Квантовый волшебник

49




Путь Дворняги, стих третий «Тебя трахнули», лучше всего подавать холодным, после второго стиха «Лучше не будет никогда».

Стиллс плыл вдоль края огромного водоворота, погружаясь, когда это позволяла затычка-айсберг, и ища выход из этой части бухты Блэкмора. Текущая сюда вода должна откуда-то течь. По большей части он видел лишь крохотные щели между тысячами плотно прижатых друг к другу айсбергов.

Он достиг самых нижних уровней Свободного Города, но так и не нашел выхода обратно в океан. Потом увидел небольшой канал. В результате турбулентности и комбинации потоков от остальных каналов в нем было достаточно медленное течение. Давление внутри около тысячи атмосфер. Тяжело, но не смертельно.

Низкий стон движущихся вод океана эхом отдавался в длинной узкой трубе. Где-то с сотню метров канал был достаточно широк, чтобы в нем плыть. Но посередине он резко сузился до размера в дюжину сантиметров. Дальше канал снова расширялся. Черт.

Он застрял в этом хреновом носу Блэкмора до тех пор, пока лед не сдвинется.

Он еще некоторое время сможет дышать пахнущей аммиаком мочой, водой этого океана, но за пару дней она его отравит, а к тому времени и взрывчатку подорвут. И жрать нечего, кроме энергетических батончиков. Фоке он не доверял, вряд ли она станет слишком долго его ждать, даже если за это время еще и сама куда-нибудь не вляпается.

Выход один, но идея так себе.

Он изо всех сил поплыл обратно. Суставы пронзала боль. Четыре километра в темной воде, туда, откуда он приплыл. Это заняло у него больше времени, чем он ожидал; видимо, повреждения более серьезные, чем он думал. Хорошо хоть, никто этого не видит.

Он нашел то место, через которое попал сюда. Течение с силой неслось в ноздрю Блэкмора, и ему приходилось бороться изо всех сил, как лососю, идущему на нерест. И наконец, еле дыша, пронизываемый болью, он выплыл в пещеру, туда, где, будто дерьмо в запорной заднице, терпеливо торчал тюк со взрывчаткой, готовый продырявить Блэкмору новую дырку.

Стиллс зарылся пальцами в затвердевшее от холода желе и набрал полную горсть. Взял с собой трос и упряжь, при помощи которых тащил до того тюки с взрывчаткой, и поплыл обратно, по течению.

Он ненавидел океаны.

Все болело, он широко открывал рот, заглатывая воду и прогоняя ее сквозь жабры, чтобы получить хоть немного кислорода. Плыл настолько быстро, насколько позволяла ему бедная кислородом вода. У него очень мощный гемоглобин, полная красных телец кровь, мышцы, способные долгое время перерабатывать молочную кислоту, но все это не имело значения, когда в воде почти нет кислорода.

Могло бы быть и еще хуже. Всегда есть куда хуже.

Гемоглобины были особенно чувствительны к парциальному давлению, поскольку они переходили из одного состояния в другое постоянно, в ходе своей работы. Сложиться, впитывая кислород, разложиться, отдавая кислород. Вполне возможно, что декомпрессия в результате эффекта Вентури необратимо повредила большую часть его гемоглобина. Если так, то мир трахнул его в зад просто по-королевски. Уже без разницы, сколько в океанской воде кислорода. Анемия и так его придушит.

Он поплыл еще ожесточеннее. Если ему суждено умереть, то пусть мир наглотается его мочи, прежде чем его не станет. От боли в суставах темнело в глазах. Он судорожно хватал ртом воду, перед глазами мелькали черные точки.

Проплыв четыре километра, он снова нашел узкий канал с заманчиво слабым течением. Доплыл до сужения и прилепил рядом с дыркой горсти взрывчатки. Достал из мешка маленький нож и принялся возиться с тросом, на котором до того тащил тюки. Тонкий углеродный трос, армированный сталью, покрытый поглощающим импульсы сонара вспененным пластиком. Стиллс снял по метру пены с каждого конца.

Про взрывчатку он ни хрена не знал, кроме того, что между двумя металлическими усами детонатора должен пройти ток. А еще Мари говорила, чтобы он не фокусничал с электричеством поблизости от ее драгоценного желе. Похоже, больше и знать ничего не надо, а?

Он вылепил из взрывчатки длинную колбасу в форме пениса, обернул ее несколькими витками оголенного троса, а потом начал травить трос, понемногу, прислушиваясь к отзвукам турбулентности. На глубине слух всегда важнее зрения. По мере того как канал становился уже, взрывчатка на тросе начала подрагивать, и турбулентность звучала все более раздраженно. Добившись на слух максимального уровня раздражения, Стиллс отодвинулся от края дыры.

И выбросил в углеродные нанотрубки троса электрический импульс из своих электропластин, через пальцы, прямо в металлическую сердцевину. Мир вокруг него взорвался.

