Курт Кобейн. Serving the Servant. Воспоминания менеджера «Nirvana»

Мун переехал в Олимпию, чтобы поступить в «Эвергрин». В колледже он долго не продержался, но остался в городе, потому что ему очень понравилась музыкальная сцена. Однажды вечером Мун и его школьный приятель Дилан Карлсон были на вечеринке в Ист-Олимпии, в клубе под названием «Дюд-Рэнч», и именно там они в первый раз поговорили с Куртом, быстро сдружившись на почве общей любви к панк-группе Big Black. Уникальное эстетическое чувство Курта было заметно даже тогда. «Курт был одет в очень заметный кожаный плащ», – вспоминает Мун.

Через пару месяцев Мун поехал на вечеринку, где играла новая группа Курта и Криста. Дейл Кровер из The Melvins замещал барабанщика. В тот вечер они назвали себя Skid Row. («Они тогда каждый концерт играли под новым названием», – говорит Мун.)

– Курт был одет в фальшивый глэмовый костюм, включая ботинки на платформах, – вспоминает Мун. – Это была явная пародия. Мне больше всего запомнилось, что он не играл гитарных соло. У него была педаль с цифровым дисплеем, и он словно играл полусоло – что было вполне в духе пародии. Очень интересно.

Мун стал сам организовывать небольшие концерты в Олимпии, в том числе одно из первых выступлений группы Курта. Он признает, что его друг Дилан Карсон «решил, что Курт гений, раньше, чем я». (Курт дружил с Диланом до конца жизни, и, скорее всего, именно он был последним, кто видел его живым.) Курту тогда было двадцать лет, и Мун не осознавал всей широты его одаренности, пока тот однажды не сыграл ему песню, «которая была просто суперцепляющей, она цепляла сильнее, чем практически все, что в конце концов попало на альбом Bleach».

– Это просто поразило меня. Он экспериментировал со всеми этими различными формами. Он носил джинсовую куртку, исписанную названиями его любимых групп с Touch and Go и других инди-лейблов, но при этом мог написать убийственную поп-песню.

Уже на этом этапе жизни Курта иногда привлекали наркотики, не слишком-то для него полезные. Мун вспоминает:

– Я переезжал и попросил Курта помочь. Он сказал, что чувствует себя не очень хорошо, но, когда я сказал, что он единственный мой знакомый, у которого есть машина, он помог мне собрать вещи, открыл дверь и его вырвало, а потом он помог мне все перенести. Он был очень добр ко мне, хоть и чувствовал себя отвратительно. Я и не думал, что он дурью балуется.

Олимпия, по словам Муна, «была довольно-таки трудным местом, чтобы прослыть крутым. У нее была репутация элитной школы. Говорили о всяких-разных кликах. Курт понимал, чем именно крута Олимпия, и хотел, чтобы его приняли крутые люди, и, конечно же, его приняли. Группа была слишком хорошей, чтобы ее не принять».

– А еще он был очень забавным на вечеринках, – добавил Мун. – Мог долго молчать, а потом вдруг взять и захватить внимание всей комнаты.

Еще Олимпия была центром движения Riot Grrrl, которое расцвело как раз в ту пору, когда там жил Курт. Музыкальный критик NPR Энн Пауэрс, которая в свое время ежедневно писала о музыке Сиэтла в The Rocket и издала несколько книг о феминизме и роке, объясняла: «Riot Grrrl – это панк-рок с повышенной ответственностью». Одной из самых влиятельных групп в движении Riot Grrrl была Bikini Kill, выпустившая альбом на лейбле Kill Rock Stars, который основал Мун; дистрибуцией заведовал K Records.

– У Курта был страстный роман с барабанщицей Bikini Kill Тоби Вейл, когда он жил в Олимпии, – вспоминает Кортни. – Тоби – первая женщина, в которую Курт был по-настоящему влюблен.

Пауэрс отмечает:

– Этот опыт сделал его не таким, как Mudhoney или Pearl Jam. Он пережил все лично. У него был роман с женщиной, которая записывала феминистскую музыку, он читал классические книги на эту тему, смотрел на мир через эту линзу.

Курт тоже оказал влияние на Вейл. Она рассказала Эверетту Тру, что немало узнала от Курта о пении – в том числе об использовании крика, словно голос – просто еще один музыкальный инструмент.

