда три капельки крови упали Фаладе на лоб. – Но мне нужно тренироваться, так почему бы не начать с тебя? – Я положила руку ей на лоб, закрыла глаза и погрузилась в себя. Я уже достаточно хорошо чувствовала магию, чтобы распознать ее присутствие. Она загоралась во мне тихим огоньком, но чтобы управлять им, нужно было найти его источник – узнать, где находятся угли. Прошло несколько минут, но мои старания не дали результатов, и я уже готова была отчаяться. – О чем я только думала? – сказала я вслух. – Как я помогу Ксану, если даже это у меня не выходит? Фалада спокойно фыркнула, будто подсказывая мне очевидный ответ. – Прости, дорогая, я не Келлан. Я не говорю на твоем языке. Я достала окропленный кровью лоскуток. Из-за игры света пятно Келлана казалось ярче. Когда я дотронулась до него, меня переполнила грусть, разливаясь по самым темным уголкам моей души. Я чувствовала ее каждой клеточкой тела, от головы до ног. Я зажмурилась и снова положила руку Фаладе на голову, на этот раз направляя силу с помощью слов: Tu es autem nox atra. «Белый цвет – прочь, будь черной, как ночь». А затем открыла глаза. На месте Фалады стояла черная как смоль кобыла. Это была лишь иллюзия. Если склонить голову набок и прищуриться, можно было разглядеть ее настоящий окрас. Но со стороны ее было не узнать. Я вздохнула с облегчением. Фалада замаскирована, и ей ничто не угрожает. Я еще долго гладила блестящую черную шкуру лошади, нашептывая нежности ей на ухо и подкармливая ее морковью со стола Кейт. А она то и дело оборачивалась, будто кого-то ждала. – Мне тоже его не хватает, – сказала я. Но Фалада оглядывалась не в поисках Келлана. Она смотрела на Предвестницу, стоявшую ко мне спиной в зарослях кровоцвета у подножия башни. Я стала пробираться к ней. Внезапно под моим башмаком хрустнул побег. Темно-красный сок испачкал подол моей юбки и брызнул мне на ногу. Я тщательно вытерла его, хотя не знала, способен ли яд впитываться через кожу. Оставалось надеяться, что он действует только при приеме внутрь и на открытых ранах. Я осторожно пошла дальше, хотя с каждым шагом наступала на новые ветви, оставляя за собой влажные красные следы. Кровоцвет – ползучее растение, но здесь он сплошным покровом обвивал всю башню до самой верхушки. Дверей нигде не было видно. Лоза росла в несколько рядов: под молодыми побегами виднелись старые, давно высохшие стебли. Я обошла башню и остановилась на краю утеса над бухтой. Там я почувствовала знакомое покалывание в затылке, шее и плечах. Предвестница стояла у подножия башни и смотрела на шпиль. Я подошла поближе. – Чего ты от меня хочешь? Зачем ты привела меня сюда? Откуда тебя знает Торис? – Я помедлила. – Ты всегда появляешься перед чьей-то смертью. Неужели кто-то снова погибнет? Она была неподвижна. Только волосы развевались против ветра, дувшего с моря. – Арен? – окликнула я, впервые называя ее по имени. Она обернулась, и я чуть не закричала. Это была не Предвестница, а дух другой женщины. Ее лицо было покрыто запекшейся кровью и так изуродовано, что узнать его было невозможно. Она смерила меня долгим пытливым взглядом и захромала к башне, а потом растворилась в зарослях кровоцвета. 16 – Тебе надо было это видеть, – смеясь, сказала Кейт на следующее утро, когда мы шли по оживленному торговому кварталу. – Натаниэль был похож на большого испуганного медведя, который стоял и смотрел на свои пустые руки, а рыба выпрыгнула вверх прямо из его ладоней и исчезла в деревьях над его головой. Она предложила мне пройтись вместе с ней вблизи центра города, чтобы разнести выполненные швейные заказы клиентам. Все утро она в красках рассказывала мне о том, как они с Натаниэлем познакомились. Хотя я по-прежнему робела в ее присутствии, я была восхищена. – Так вот когда ты в него влюбилась? Когда мальчик подцепил его рыбу на крючок и поднял на дерево? – Ну, не прямо в тот самый момент, – улыбнулась она. – Натаниэль гнался за ним до самого его дома и всю дорогу орал. Поймав вора, он был полон решимости надрать ему уши, но тут увидел, что того поджидают родные: мать мальчугана была больна и прикована к постели, с ней оставались двое младших детей, которые несколько дней просидели без еды. Что тут скажешь: мы с Натаниэлем не стали требовать украденную рыбу обратно. Тем вечером мы перекусили холодными бобами. – Так значит, вот когда это