Кровоцвет

– Мы справились, девочка моя. Мы справились.

Спотыкаясь, я направилась в кухню, пока Сальма делала все, чтобы остановить кровотечение. Я старалась чем-то себя занять, приводя в порядок то, что мы уже привели в порядок, и отмывая то, что мы уже отмыли. Все вокруг дышало Кейт: тесто для пирога, готового к тому, чтобы его испекли. Связка свежих дров в камине, готовая к тому, чтобы ее подожгли. Корзинка, наполненная недошитыми детскими вещами рядом со стулом. Я подняла первое попавшееся платьице и посмотрела на крохотное одеяние. Мне захотелось завершить его, но я понимала, что никогда не смогу сделать это так, как надо. Кладя его обратно в корзину, я ощутила резкий укол в палец.

Кровоточащие звезды, подумала я. Я укололась.

Крови было немного, лишь крошечная капля, размером не больше острия иголки, проткнувшей кожу. Но для меня она стала последней каплей. Оцепенение, помогавшее мне держаться до сих пор, отступило. Склонившись над корзинкой Кейт, я разревелась.

Ксан, Натаниэль, мысленно окликнула я, когда капля крови упала на пол, вернитесь. Вы нужны Кейт. Вы нужны мне. Вернитесь.





* * *


Усилия Сальмы были тщетны. Я это видела. Кейт по-прежнему истекала кровью. Если бы Эмпирея проявила милосердие, она бы даровала Кейт беспамятство, но глаза девушки оставались ясными и были полны страдания. Она лежала, держа на груди крошечное слабенькое тельце своего ребенка. Она гладила нежную ручку дочки, нестройно напевая колыбельную.

– Кейт. – Я уже не сдерживала слез.

Она повернула ко мне грустное лицо и сказала:

– Как мне это вынести? Как?

– Не знаю. – Я вышла из комнаты, оставив ее наедине с ее маленькой девочкой, чтобы они провели вместе столько времени, сколько им еще осталось.

В соседней комнате Сальма смывала с рук кровь. Вид у нее был изможденный.

– Мне очень жаль. О, звезды! – воскликнула она. И мягко добавила: – Ни одна мать не должна оставаться без своего ребенка.

– Вы сделали все, что могли, – вежливо ответила я. – Но, пожалуйста, скажите: есть ли у Кейт надежда?

– Нет, – поднимаясь, сказала Сальма. – Ничто в рамках законов природы не в силах спасти ни одну, ни другую.

Мое сердце упало, но Сальма продолжала:

– Но, полагаю, существует решение за пределами законов природы. – Она опустила руку в карман и достала капсулу с медицинской пипеткой.

– Что это?

– Это зелье из лепестка кровоцвета, – сказала она.

Мое сердце забилось чаще. Запинаясь от нахлынувших на меня чувств, я спросила:

– Что? Где вы… как?

– Были другие времена. Другая мать, вроде нее, хотела спасти своего ребенка, и для этого лишила жизни себя. Тогда я использовала лишь один лепесток. Должна была отдать ребенку все лепестки, но незадолго до того осознала, что внутри меня что-то не так. Рак. И я… я не хотела умирать. Поэтому я перегнала лепесток в настойку. Я дала маленькому мальчику ровно столько, чтобы он одолел худшую фазу болезни, и оставила остальное себе. Этим я продлеваю себе жизнь, капля за каплей, уже почти на протяжении двенадцати лет, подавляя чувство вины мыслью, что иначе он бы умер. – Она вложила капсулу в мои ладони. – И тем не менее я всю ночь надеялась, что мне не придется ее использовать. Спорила сама с собой, не хотела отдавать ее в руки незнакомцам, но я думаю… думаю, возможно, настало время отпустить. Там остались две, может быть, три капли. Их хватит, по крайней мере, на одну из них.

– Вы выбираете смерть?

– Лучше выбрать ее самой, чем позволить сделать выбор за меня. – Ее глаза сверкнули. – Я совершила множество поступков, которыми не горжусь. Я знала, что однажды отправлюсь туда, где мой сын ждет меня, на другую сторону, и эта мысль была мне невыносима. Но я больше не боюсь нашего воссоединения и с легкостью пойду к нему. – Она собрала свои вещи. – Ни одна мать не должна оставаться без своего ребенка.





26




Когда Сальма ушла, я вернулась в спальню. Едва я переступила порог, как Кейт повернула ко мне залитое слезами лицо.

– Я продолжаю молиться Эмпирее о том, чтобы это оказалось лишь сном. Я сделаю все, что она попросит. Я хочу, чтобы моя девочка жила, Эмили.

Я достала капсулу Сальмы.