Во всех версиях биографии Курта фигурирует случай, когда однажды ночью вокалистка Bikini Kill Кэтлин Ханна нарисовала над его кроватью граффити: «Kurt smells like teen spirit». Это была отсылка к бренду дезодоранта, которым пользовалась Вейл, но Курт, воспользовавшись артистической алхимией, применил эту фразу в совершенно другом смысле, когда писал свою самую знаменитую песню. Кортни, чья взаимная неприязнь с девушками из Bikini Kill хорошо известна, в 2018 году рассказывала мне о них задумчивым тоном:

– Я никогда не была поклонницей их музыки, но любила их культуру.

Riot Grrrl и Кортни Лав олицетворяют собой два направления панк-роковой мысли, которые Эверетт Тру описывал следующим образом: «Были группы вроде Sex Pistols или The Clash, которые считали, что нужно тайком проникнуть в общество и разрушить его изнутри, делать гадости системе и всячески веселиться, а были люди вроде Яна Маккэя и Fugazi, с точки зрения которых любое взаимодействие с системой разрушительно, и нужно создавать совершенно альтернативные структуры вне ее. Курт, очевидно, выбрал путь действий внутри системы. Он женился на Кортни Лав, а не на Тоби Вейл. Это все объясняет, верно ведь?»

Различия между двумя философскими школами инди-мира, о которых говорит Эверетт, подмечал и Курт в своих дневниках после записи Nevermind; там он явно выступает на стороне тех, кто подрывает систему изнутри: «С тех пор как я недавно завязал отношения с сотрудниками корпоративного людоеда, я узнал, что существует горстка очень достойных и искренних любителей музыки, которые притворяются врагом, чтобы проникнуть в систему империи и помочь нам уничтожить то, что мы знаем как дерьмо».

Некоторые биографы связывают желание Курта уехать из Олимпии с трудностями в личной жизни, но Крист дает другую причину:

– Он был намного талантливее, чем большинство местных. Вот почему. Многие люди в мире искусства – позеры. Но они на самом деле ничего не делают. А он был артистом.

Курт часто говорил мне, что его уже тошнит от снобизма инди-сцены и от того, что это подрывает его амбиции. Эрландсон вспоминает: «Я видел, что Курту нравилось в Олимпии, а что – нет: определенная часть ее была очень консервативной, пристрастной и замешанной на кликах». Курт жаловался Азерраду: «Мне просто хочется, чтобы люди не относились к этому настолько, блин, серьезно. На андеграунд-сцене все словно сражаются за какую-то утопию. Там столько разных фракций. Если ты не можешь заставить андеграундное движение объединиться, и люди в нем просто спорят из-за каких-то необязательных мелочей, по поводу которых не могут согласиться, как, блин, они надеются получить какой-то эффект на массовом уровне?» Конечно, панк-сцену Олимпии не интересовал эффект на массовом уровне. Они любили талант и чувствительность Курта, но отрицали его амбиции.

Кортни Лав некоторое время жила в Олимпии еще до знакомства с Куртом, и ее взгляд на культуру, возникшую вокруг K Records, еще более желчный; она отчасти выразила его в песне Rock Star с альбома Hole Live Through This, безжалостно насмехаясь над сценой: «Когда я училась в школе в Олимпии – все были одинаковыми вокруг. Мы выглядели одинаково и говорили одинаково». В акустической версии песни, записанной для передачи Джона Пила на BBC, она вставила строчку: «Я ходила в школу с Келвином», спев ее с нескрываемым сарказмом.

«Келвин» – это Келвин Джонсон из K Records, который познакомил Курта с такими исполнителями, как The Vaselines и Jad Fair, в чьей музыке было больше нюансов, чем у интенсивных, громких панк-групп, аудитория которых в основном состояла из мужчин. Nirvana никогда не записывалась для K Records, но в сентябре 1990 года Курт сыграл несколько акустических песен в передаче Джонсона на радио KAOS и спел с ним дуэтом песню Wipers под названием D-7. (А еще в этом эфире Курт объявил, что к группе присоединился Дейв Грол.) В 1991 году, после отъезда из Олимпии и незадолго до того, как Nirvana подписала контракт с Geffen Records, Курт сделал на предплечье татуировку с логотипом K Records, которая, по его словам, «должна была напоминать ему, чтобы он оставался ребенком». Курт переписывался с Джонсоном и после феноменального успеха Nevermind.

