Любовь по обмену

Да. Вы совершенно правы. У меня ушла целая ночь на то, чтобы решить, как поступить. Целая ночь сомнений, метаний и тяжелых дум. Но зато теперь я точно знаю ответ — мне еще рано уезжать отсюда.

Наши страны — очень разные. И люди в них мыслят совершенно по-разному. Это не плохо и не хорошо, но от этого никуда не деться.

Там — у меня устроенная жизнь, обеспеченные родители и неплохие перспективы. Здесь — попытки адаптироваться, растерянность и восторг одновременно. Там — отец, который использует сына для воплощения собственных нереализованных амбиций, который не желает понять и игнорирует его желания. Отец, который ждал, что я упаду ему в ноги, но так и не дождался и решил надавить снова. Здесь же — меня принимают таким, какой я есть.

Вот пока и вся разница.

Но самое удивительное состоит в том, что наказание родителей оказалось для меня лучшим от них подарком. Впервые в жизни я не один. Меня слушают и слышат. У меня все прекрасно, у меня появились настоящие друзья.

Я учусь, работаю, занимаюсь тем, чем хочу сам, а не тем, что мне навязывают. Никто не диктует, как жить. Никто не критикует, наоборот — поддерживают. Здесь даже голова по-другому думает. И на вещи смотришь по-другому.

А еще у меня есть Зайка.

И чувства, за которые впервые хочется бороться. Мы с ней понимаем друг друга. Вместе нам спокойно, хорошо и всегда интересно. Она чудесная. Не такая, как все. Может быть застенчивой и веселой, робкой или решительной. Готовить умеет, учебой интересуется, поет замечательно. И даже то, что не бросается мне на шею, как все остальные, то, как она переживает из-за своего бойфренда, говорит о том, что Зоя — замечательная девушка.

Поэтому я и отказался возвращаться, несмотря на папин гнев и мамины всхлипывания в трубку. Именно поэтому принял решение бороться. Что бы ее ни связывало с этим Славой, все это отныне останется в прошлом. Потому что в будущем — я.

И пусть у меня мало шансов, пусть у нас в запасе всего несколько месяцев, мы что-нибудь придумаем. Обязательно.

— Джа-а-астин! — Ее голос с верхнего этажа накрывает меня волной неведомой прежде нежности и заставляет сердце застучать быстрее.

— Прошу прощения, — пожимаю плечами, встаю из-за стола и поднимаюсь наверх, чтобы узнать, что там стряслось.



Зоя



Мое внимание привлекает писк стиральной машины, и я наклоняюсь посмотреть, что же там. Вижу розовый цвет одежды и машинально открываю круглую, как иллюминатор, дверцу. Неужели, мама с утра стирку затеяла?

— Ох…

Первое, что бросается в глаза, — грязновато-розовая с малиновым оттенком футболка. Не нужно даже разворачивать, чтобы убедиться — это вещь Джастина. Треугольный ворот, знакомый лейбл на рукаве, вчера он был в ней на турслете. У него несколько штук таких, одинаковых.

— У-у…

И все они здесь. И все теперь малиново-розовые.

Движением руки прокручиваю барабан. Влажные вещи пересыпаются, падая друг на друга, как смятые лепешки. Прикусываю губу, когда вижу его майку, сероватые шорты и бывшие когда-то ослепительно белыми носки.

Совершенно забываю о том, что на мне лишь коротенький топ на бретельках и шортики размером не больше носового платка. Не вспоминаю и о том, что, возможно, мое лицо после бессонной ночи выглядит, как основательно взбитая кулаками подушка.

— Да уж… — Набираю в легкие побольше воздуха и кричу: — Джа-а-астин!

Спохватываюсь, что могла своим криком разбудить папу, но взгляд на часы приносит спокойствие: ему тоже пора бы уже вставать. Через несколько секунд слышится топот на лестнице. Вероятно, американец встал рано, и теперь мой крик оторвал его от завтрака.

— Да? — Говорит он, появляясь в дверях ванной.

Его «yep», (то бишь «да»), звучит всегда по-разному и так оглушительно быстро, что я не успеваю разобрать, то ли он сказал «yep», то ли «yeah», «yes» или «eh». Хотя разницы, на самом деле, — никакой.

— Твое? — Оборачиваюсь.

— О, уже все? — Джастин радостно делает шаг и приседает рядом со мной.

— Ага. — Отзываюсь.

Парень выглядит свежим и бодрым. Волосы у него еще влажные и уложены на макушке послушной, гладкой черной волной, спадающей немного на лоб. Лицо гладко выбрито, и оно находится так близко, что можно разглядеть даже тени от пушистых ресниц на смуглых щеках.

— Что за… — Джастин вдруг прикладывает ладонь к губам.

Вот черт. Так тщательно отрепетированная мной вуаль из грубого холода, которую я планировала на себя нацепить, чтобы выстроить между нами преграду отчуждения, спадает и растворяется в тишине ванной комнаты без всякого следа. Невозможно быть с ним отстраненной, играть в равнодушие или пытаться держаться подальше, когда видишь его, такого, рядом с собой. Растерянного, потрясенного и забавного до колик в животе.

— Не-е-ет, — оседает он на пол, когда я начинаю тихо хихикать.

— Да-а-а, Джастин. — Теперь моя очередь закрывать лицо руками.

Правда, я смеюсь, а он выглядит так, будто сейчас расплачется.