случилось. Когда он подарил твой ужин другим. Она поджала губы и покачала головой. – Нет, не тогда. Но потом мы останавливались возле этого дома всякий раз, когда проходили мимо, и оставляли на пороге корзины с рыбой. А еще молоко, сыр, хлеб… Натаниэль платил за это из своего жалованья. Он носил им еду несколько дней, пока мать не встала на ноги и не вернулась к работе в деревне. И в какой-то момент в этот отрезок времени, где-то между хозяйством жениха и родным домом, я влюбилась в Натаниэля. В своего сопровождающего. В лучшего работника моего жениха, в его «самый ценный актив». Я была дочерью аклевского лорда, а Натаниэль – сыном странствующего кузнеца. Наши пути никогда не должны были пересечься. Но как только я узнала его, я поняла – это тот человек, которого я хочу для себя, и решила, что сделаю все, что потребуется, чтобы быть с ним всегда. Если для этого придется оставить свою прежнюю жизнь – значит, так тому и быть. Поэтому однажды, по пути к дому жениха, я попросила Натаниэля отвести меня в ближайший эмпирейский храм и жениться на мне. – При воспоминании об этом она улыбнулась. – Мы оставили нашу прошлую жизнь и больше к ней не возвращались. Мы прибыли сюда, и Натаниэль начал работать с Ксаном, а я решила брать на дом заказы по починке и шитью одежды, чтобы помочь нам сводить концы с концами. А теперь вот это. – Она блаженно улыбнулась, глядя вниз на свой круглый живот. – Вовсе не такую жизнь я себе представляла, будучи маленькой девочкой. Но эта жизнь гораздо лучше. – А как отреагировал твой жених? – Честно говоря, он испытал огромное облегчение. Я его очень любила – было трудно его не любить – но между нами никогда не было ничего кроме дружбы. Наш союз стал бы очень выгодным с точки зрения положения и приобретения имущества, но я боюсь, Дедрику брак виделся делом жутко скучным. Ему нравилось завоевывать. Обязательства? Нет, это не для него. – Она с нежностью рассмеялась. – Расставание оказалось на руку нам обоим. После того, как я перебралась в Аклев, мы пару раз обменялись письмами, и в них он признался, что был рад такому исходу. – С тех пор ты ни разу не видела своих родных? – Не могу сказать, что для меня это большая потеря, – призналась она, играя с кончиком своей косы. – Единственный человек, по которому я скучаю, – это мама. Мы были очень близки. После того как Кейт доставила последний заказ, мы немного прошлись вдоль рядов торговцев специями. Нитки с зубчиками чеснока, гирлянды тимьяна и веточки розмарина висели на их лотках, как ожерелья на прекрасной даме. – Сегодня День Истца, – сказала Кейт. – Примерно раз в месяц король устраивает публичную аудиенцию в суде, выслушивает жалобы, выносит приговоры, издает указы. Нам нужно торопиться. Ксан попросил вернуть тебя ему после полудня. Как только начнутся судебные разбирательства, пройти будет труднее. Мы подошли к главной площади, на которой толпились люди. Несколько мужчин усаживались на платформе, возведенной у подножия громадных ступеней замка. – Это кто – лорды? – Да. Видишь того коротышку в пурпурной парче? Это барон Инграм. А того, с седыми волосами? Кастиллион. Слева от него – Рамос. Рядом – Ачеб. А вон там Лим и… – Она помедлила, прежде чем назвать имя молодого человека, находившегося от нас дальше всех. Он был очень хорош собой и очаровательно улыбался. – Кто это? – спросила я. – Жених, о котором я тебе рассказывала. Это он. Дедрик Корвалис. Король восседал на высокой платформе на тяжелом, обитом бархатом кресле, который вытащили из дворца, чтобы тот послужил ему троном. За его спиной я разглядела сияющий водопад золотистых волос, которые могли принадлежать только Лизетте. Рядом с ней сидел Конрад: он смотрелся настоящим принцем. На брате был элегантный белый плащ с золотыми пуговицами, напоминающими медали. Спину он держал ровно, пальцы рук, сложенных на коленях, переплел в плотный замок. Я видела, что он отчаянно пытается не вертеться. Я догадывалась, что ему не хватало игрушки, вроде той, что я давала ему, чтобы помочь расслабиться и перестать тревожиться. Торис навис над ними, одетый как рейнольтский лейтенант. Я ощутила горечь во рту: на нем была запасная униформа Келлана, не хватало только плаща. Я подумала: а не украл ли он и имя Келлана? И когда услышала, как к нему обратились «лейтенант Грейторн», поняла, что вынести мне это едва ли по силам. Я спросила