Лесная армия

– Считаешь, в штабе «крыса»? – нахмурился Шаманский.

– Афоризм вспомнился, товарищ полковник, – вяло улыбнулся Кольцов. – Жизнь – корабль, идущий в плавание. И главное, чтобы на нем крыс не оказалось. Назовите этого урода, как хотите – крысой, кротом, от этого ничего не изменится. Но я практически уверен, что им кто-то помогает.

– Так иди и разбирайся! – вспылил Шаманский. – Только воду не мути и народ не баламуть накануне наступления!

В коридоре он столкнулся с капитаном Цапковым из местного отдела ГБ. Субъект подчеркнуто добродушный, с масляными глазками. У Цапкова имелась привычка пролезать в любую компанию и нервировать людей, притворяясь, что не видишь, насколько ты этим людям неприятен.

– Здравия желаю, товарищ майор, – вкрадчиво сказал Цапков, как бы ненароком заступая дорогу.

– И вам не болеть, товарищ капитан государственной безопасности, – ответил Павел.

– Забежал сейчас на минутку к вашим ребятам – они работают в кабинете в поте лица, гм… Неприветливые они какие-то… Признайтесь, товарищ майор, у вас нет материалов, которые бы имело смысл передать в наш отдел?

– Что вы имеете в виду, товарищ капитан?

– Ну, не знаю, товарищ майор, вам виднее… – практически каждую свою фразу Цапков завершал многоточием, смотрел подчеркнуто доброжелательно – настолько подчеркнуто, что хотелось послать его подальше.

– Не понимаю, товарищ капитан, о чем вы говорите, – сухо отозвался Кольцов. – В следующий раз попробуйте сделать так: пусть ваше начальство обращается к нашему начальству, а уж дальше все пойдет как по маслу, уверяю вас. Простите, много дел.

Он обогнул прилипчивого офицера и, убыстряя шаг, пошел дальше.

В отделе захлопнул за собой дверь.

– Ждем решения нашей участи, товарищ майор, – сказал Караган. – Мы еще не под расстрелом?

– Нет. Но выводы будут жесткие. Понимаете, насколько?

– Прямо-таки свинцовые, – пробормотал Безуглов.

– Подумаешь, напугали тигра мясом, – фыркнул Цветков. – Мы ко всему готовы. Но лучше нас эту работу все равно никто не сделает.

– Так почему же вы еще здесь? Будем сидеть и ждать, пока приключения сами нас найдут? А ну, разбежались… Нет, постойте. Цапков заходил?

– Да пошел он лесом, – поморщился Безуглов. – Пострелял у всех, накурился, теперь сидит у себя в кабинете, радуется.

– Сволочь, – предположил Цветков.

– Редкая, – кивнул Безуглов.

– Ходил вокруг да около, – сказал Караган, – мол, чем занимаемся, почему скомкали борьбу с радистами и диверсантами, не подумываем ли о привлечении новых кадров – молодых, инициативных, творчески одаренных? Не имеем ли сведений о неблагонадежных фигурах в личном составе контрразведки? Что это было, товарищ майор? Он явно не по своему хотению пришел.

«По-щучьему», – подумал Кольцов.

– Не забивайте головы. Придут неприятности – будем с ними бороться. Все, разойдись.



Вражеские лазутчики оставались силой, но какие-то артерии оперативники им все-таки повредили – вылазки прекратились.

У крыльца госпиталя стояла грузовая машина с красными крестами на бортах. Зачехленный кузов был раскрыт с торца, к борту прицеплена лестница. В кузове никого не было, но оттуда шел неприятный запах.

Поколебавшись, Павел поднялся на крыльцо, обернулся, еще раз глянул в кузов. Зазевался – и это дорого ему стоило. На крыльцо вывалился нерасторопный сержант в расстегнутой фуфайке, наступил на ногу и чуть не огрел майора пустыми носилками, которые держал перед собой. Боль была внезапной, ударила, как током. Павел выругался, оттолкнул сержанта.

– Очумел, служивый? Куда прешь?! Не видишь, тут люди ходят!

Сержант споткнулся о порожек, но устоял, удержал носилки, захлопал глазами. Сутулый, какой-то мучнистый, уже немолодой. Растяпа хренов!

– Товарищ майор, я вас не видел! А чего вы тут стоите?