Через неделю после первого радиоэфира Smells Like Teen Spirit в Олимпии состоялась Международная конвенция поп-андеграунда (IPUC), устроенная K Records. Часть манифеста собрания звучала так: «Корпоративный людоед распространяет свое ползучее влияние на умы индустриализированной молодежи, и пришло время Международному союзу рокеров мира собраться и отпраздновать нашу независимость. Потому что корпоративный людоед заразил творческое сообщество черной чумой контрактного рабства. Потому что мы – могильщики, которые закопали серый призрак мифа о рок-звезде. Мы никуда не уйдем. Революция – это конец. Революция – это начало. Мы не пустим сюда никаких прислужников корпоративного людоеда». Однако в другом месте штата Вашингтон уже появились другие независимые силы.





Глава третья

Sub Pop




В Сиэтле, до которого от Олимпии час на машине, лейбл Sub Pop Records поначалу подражал K Records, но оказался более гибким, когда пришлось иметь дело с музыкальным бизнесом. Выпускник «Эвергрина» Брюс Пэвитт сперва называл свою передачу на радио KAOS и связанный с ней фанзин Subterranean Pop, но потом сократил имя. Переехав в Сиэтл, Пэвитт и его партнер Джонатан Поунмен стали предпринимателями, у которых было не меньше общего с Ben and Jerry’s (марка мороженого. – Прим. ред.), чем с K Records.

Лейбл Sub Pop открылся в 1988 году, и его слоганом стало «Доминирование в мире». На визитной карточке Поунмена было написано «Корпоративный лакей», а у Пэвитта – «Корпоративный магнат». Они выставляли себя одновременно бизнесменами и бунтарями, которые смеялись над собой, и этот имидж работал.

Курт беспрестанно преследовал Sub Pop. Кортни рассказывала мне: «Он рвался туда, потому что поначалу хотел быть как Soundgarden, а они уже попали на Sub Pop». Вскоре Курт дожал Поунмена и Пэвитта, и они разрешили Nirvana записать для лейбла несколько синглов. Группа тут же выделилась на фоне прочих – отчасти благодаря голосу Курта и его бесстрашию на сцене: он обожал спрыгивать с любой сколько-нибудь высокой точки на сцену или прямо в зрительный зал.

Курт очаровал всех на лейбле. Дженни Бодди, пиар-агент Sub Pop, жила в одной квартире со Сьюзи Теннант, отвечавшей за промоушен Geffen Records на местном радио. (Рок-сообщество Сиэтла той поры было уникально тем, что люди там были верны в первую очередь друг другу, а не тому или иному учреждению, в котором работали.) В период Bleach, когда ребята из Nirvana столько гастролировали, что у них вообще не было постоянного места жительства, они часто спали на полу в комнате Бодди после выступлений в Сиэтле. Как и многие из тех, с кем я общался, Бодди взрывалась от радости, вспоминая Курта в те дни:

– Он приходил и ставил альбом Abba Greatest Hits, а потом альбом Partridge Family, а после этого – The Vaselines и Beat Happening, и для нас это было вечеринкой!

Курт выделялся среди более шумных гранж-рокеров.

– Он всегда был милым. Всегда очень чувствительным, – рассказывала Сьюзи Теннант. – Курт был очень милым, добрым и на самом деле веселым. Его юмор был безумной смесью дурачества и сарказма, он был крайне остроумен.

Вспоминая Курта двадцать пять лет спустя, Теннант серьезным тоном добавляет:


– Он был невероятно сострадательным и верным другом. Он был начитанным, а еще – настоящим артистом, и в музыкальном, и в художественном смысле. Я буду по нему скучать до конца жизни.

Первым релизом Nirvana на Sub Pop стала кавер-версия Love Buzz голландской группы Shocking Blue. Песня стала первым синглом в «Сингл-клубе Sub Pop», устроенном по замечательной схеме, которая весьма помогла лейблу с наличными деньгами. Члены клуба платили 35 долларов в год и по почте получали один сингл в месяц. В 1990 году цену подняли до 40 долларов в год; к тому моменту у «Сингл-клуба» было две тысячи подписчиков. Синглы Nirvana привлекли немало внимания, и вскоре был запланирован релиз альбома.