– Возможно, у меня есть решение, – мягко сказала я. – Это зелье, приготовленное из цветка кровоцвета. Осталась всего пара капель. Я могу дать по одной каждой из вас. Пока это лучший выход.

Она поцеловала свое дитя и придвинула ребенка ближе ко мне.

– Мне не нужно. Отдай все зелье ей.

– Подумай о Натаниэле. Ты нужна ему. Пожалуйста, Кейт. Выпей.


– Он сильнее меня. Всегда был сильнее. Он справится и проживет хорошую жизнь. Но если я отниму у нее часть зелья и она умрет, я не смогу с этим жить.

– А если ты не выпьешь… – Я осеклась. Я не знала, как ей сказать.

– Я не дура, Эмили. Я знаю, что Дедрик сказал: Nihil nunc salvet te. Я знаю, что это значит. Что, если я выпью зелье и ты все равно потеряешь нас обеих? А так я хотя бы умру, зная, что сделала для нее все, что в моих силах.

Я глубоко вздохнула и кивнула. Мое сердце болело слишком сильно, чтобы я могла спорить. Ни одна мать не должна оставаться без своего ребенка.

– Хорошо. Передай ее мне.

Положив ребенка себе на колени, я открыла флакон и поднесла пипетку к разомкнутым губкам младенца.

Одна, две. Две капли.

Ничего не произошло.

Безумие какое-то. Что я только что натворила?

Живи, внушала я ребенку. Живи.

Я передала ребенка обратно Кейт. Я не могла говорить.

– Смотри, – сказала она.

Я в изумлении увидела, как по ручкам и ножкам, по туловищу ребенка до самых пяточек стало разливаться тепло. На смуглых щечках заиграл румянец. А потом девочка вздохнула.

Ее веки затрепетали. Она открыла глаза.

– Здравствуй, любовь моя, – радостно промолвила Кейт.





* * *


Я не заметила, как задремала, пока не открыла глаза и не увидела Кейт, стоявшую возле детской люльки. Та смотрела на свою дочь. День еще не начался. В окно глядела полная луна.

– Тебе не стоило вставать, – сказала я и с трудом поднялась на ноги, невольно поежившись от холода. Утренний воздух встретил меня прохладой. – Я помогу. А ты отдохни. Кейт?

Она обернулась и улыбнулась мне мягкой печальной улыбкой. Я застыла на месте.

Тело Кейт неподвижно лежало на кровати рядом с колыбелью. Малышка спала глубоким сном, ее крошечная грудь вздымалась и опускалась.

– Нет, нет… Кейт! – разрыдалась я.

Она взяла меня за руку, чтобы успокоить. Ее прикосновение было холодным. Последние мгновения ее жизни промелькнули у меня перед глазами как бриз в первом дыхании весны. Она смотрела, как спит ее дочь, умиротворенно разглядывая каждую черту ребенка: ее волосы, ручки, щечки, пяточки. Наступившая смерть была, мягкой, сладкой и похожей на сон. Кейт умерла в покое, зная, что ее дочь будет жить.

– Я о ней позабочусь, – прошептала я. – Я буду заботиться о ней вместо тебя. Я сделаю для нее все, что смогу.

Она кивнула и ушла. Жертва «матери» Лесных Врат была принесена. Неземной туман поднялся и закрыл окно, целиком поглотив полную луну. В то же мгновение пейзаж превратился в бескрайний белый океан.





* * *


Долго рыдать мне не пришлось. Мои стенания прервал крик ребенка. Я обещала Кейт, что позабочусь о малышке, потому вытерла слезы и приступила к делу. Я искупала и переодела ее, а она смотрела на меня своими невероятными круглыми глазами. Они были цвета мягких перьев: светло-серыми, серебристо-коричневыми и тревожно ясными.

Когда она смотрела на меня, мне казалось, что она задает мне вопрос, на который у меня нет ответа.

Поскольку девочка лишилась материнского молока, я взяла чистый кусок ткани и окунула его в чашу с козьим молоком, бессвязно бормоча при этом заклинание, моля о том, чтобы молоко легче усвоилось, стало питательнее и слаще на вкус. Не было никакого способа узнать, получилось ли у меня, но она сосала краешек ткани до тех пор, пока миска почти полностью не опустела, а затем уснула у меня на руках.

Девочка спала, когда я услышала торопливые шаги на тропинке. Это произошло с наступлением темноты. Весь день я провела в тишине, только я и малышка. Из-за густого тумана казалось, будто в мире остались лишь мы одни.

Я услышала, как отворилась дверь.

– Привет! – Донесся из кухни голос Натаниэля. – Кейт?

– Эмили в ее хижине нет, – сказал Ксан. – Может быть, Кейт знает, где она…