– Значит, надо…

– Простите, товарищ майор. Вот, ей-богу, не видел вас, хоть режьте! Ну, честное слово, товарищ майор, почему вы так смотрите? Может, помочь чем? – он замолчал, переводя дыхание. – Я водитель этой машины, – кивнул он на санитарный грузовик, – раненого привезли, а санитаров не хватает, попросили помочь занести… Я сейчас, товарищ майор, я быстро… – ноги не гнулись, он доковылял до кузова, забросил внутрь носилки, потом стал пятиться кабине, не спуская глаз с майора.

Кольцов улыбнулся и вошел в вестибюль больницы.

В просторной палате на первый взгляд все было мирно. Присмотревшись, он обнаружил, что пустых кроватей стало больше. Ходячих больных здесь не было, все лежали – кто-то спал, кто-то бредил в беспамятстве.

Тамара Савченко ставила капельницу мужчине с тяжелой челюстью – он размеренно дышал, глаза были приоткрыты. В палате удушливо пахло лекарствами, немытыми телами, болезнью и как будто смертью.

Павел прошел мимо Тамары, тихо поздоровался.

– Здравствуйте, товарищ майор, – девушка безжизненно улыбнулась. Она казалась совсем серой, лоб прочертила сеточка морщин – еще вчера их не было. Недосыпание скапливалось в покрасневших глазах.


Екатерина Брянцева находилась в дальнем конце помещения. И не одна. Возле нее переминался элегантный, высокий лейтенант в надраенных сапогах и с кожаной сумкой на ремне. Он что-то вкрадчиво говорил девушке, склонившись над ней, как козырек над крыльцом. Она улыбалась, кивала, а сама занималась своей работой – смывала кровь с ободранных медицинских ванночек, заполняла скомканными бинтами мусорную коробку. Как-то ненавязчиво покосилась на ручные часы, вздохнула.

Павел подошел ближе. Было видно: девушка тоже умоталась, запали глаза, поблекла кожа. Кольцову показалось, что она обрадовалась его появлению, а вот присутствующий лейтенант – наоборот. В его взгляде промелькнуло недовольство.

– Здравствуйте, молодые люди, – негромко поздоровался Кольцов.

– Здравствуйте, – улыбнулась Екатерина.

– Здравия желаю, товарищ майор, – лейтенант символически принял положение «смирно». Фуражка его лежала на тумбочке.

– Заняты, товарищ старший сержант? – осведомился Павел. – Я хотел бы обсудить с вами состояние больных офицеров.

– Да, конечно, – спохватился лейтенант, хватаясь за фуражку. – Письмо я вам доставил, Екатерина Владимировна, рад, что с вашей мамой все хорошо. Разрешите идти, товарищ майор?

Павел краем глаза заметил разорванный конверт в боковом кармане халата – не удержалась, сразу прочитала. Обычный гражданский конверт прямоугольной формы.

– Вы из каких будете, лейтенант? Из разведки, наверное – такой молодцеватый?

– Лейтенант Касьянов, – офицер козырнул, – военно-почтовая станция № 61345. Являюсь заместителем начальника почтово-телеграфной конторы капитана Старченко.

– Военная контрразведка, майор Кольцов. Лично разносите письма, лейтенант? – усмехнулся Павел.

– Так получилось, товарищ майор, – смутился почтарь, как-то сразу начал терять осанку, почувствовал себя не в своей тарелке. – Мы с Екатериной Владимировной немного знакомы, ей пришло письмо от мамы из Кирова… Я все равно должен был находиться в этих местах…

– Ладно, лейтенант, можете идти, – снисходительно разрешил Кольцов. Уши у парня уже готовы были запылать. Этот – не вояка. Но специальность крайне важная и нужная. Кольцов где-то слышал, что только за месяц военно-полевая почта в Красной армии обрабатывает более 70 миллионов единиц корреспонденции. А еще целая армия военных цензоров, которые внимательно просматривают каждое письмо с фронта, вымарывая все, что может нанести вред – названия частей, фамилии командиров, места дислокаций. Наличие цензуры властями не признавалось, но все о ней прекрасно знали, солдаты никогда не заклеивали конверт, отправляя письмо.

Лейтенант еще раз козырнул и поспешил удалиться.