Терстон Мур познакомился с Брюсом Пэвиттом незадолго до того, как Sub Pop начал выпускать записи, и ему очень понравился один из первых синглов компании, Touch Me I’m Sick группы Mudhoney, так что он был готов доверять исполнителям, подписанным на Sub Pop. Сюзанна Сашич, дизайнер обложки Love Buzz, ранее торговала атрибутикой Sonic Youth на гастролях. В 1989 году она работала на Pier Platter Records в Хобокене и посоветовала Ким и Терстону сходить на дебютный концерт Nirvana в «Максвеллс».

– Она сказала мне, что Nirvana, конечно, не так круты, как Mudhoney, – вспоминает Терстон, – но довольно интересны. В общем, на концерт пошли я, Сюзанна, Ким и Джей Маскис (из Dinosaur Jr.). Это был вечер вторника, и кроме нас собралось, наверное, человек двадцать.

С первых же нот, сыгранных Nirvana, Терстон тут же понял, что «они очень круты», и пошел к сцене.

– Они закончили сет. Чад пинком свалил барабанную установку (Грол стал барабанщиком группы лишь через год), а Крист Новоселич швырнул бас-гитару через сцену. Курт просто начал долбать свою гитару об пол, в общем, полный хаос. Мы с Джеем переглянулись: «Ух ты, надеюсь, у этих ребят нет концерта завтра, это ж идиотизм». Они разнесли все, но выступили отлично.

После шоу Терстон, Ким и Джей пообщались с Nirvana.

– Джей сказал, что собирается переехать в Сиэтл и собрать там группу с Донной Дреш и несколькими ребятами из Screaming Trees. Курт ответил: «Не делай этого.

Переходи лучше к нам». По-моему, это было очень самонадеянно.

(К тому времени Dinosaur Jr. уже выпустили три альбома, и Маскис был куда более известен в инди-мире, чем Курт.)

Sub Pop редко тратили больше 1000 долларов на запись альбома; Bleach Nirvana обошелся всего в 600. Синглы и альбом, вышедшие на Sub Pop, продюсировал Джек Эндино на студии Reciprocal Recording в Сиэтле. Большинство песен с Bleach отличаются хард-роковой интенсивностью, напоминающей The Melvins или Mudhoney, но на альбоме нашлось место и About a Girl, первой «нирвановской» песне Курта с поп-мелодией и припевом.

Терстон обычно говорит размеренным, спокойным тоном, но, вспоминая, как впервые услышал Bleach, не мог сдержать эмоций.

– Мне показалось, что это просто фантастический альбом. В нем были некоторые вещи, которые я хотел слышать, и очень немногие группы делали их именно так. Нечасто бывало, чтобы пластинка оправдывала сразу все мои ожидания. Было в ней что-то первобытное. Песни очень мелодичные, но при этом оставались панком. Это просто красота. Обожаю этот альбом.

Когда Sonic Youth занимались мастерингом своего дебютного альбома на Geffen, Goo, Терстон поставил Bleach инженеру Masterdisk Хауи Вайнбергу и сказал: «Если наша запись будет звучать так же, я буду очень счастлив». Инженер недоверчиво посмотрел на него: он серьезно хочет подражать настолько примитивной записи?

– Все дело в атмосфере, – понял тогда Терстон. – Неважно, какая именно технология используется. То было волшебство именно той группы, звучавшей именно на том альбоме; в основном волшебство обеспечивал голос Курта. Если бы эти же песни с этой же группой пел кто угодно другой, у них не было бы такого же полета. Его голос превосходит все.

Sonic Youth взяли Nirvana на разогрев для нескольких концертов на Западном побережье. Терстон вспоминает:

– Они выступили в Лас-Вегасе, Портленде и Сиэтле. На барабанах тогда играл Дейл Кровер из The Melvins. Они были хороши, и зрители знали, что они хороши, но «нирваномании» пока еще не было.

Одной из самых эффективных идей Sub Pop стало приглашение в начале 1989 года лондонского журналиста Эверетта Тру в Сиэтл, чтобы он сделал материал о панк-сцене Северо-Запада. К тому времени Nirvana выпустила лишь пару синглов, но Эверетт уже тогда понял, что они уникальны, и довольно много написал о них в статье для влиятельного британского еженедельного журнала New Musical Express (NME), которая впервые вывела инди-рок американского Северо-Запада на международную арену.