Парень вылавливает из барабана стиральной машины серо-розовую тряпку и расправляет. С его губ слетает неприличное слово, за ним еще и еще одно. Он держит ее на вытянутой руке и рассматривает с огорчением. Бросив в пустую пластиковую корзину, достает следующую, но и она в том же состоянии — ткань всецело захватил грязно-розовый цвет с неприятным малиновым отливом.

Джастин с шумом выдыхает и отравляет ее следом за первой вещью.


— Все мои носки, — достает и швыряет в сторону корзины, — все футболки. Шорты!

— Ну, хотя бы шорты тебе не пригодятся зимой, — пытаюсь утешить я.

А сама пытаюсь отогнать подальше греховные мысли. Когда этот парень рядом, постоянно хочется прикоснуться к нему. Да что уж там, чего мелочиться — наброситься на него охота! И это желание вызывает почти физическую боль.

— Утешила! — Сердится он, вытряхивая из недр машины все новые и новые серо-буро-малиновые шмотки. — Нет, нет, нет! Как же так? О май гад!

— И еще плюс. — Хихикаю я. — Хорошо, что ты не постирал с ними свою футбольную форму, а то… — Но на этом слове запинаюсь и широко распахиваю глаза.

Следующим, что он выуживает из барабана, оказывается красный кружевной лифчик — мой любимый! «Какого, как говорится, хрена, товарищи?»

— Хм. — Джастин держит его на вытянутой руке и поднимает все выше и выше, чтобы внимательнее рассмотреть.

— Э… — мычу я, хватая ртом воздух. — Это…

— Твое? — Он резко убирает находку в сторону, пресекая мою попытку выхватить бюстгальтер из его цепких пальцев.

— Мое! — Чувствую, как щеки розовеют.

Делаю новую попытку дотянуться.

Кажется, его это только забавит. Джастин поднимает руку выше, сгибает в локте и закидывает мокрый лифчик себе за спину.

— Дай-ты-его-уже-сюда! — Ворчу я в попытке дотянуться. Встряхиваю головой.

И тут до меня доходит, что мы сидим на холодном кафеле, а я почти забралась ему на колени, чтобы отобрать злосчастный предмет одежды. Между нами минимум пространства, носы едва не соприкасаются, а жар его тела чувствуется даже через одежду. И происходит именно то, чего я боялась, чего обещала себе не делать вчера, вытирая слезы в тишине комнаты.

Я, черт возьми, его не игнорирую!

Хотя должна.

— Забери, попробуй. — Говорит Джастин, глядя мне прямо в глаза.

И еще сильнее заводит руку за спину.

Застываю, понимая, что, если потянусь, неизбежно придется коснуться его лица. Щекой, носом, губами — не важно. Все это приведет к одному — к поцелую. Тихонько сглатываю, чувствуя на своей коже его дыхание, и хочу отодвинуться назад, но не могу. Этот парень будто примагнитил меня. Не держит, но и не отпускает. А мое тело безмолвно просит: пусть положит ладонь на мою талию, пусть коснется моей спины.

Наш контакт глазами длится всего секунду, но, кажется, проходит несколько вечностей сразу. Он обжигает, слепит, бьет током и вызывает потерю памяти. Потому что я внезапно оказываюсь в полушаге от того, чтобы поцеловать не своего парня. Почти решаюсь на это, когда где-то в коридоре раздается кашель моего отца.

Отскакиваю от Джастина, словно ошпаренная, падаю на задницу и в ужасе оборачиваюсь. Папа подходит к двери, заглядывает в ванную комнату и сонно спрашивает:

— Что за шум? — Он зевает.

«Ох, папочка, это мое сердце отбивает дикий, безумный марш»

— Вот, сэр! — Говорит Джастин.

Мы все еще сидим с ним на полу на коленях. В немом ужасе поворачиваюсь к парню и вижу: американец указывает на корзину, в которой горой навалена мятая, влажная одежда грязно-розового цвета. Лифчика нет, он вовремя его спрятал.

— М-да… — Тянет отец, качая головой. — Не повезло тебе, сынок.

Чешет затылок, разворачивается и топает обратно в спальню.

— Дай сюда! — Шиплю на Джастина, едва шаги стихают. — Быстро!

Он ехидно усмехается:

— Из-за этой штуки я лишился почти всего своего гардероба.

— Давай! — Требую, вытянув ладонь.

Мысль, что он держал в руке мое нижнее белье, плавит мозги.

— Немножко вежливее, пожалуйста. Попроси, как следует. — Шаловливые чертики пляшут в его глазах.

— Давай сюда мой лифчик, быстро! — Пытаюсь заглянуть ему за спину. — Как он, вообще, оказался среди твоей одежды?

— Это тебя нужно спросить. — Играет бровями парень.

— Меня?! — Кричу шепотом. — Ты же не хочешь сказать, что я специально его подкинула?! Смотреть нужно было внимательнее, что толкаешь в… в… как ее там, по-английски?

— А ты не раскидывала бы свои вещи везде. — Он достает из-за спины ярко-красный бюстгальтер и, словно специально, чтобы лучше рассмотреть, крутит его в воздухе перед нашими глазами.

— Ох! — Выдергиваю лифчик из его руки. — Я не раскидывала. Он лежал… лежал… в корзине! В общем, не там, куда ты должен совать свой нос! — Комкаю белье в руке и спешно поднимаюсь с пола. — Сочувствую насчет твоих вещей, но я не виновата!