Грохот. Ударная волна. Треск и скрежет.

Из канала, будто картечь из средневековой пушки, вылетели острые осколки льда.

Затем раздался тихий звон сталкивающихся льдин, будто звук множества поединков на ножах. У Стиллса звенело в ушах. Его руки дрожали. О’кей. Нефиговая взрывчаточка, если пара горстей так бабахнула. Он несколько больше зауважал Мари. Совсем немножечко.

Он сунул голову в дыру. Там кружились и сталкивались осколки льда. Хорошее эхо, можно все отследить до самого выхода. Канал стал намного шире, но в некоторых местах торчали осколки, острые, как ножи. Стиллс вплыл в канал, и ему даже не потребовалось шевелить ластами. Течение само понесло его. Осколки льда касались его, будто легкий, но острый дождь. Он плыл вперед, закрыв глаза.

Мир, я тебя трахнул.





50




– Sapristi![26] – выругалась Мари. – Стиллс! Где ты был? Дремал? Мы уже почти приплыли, у меня тут толпа этих крохотных полицейских.

Стиллс вплыл в дыру в окне.

– Я забросил груз, – ответил он электронным голосом. – Давай убираться на хрен отсюда.

Проплыв в открытую дверь шлюза, он закрыл ее за собой. Принялся закрывать ее, медленно, дергаясь.

– Ты болен, Стиллс?


– А тебе какая разница, Фока?

– Если ты больной, я просто тебя здесь оставлю. Я куда быстрее буду без стали и воды в тонны весом.

– Mange la marde[27], – ответил Стиллс, закрывая дверь и включая подачу кислорода. – Давай пошевеливайся.

– Серьезно, ты ранен? Тогда я точно тебя тут оставлю. Мне надо точно рассчитывать время бегства.

– Ты реально сбрендила? Давай увози нас! Я получил декомпрессию, ставя твои долбаные заряды. Мне нужен кислород. Понятия не имею, какие у меня внутренние повреждения.

– Не похоже, что это ускорит мое отбытие, – сказала она, включая механизмы шлюза.

– Ты и так уже могла смотаться, а не сидеть тут, чеша задницу и кушая канапе в пятизвездочном отеле, как долбаная воздуходышащая конгрегатская принцесса.

– Я не ела канапэ.

– А я чуть не погиб.

– Заткнись уже, большой младенец. Ноешь больше, чем Святой Матфей.

– Я тебя когда-нибудь реально прибью, Фока.

Цикл осушения закончился, и Мари, крутанув штурвал на двери, с усилием открыла ее.

– Я всего лишь раз встречалась с парнем, который не захотел меня убить после первого же свидания.

– Замечаешь закономерность?

– Ага. Calice, какой же ты тяжелый, – буркнула она, вытаскивая из шлюза контейнер со Стиллсом. – Не думал о диете?

– Тащи давай, трепло. Че за хрень на диване?

Мари глянула на связанных Кукол, которые смотрели, выпучив глаза, как она тащит тонны стали и воды через холл голыми руками.

– У меня тут для тебя упаковочка Кукол.

– Я не жру фастфуд. Кто знает, что теперь в него суют?

– Поехали в лифт, – сказала Мари, вытирая пот со лба и заталкивая контейнер на площадку. – На операциях всегда так. Прическа в задницу и ботинки порвались.

– Жизнь нелегка, как всегда, – ответил Стиллс.

– Угу.

Мари помахала рукой шестерым Куклам, оставшимся на диване:

– Спасибо за гостеприимство, ребята! Вы просто огонь!





51




Розали Джонс-16, Кукла-семинарист, открыла дверь в кабинет епископа. Комната была богато украшена в зеленых, епископских, тонах. Религиозные изображения Клетки, Плети, Коробки Для Игрушек и Профитроля занимали большую часть стен. У противоположной стены стояли стол и кресло, большие, размером для Нуменов. Розали сделала глубокий поклон перед пустым столом и креслом.

Епископ Грасси-6 сидел за столом поменьше, секретарским, размером для Кукол, у правой стены. Напротив него сидел Кукла со светлой бородой. Розали робко подошла и снова сделала поклон у стола епископа.

– Присоединяйся к нам, новобранец, – сказал епископ.

– Да, Ваша милость, – нервно ответила Розали и села.

– У меня есть несколько вопросов. Как и у Гейтса-15. Он блюдет аскезу.

Розали почувствовала, как ее брови невольно поползли вверх. Она никогда не встречалась с аскетами – элитой церкви, теми, кто был способен месяцами и годами жить в отсутствие божественных.

– Я совершила что-то плохое, Ваша милость? – тихо спросила она.

– Расскажи нам о твоей дипломной работе в семинарии.

Вопрос был настолько неожиданным, что она начала запинаться.