Вскоре после выхода Bleach Поунмен понял, что Nirvana пригодится помощь со звуком на гастролях, и познакомил группу с сиэтлским звукоинженером Крейгом Монтгомери, который работал с еще несколькими группами лейбла. Монтгомери вспоминает:

– Первое, что я заметил, – насколько у них цепляющая музыка. У них были хорошие песни и парень, который реально умел петь, а у многих так называемых гранж-групп не было ни того ни другого. Еще до того, как я услышал группу, народ в Сиэтле рассказывал мне, что этот парень может петь как Джон Фогерти (из Creedence). Я считал, что моя работа – соединить голос Курта с аудиторией.

Курту практически сразу очень понравилась идея возить на гастроли звукорежиссера, и в следующие несколько лет Монтгомери работал на всех концертах Nirvana. «Поначалу мы просто вчетвером загружались в микроавтобус Dodge, принадлежавший Кристу, и ездили по панк-роковым клубам страны», – вспоминает он. Уже в ранние дни карьеры Nirvana, когда их единственные фанаты были полностью погружены в субкультуру панка, а ранние синглы звучали громко и агрессивно, было заметно стремление Курта к гибридному саунду, объединявшему в себе панк и поп. Крист рассказывал, что, кроме альбомов панк-рокеров, они «слушали кассеты Роя Орбисона, The Smithereens и The Beatles». Монтгомери подтверждает: «Довольно много времени они уделяли прослушиванию сладенькой попсы».

Монтгомери вскоре понял, что кроме музыки ребят из Nirvana объединяет еще и юмор.

– На концертах они очень часто откровенно пародировали рок-н-ролл. Разрушали ро́ковые клише. Иногда для этого им было достаточно просто переглянуться или двигаться по сцене определенным образом. Они словно объясняли шутку и зрителям.

Разбивание инструментов – одновременно дань уважения и критика – вполне вписывалось в эту модель поведения. Звукоинженер вспоминает Курта с приятными чувствами:

– Он был веселым, умным, острым на язык, саркастичным парнем, обычно с ним было весело. Иногда он замолкал, и ему требовалось побыть одному, но он жил ради выступления на концертах.

В то время дистрибуцией дисков Sub Pop занималась компания Caroline Records, базировавшаяся в Нью-Йорке. Джанет Биллиг (ныне Джанет Биллиг Рич) была большой поклонницей панка; она пришла на работу в Caroline публицистом и сотрудницей отдела поиска артистов и репертуара (A&R), еще будучи студенткой Нью-Йоркского университета. Поскольку у Sub Pop сотрудников на Восточном побережье не было, она еще и представляла этот лейбл, когда его группы выступали в Нью-Йорке. У групп никогда не было денег на гостиницу, так что многие из них останавливались на квартире у Джанет в Нижнем Истсайде, на углу Седьмой улицы и авеню C. «Квартирка была всего 42 квадратных метра, но в ней была двухъярусная кровать, так что, накидав на пол матрацы, можно было впихнуть до восьми человек». В общем, проблем с размещением трех музыкантов Nirvana и Монтгомери на первых гастролях в Нью-Йорке, начиная с 1988 года, не было.

Джанет сразу поняла, что Курт – первый среди равных. Группам приходилось переносить всю аппаратуру в ее квартиру, потому что в том районе машину легко могли ограбить. Когда Nirvana ночевала у нее первый раз, Джанет потребовалась помощь в переноске матрацев. Курт удивленно посмотрел на нее и сказал, что этим могут заняться Крист и Чад Ченнинг, тогдашний барабанщик Nirvana.

– Курт разлегся на моей кровати и съел целую коробку печенья. Крист и Чад знали, что им делать. Курт не собирался пачкать руки.

(Когда я пересказал эту историю Кристу, тот тут же бросился на защиту Курта. «Когда надо было, он носил свое оборудование. Мы называли это похоронной процессией».)

Точно так же, как и я пару лет спустя, Джанет осознала, насколько Курт волшебен, увидев Nirvana на сцене. Ее поразило, как группа себя подстегивает.

– Я побывала на их концертах в Филадельфии и Амхерстском колледже. После концертов они всегда говорили, что вышло все отстойно. Они ругали выступление и говорили, насколько дерьмово сыграли, даже когда в гримерку заходил народ и говорил, как все было круто. Для меня каждый их концерт был таким эмоциональным, таким свежим, но они всегда хотели, чтобы было еще лучше.