– Вы вовремя, – улыбнулась старшая медсестра. – Роман – хороший парень, в нем совсем нет ничего злого, он добродушный, разговорчивый. Но иногда может быть таким, прости господи, докучливым… То предложит прогуляться, то еще чего… Но сегодня я так рада, что он пришел – он правда принес мне письмо от мамы, она в Кирове живет… – девушка вынула письмо. – От нее долго не было вестей, я волновалась, а сейчас выяснилось, что она болела, лежала в инфекционном блоке, откуда не разрешали отправлять никакой корреспонденции… – у девушки заалели щеки, – посмотрите, вы же должны все проверять… хотя его уже проверяли…

– Спрячьте, – насупился Павел. – Вы меня с кем-то спутали, Екатерина. Кстати, можете меня Павлом называть – при отсутствии посторонних. Рад, что с вашей мамой все в порядке.

Он украдкой разглядывал девушку. Безмерно уставшая, она улыбалась – как не улыбаться после таких писем? Возможно, обняла Касьянова на радостях, тот и возомнил непонятно что. «Ревнуешь, что ли, майор?» – одернул он сам себя.

– Что по нашим офицерам, Екатерина?

– А вот здесь порадовать нечем, Павел, – девушка смахнула с лица улыбку. – Многие офицеры получили тяжелые отравления. Организм не справляется, не помогают ни сорбенты, ни капельницы, ни переливание крови. У кого-то состояние стабильное, есть надежда. Несколько часов назад мы выписали подполковника Марычева – он обрадовался, побежал служить. Повезло человеку – даже прожевать отравленную пищу не успел. Выписали майора Васильева – под его ответственность, он написал расписку, – лично я бы покапала его еще пару недель. Трое, к сожалению, умерли – пациенты по фамилиям Колбин, Гнатюк и Муренич, мы не смогли ничего сделать… По правде, не знаю их званий и должностей…

Павел поморщился. Колбин руководил дешифровальным отделом. Подполковник Гнатюк возглавлял ремонтно-подвижную базу корпуса; подполковник Муренич – полевой артиллерийский склад. Неплохо поработали господа диверсанты…

– Понятно, Екатерина, это весьма прискорбно. Не вздумайте оправдываться, в этом нет вашей вины. Вы делаете все, что в ваших силах. В этом отделении бывают врачи? – он повертел головой. Людей в белых халатах явно не хватало. Тамара Савченко, утирая пот, колдовала над следующим пациентом.

– Конечно, бывают, – удивилась Катя, – здесь же госпиталь. Майор военно-медицинской службы Драгилев, капитаны Лапушинская Вера Тимофеевна, Головлева Анастасия Марковна… Хотя, если честно, вы правы, появляются они нечасто, – вздохнула девушка, – работают в хирургии, в отделении для тяжелых раненых. Могут заскочить в течение дня, но по утрам и вечерам обязательно проводят обход. Медсестер тоже не хватает – несколько девушек пару дней назад уехали на фронт, на передовую…

– Никогда не понимал людей, рвущихся связать свою жизнь с медициной, – признался Павел.

– Я тоже не понимаю многих людей, – призналась Катя, – тех, что становятся летчиками, моряками дальнего плавания, особенно подводниками… это же тихий ужас. Но все люди разные, – совершенно справедливо заключила она.

– Тут вы правы, – согласился Павел. – Ну, все, Екатерина Владимировна, не буду отнимать ваше время, – заторопился Кольцов, – я узнал все, что хотел.

– А что у вас с лицом? – спросила медсестра. – Все стесняюсь спросить. Вы слегка зеленый и выглядите старше.

– Не старше, а старее, – поправил Павел. – Спросите у вашего водителя – сержанта Чинаря, он чуть не раздавил меня, недотепа чертов…

Катя не удержалась, прыснула.

– Он что, дурак?

– Это вы мне скажите, Екатерина Владимировна.

– Да нет, не сказала бы, – задумалась Катя, – нормальный мужчина, всегда поможет, бегает быстро, ездит еще быстрее. Да, иногда не смотрит под ноги. Он причинил вам серьезные страдания? Вам нужен медосмотр?

– Нет, медосмотр мне нужен в последнюю очередь, – испугался Павел, – надеюсь, раздавленные пальцы на ноге отрастут заново. Всего вам доброго, Екатерина.

Когда он выходил, слышал, как переговариваются медсестры. В палате была прекрасная слышимость.

– А чего он приходил-то, Кать? – шептала на всю палату Тамара.

– По работе, ничего особенного, – Екатерина отвернулась к крану.

– Ну, да, конечно… – протянула темненькая, устремив на майора заинтересованный взгляд.

Но он уже вышел.