Любовь по обмену
Часть 42 из 68 Информация о книге
На секунду зависаю, выхватив глазами его силуэт из десятка игроков на поле. В футбольной форме он выглядит жилистым, подтянутым и крепким. А как двигается: будто всегда точно знает, куда полетит мяч, и оказывается там в самый нужный момент. Принимает подачи ловко, передает их быстро и четко, в то время, как от его партнеров по команде мяч, кажется, отскакивает, как от дерева. Похоже, я его идеализирую. — И ты отдаешь такого парня в лапы этой хищницы? И еще думаешь, что это будет правильным решением? — Машка застегивает кожаную куртку под самое горло и трет замерзшие руки друг о друга. — А что ты будешь чувствовать, когда будешь видеть их вместе? — Привыкну. — Не знаю. — Она качает головой. — Такой красивый парень, необычный. На вид разгильдяй и наглец, а в общении душка! Девчонки наши часами готовы его слушать. От акцента балдеют. Знаешь, им ведь плевать, сколько бабла у его родителей, гораздо важнее, что он — красавчик и обаяшка. А вот Вике нет. Она хоть и предлагает ему себя открыто, но все ходы просчитывает наперед. Если вцепится — ни за что потом не отдаст. Я думала, ты будешь бороться… — Маш, господи, ты чего? — Складываю ладони вместе. — У меня же есть Слава! Ты все время про него забываешь. — А ты сама тоже давно про него забыла, — ворчит подруга, — только боишься себе в этом признаться. Просто сравни их, Зой. Их сравни между собой. И ответ будет очевиден. И явно не в пользу Славы. — Маш, я не могу так поступить с ним. Это же Слава. — Мой голос становится похож на едва слышимый писк. — Он любит меня! Она задумчиво чешет лоб. Хмурится: — Значит, нужно честно сказать ему, что любишь другого. — Как? — Мне кажется, что я уменьшаюсь в размерах от страха. — Сказать, что все, что было между нами в течение двух лет — ничто? Почему? Потому что приехал какой-то парень, и за месяц общения я вдруг поняла, что влюбилась? Да я Славе сказала «люблю», наверное, только через год! Когда привыкла к нему, стала доверять. — Ты сама только что ответила на свой вопрос. — Сурикова закатывает глаза. — Он вчера так завелся… — Я начинаю вспоминать, и все мое тело привычно покрывается мурашками. Меня колотит. — Увидел этот снимок у Джастина в соцсетях. Покраснел, будто в гнездо с шершнями лицо опустил, и давай орать на меня. Я так испугалась, никогда его таким не видела… — Кричал на тебя? — Маша поворачивается ко мне. — Слова всякие жуткие говорил… — Сглатываю. — А я в таком шоке была, что как мантру повторяла: «люблю, люблю, я же тебя люблю». Боялась, что он заподозрит что-то. Думала, меня это спасет от его обвинений. Просто врала. Чтобы выпутаться… как последняя сволочь! И ненавидела себя за это… — Зой, ты чего? — Она обхватывает мое лицо руками. Мне так больно, что горло перехватывает, и дышать становится тяжело. — Как я могла, Маш? Он все правильно сказал… «Вот какая ты стала»! Когда, Маш? А? Когда я успела стать такой? — Всхлипываю. — Смотрю на Джастина, будто до него мужчин не видала. Как голодная! Обо всем забываю. Он рядом — мне хорошо. Хочу его дико, до боли, до ломоты во всем теле. Всего его хочу — целиком. Ни мозги, ни тело мое мне не подчиняются. А о Славе и не вспоминаю даже… Чувствую, как горячая слеза скатывается по щеке. Машкины глаза расширяются от волнения. Она принимается стирать пальцами влагу с моего лица. — Тихо, тихо, моя хорошая. — Нельзя так! Всего за месяц сойти с ума. — Зажмуриваюсь. — Нельзя предать того, кто тебе верил. Даже если это любовь. Черт с ней! Мне так стыдно… Пообещала себе вчера, что все это прекратится. Что буду игнорировать его, держаться подальше. Не получается! — Тяжело вздыхаю. — Как, скажи мне, можно держаться подальше от него? От него?! — Киваю в сторону поля. — Я только и думаю сейчас о том, что мы вернемся домой и после ужина будем валяться на диване, учить долбаные тридцать русских слов и хохотать до колик в животе, потому что он будет произносить не «пятка», а «патка» или весь вечер убьет на то, чтобы просто сказать «хлеб». А потом я уйду в свою комнату и буду молиться, чтобы он не пришел и не позвал меня на крышу. И желать буду этого так сильно, как ничего и никогда не желала! — Слушай, я… — начинает Маша. Но я убираю ее руки со своего лица и начинаю лихорадочно мотать головой. — Нет, не говори мне ничего! Знаю, что ты скажешь. Не надо. — Зоя, все равно кому-то будет плохо. Либо одному Славе, либо вам обоим с Джастином. По-другому не бывает. — Да откуда ты знаешь? — Вытираю вновь выступившие слезы, отворачиваюсь и впиваюсь глазами в зеленое покрытие поля. — Может, ему вообще по барабану? Фло у него там какая-то или Вика! Может, без разницы ему? Я тут раздумываю, а не порушить ли мне стабильные отношения ради этого парня, а он ко мне, может, ничего и не чувствует! — Чувствует… — Говорит она тихо. Я поворачиваюсь и вижу на ее лице такие растерянность и замешательство, будто подруга знает что-то такое, чего не знаю я. — Он Диме говорил. Сам. — Машка виновато поджимает губы. — Еще до турслета. — Что именно? — Не