Она понимала, почему Курта так обожали в панк-сообществе: «Он появился из ниоткуда, у него не было ничего. Вот отсюда и его связь с панковским духом». Но с первой же встречи она поняла, что «Курт еще и амбициозен. Он колебался между двумя мирами». Университетские радиостанции ставили Nirvana с самого начала, а кружок критиков, специализирующихся на панк-роке, писал о группе настолько хорошо, что она вскоре получила культовый статус и за пределами Тихоокеанского Северо-Запада.

Поскольку инди-лейблы вроде SST и Sub Pop рисковали куда меньшими деньгами и редко могли позволить себе услуги юристов, они обычно не заключали долгосрочных контрактов. Однако в начале 1989 года, в процессе записи Bleach, Курт и Крист решили, что им нужен контракт с лейблом. Судя по всему, для Курта, тогда знавшего о бизнесе не очень много, это означало некую легитимность. У Поунмена даже не было шаблонного контракта, потому что ни одна группа раньше их о таком не просила, так что ему пришлось составлять договор на коленке. Тогда Курт считал, что контракт обеспечит бо́льшую заинтересованность в их успехе со стороны лейбла, но оказалось, что главную выгоду от него получил именно лейбл. Без этого контракта Sub Pop не смог бы заработать на Nirvana миллионы долларов, когда группа ушла к Geffen.

Я сожалею, что та роль, которую я сыграл в карьере группы, помешала мне лучше узнать Поунмена и Пэвитта.

Курт никогда не обижался на них за деньги, которые они заработали на Nirvana после смены лейблов. (Bleach не только продался тиражом в сотни тысяч экземпляров после коммерческого прорыва Nirvana; Sub Pop получил еще и «приоритетные» отчисления с Nevermind, измерявшиеся в миллионах долларов, и благодаря прибыли, полученной с записей Nirvana, им удалось в 1995 году продать половину компании Warner Music примерно за 20 миллионов долларов.) Sub Pop выпустил первые синглы и альбом Nirvana. Лейбл покупал Курту новые гитары, когда он разбивал свои на сцене. Лейбл познакомил его с Крейгом Монтгомери, Джанет Биллиг и Эвереттом Тру, среди прочих, и многие рассказывают о том, как Поунмен говорил журналистам и музыкантам, что Nirvana будет их самой крутой группой.

Однако владельцы Sub Pop одновременно были и сторонниками «инди-исключительности». В первом выпуске своего фанзина Пэвитт писал: «Когда люди покупают пластинку, они подключаются не только к музыке, но и к ценностям и образу жизни, которые доносит этот исполнитель. Поддерживая крупные голливудские музыкальные корпорации, вы (да, вы) не только позволяете пожилым капиталистам диктовать содержимое наших радиоволн: вы еще и помогаете им продвигать свино*бские мачо-группы, весь образ жизни которых вращается вокруг кокаина, сексизма, денег и снова денег. Восьмидесятым нужен новый звук, и в той же степени они нуждаются и в новых героях». Подобная риторика в конечном итоге не повлияла на карьеру Курта, но она была близка многим музыкантам. В мемуарах Hunger Makes Me a Modern Girl Кэрри Браунштейн (ее группа Sleater-Kinney записывалась на лейбле Kill Rock Stars) отмечала, что «в фанзинах вроде Punk Planet и Maximum Rocknroll была целая куча таких вот трактатов о продажности».

По возвращении в Америку после первых европейских гастролей Nirvana записала демо Lithium, In Bloom и Polly – трех едва ли не самых запоминающихся песен с Nevermind. Позже, когда альбом стал очень успешным, некоторые журналисты отмечали, что и более ранние инди-группы – The Pixies, The Replacements, Hüsker Dü – тоже соединяли некоторые элементы панк-мировоззрения с более традиционными припевами и мелодиями, но мне всегда казалось, что подобные сравнения неуместны. Эти группы, в отличие от Курта, не написали ни одной песни, ставшей большим радиохитом, песни, которая вписывалась бы и в формат «Топ-40», и на рок-радиостанцию. При этом у самых больших хитов Курта были сложные тексты и голые эмоции, которые редко найдешь на поп-радио. Как и когда он понял, как это сделать?