у Кейт: – А кто из них принц Валентин? Она искоса посмотрела на меня. – Никто. Он на такие мероприятия не ходит. Ему никогда не нравилось быть на виду у толпы. Кажется, это общая черта всех принцев, подумала я. Но Конрад, по крайней мере, был здесь и пытался исполнить свой долг. Король поднялся. – Мой добрый народ! – начал он, и его зубы ярко сверкнули белизной на румяном лице. – Согласно нашему закону и традициям король регулярно устраивает аудиенцию для своих подданных, дабы вы могли озвучить ваши жалобы и выразить недовольство, и дабы король мог стать посредником в решении ваших проблем, выслушать обвинения, выдвинутые против приговоренных к тюремному заключению, и представить их дела перед честным судом. Сегодня как раз такой день. Подходите, просители и заявители. Говорите, и ваш любимый король вас услышит. Кейт фыркнула и тихо пробормотала: – Он думает, что если станет часто повторять, как народ его любит, то так оно и будет. Удивительно, что он до сих пор не издал соответствующий указ. Он – худшая разновидность идиотов из всех существующих. – А какая разновидность идиотов худшая? – спросила я. – Тот вид идиотов, которые от всего сердца, непоколебимо верят в то, что они – гении. – Она кивнула в сторону стены по соседству, где один над другим висели указы Донала. Я прочла самые свежие из них: Настоящим предписываю, чтобы каждый третий день третьей недели каждого месяца замок Аклева открывался для лордов и граждан, желающих выразить свою любовь и благодарность королю Аклевы Доналу, неутомимые усилия которого во благо страны привели к всеобщему процветанию и более спокойной и богатой жизни… – А хуже всего, – продолжала Кейт, – что он слишком глуп, чтобы понимать, когда им манипулируют. Лорды перед ним заискивают, укрепляя его в заблуждении относительно собственного величия, и он готов подписать любой закон, который они ему подсунут. Видишь того человека? – Она указала на трибуну, на которой в тот момент заслушивали дело одного юноши. – Это племянник лорда. Его поймали с поличным. Он творил что-то ужасное. Но он из богатой семьи. Смотри. Пока зачитывали отвратительные детали его поступков, молодой человек оставался невозмутимым. Когда чтение было закончено, какая-то женщина выступила вперед. – Я – Сальма Салазар, аклевская целительница, моя деятельность разрешена королевскими особами. По просьбе семьи этого юноши я провела полное обследование состояния здоровья подозреваемого и обнаружила, что оно катастрофически подорвано. – Сальма громко, надрывно закашлялась. Казалось, это ее здоровье было катастрофически подорвано. – Я с великим сожалением докладываю королю, что подозреваемый в настоящее время слишком болен, чтобы выдержать суд, и рекомендую вернуть его в семью, где он будет получать всю необходимую заботу до тех пор, пока здоровье юноши полностью не восстановится. – Чего, разумеется, не случится никогда, – тихо произнесла Кейт. – Год или два назад королю передали петицию, в которой просили предоставить целителям доступ к больным, брошенным в тюрьму. Это было сделано для того, чтобы спасти жизни несчастных людей, которые умирали прежде, чем успевали предстать перед судом за самые тривиальные преступления – кражу хлеба, неспособность заплатить домовладельцу и все в таком духе. Донал, как его и просили, издал один из своих блестящих указов, но с пометкой, что заключенный должен заплатить целителю. И вот к чему это привело: бедные по-прежнему не могут позволить себе лечение и умирают от болезней, зато богатые теперь могут откупиться от своих преступлений. И всего-то нужно заплатить целителю, чтобы он дал ложные свидетельские показания, а потом заплатить Доналу, чтобы он эти показания принял. Мы начали пробираться сквозь толпу, слушая, как король соглашается с рекомендациями Сальмы. К тому времени, как мы преодолели полпути через площадь, были отклонены еще два ходатайства. Теперь на платформе стоял третий подсудимый, выступивший вперед с кандалами на руках и ногах. – Этого человека я знаю, – изумилась я. – Он один из тех, кто привел ко мне Ксана в лагерь путников. – Рэймонд Теккери, – объявил король, – вы обвиняетесь в подделке королевских указов и в том, что с помощью фальшивых бумаг тайком проводили непрошеных гостей через стену, таким образом наводнив наш город худшими из худших: бродягами, попрошайками, блудницами…