знаю. — Похоже, тут она искренна. — Калинин не говорил подробностей. Мы просто обменялись информацией. Кратко… — Вы что?! — Зой… — Ты сказала своему парню, что мне нравится Джастин?! — Чуть не подпрыгиваю. — Вообще-то все не так было. — Выпаливает она, уставившись на меня. — Я спросила, зачем он его водкой угощал перед соревнованиями, и он признался, что хотел расслабить парня. Потому и отправил его к тебе в домик тогда ночью. Чтобы вы могли поговорить уже наконец. Никто из нас почти до самого утра не заходил к вам, чтобы не мешать. Знаешь, как трудно было удерживать Никиту с Иринкой? Димке пришлось развлекать Медведева разговорами чуть не до самого рассвета! — Ты сказала своему парню… — Но, блин, на вас посмотришь… Все эти «зайки», объятия, взгляды — только тупой бы не догадался! — Маша взмахивает руками. — Мы просто хотели помочь вам, прости. — Девчонки, а вот и ваши хот-доги! — Из-за спины появляется Дима. Передает нам еду, горячий кофе и садится рядом. — Так, а чего кислые такие? — Поворачивается ко мне. — Заяц, а у тебя, вообще, глаза на мокром месте. Кто обидел? Говори, я быстро с ним разберусь. Он сжимает татуированную руку в кулак и выдвигает вперед нижнюю челюсть. Выглядит воинственно. — Все хорошо, просто… — Просто Стасик не хочет ставить ей зачет, отправил на пересдачу! — Улыбается Маша, перехватывая его кулак. — Стасян? Вячеславович? Да мы с ним вроде крепко скорешились. Хочешь, поговорю? — Не надо! — Вскрикиваем мы обе одновременно. Я прячу взгляд. «Они все знают. Про нас с Джастином. Ситуация — хуже некуда» — Ладно. У меня тут кое-что есть. — Дима ставит стакан с кофе под ноги и принимается шарить по карманам. — Тебе должно понравиться. — Он достает свой смартфон и находит нужный снимок. Показывает. — Вот. «Ради всего святого! — Во рту пересыхает. — Хуже есть куда» — … - Нецензурное выражение срывается с моего языка. На фотографии мы с Джастином. Судя по всему — раннее утро. Тусклого света из окна недостаточно, потому очертания на снимке не четкие, но при желании действующие лица вполне узнаваемы: я и мой американец лежим в обнимку поверх простыней. В одежде. Он обнимает меня сзади, накрывает сверху своей большой, сильной рукой. Прижимается носом к моей макушке. Я выгляжу совсем крошечной в гнездышке из его рук, и даже наши ладони с переплетенными (!) пальцами заметно различаются по размеру, и это очень бросается в глаза. — Дим… — Выдыхаю. — Круто, да? — Его брови вздымаются. — Так мило, что нельзя было не сфотографировать! Мои плечи опускаются. Молчу. Вот до чего я докатилась. Все свое время провожу с чужим парнем, зависаю с ним на крыше втайне от родителей и с ним же сплю. И пусть между нами ничего не было — о невинности происходившего не может быть и речи. Мы хотели быть вместе, держать друг друга в своих объятиях и ощущать тепло наших тел. Это самая настоящая измена, и она на моей совести. — Удалишь? — Спрашиваю тихо. Не могу представить, что сделается со Славой, если это фото попадет к нему. — Чего это ради? — Усмехается Дима, пряча от меня телефон. — Что бы вы, двое, прибили меня потом, когда сойдетесь? Да вы еще будете показывать это фото своим детям и внукам, а те — своим детям и внукам, вот увидишь! — Перестань. — Мне не до шуток. Дрожащей рукой откладываю хот-дог в сторону. Грею руки о стакан с кофе. — Удали, пожалуйста. Не будет никаких детей и внуков, ясно? И хватит об этом. Они с Машей молча переглядываются. — Вы так решили? — Интересуется Дима осторожно. — Без детей ужасно скучно. Ему все еще смешно. Мне — нет. — Давайте поговорим о чем-нибудь другом, — прошу, отхлебнув горячего кофе. — Давай. — Соглашается он. — Как насчет сходить в клуб в пятницу? Выступают «Дайвёрсы», будет весело. Пашка может достать нам приглашения, я ему сейчас позвоню. — Помнишь Пашку? — Спрашивает Маша. — Моего брата? Так вот он играл у них на басухе этой весной. Ребята предлагали ему остаться в группе на контракте, но Павлик отказался. У него подруга беременна, и ему сейчас не до гастролей. Дима, кстати, тоже участников «the Diverse» всех лично знает, так что достать билеты не будет проблемой. — Угу. — Отзываюсь, глядя на поле. Дима копается в телефоне. — Кстати, — говорит он, приставляя аппарат к уху, — американец твой очень выделяется на фоне остальных игроков. Папка мой мог бы поговорить с кем надо, чтобы его перевели с основным составом тренироваться, там, может, на него и тренер обратит внимание. А то бегает с семнадцатилетними пацанами из дубля [1], с кем тут соревноваться? Как над собой расти? — Он выпрямляется. — О, здорово, Пахан. Как дела? Да. Да, я тоже. Пока он болтает по телефону, не отрываю взгляда от игрока под номером семнадцать. Как же все-таки он хорош… — Ага, — кивает Дима, — нам бы четыре билета организовать! — Три, — говорю тихо. — Три билета… Джастин идет с Викой. Сказав это, не нахожу в себе сил повернуться и посмотреть на их удивленные лица. Знаю, сама виновата. Но то, что мой американец идет в клуб с другой девушкой заставляет меня паниковать гораздо сильнее, чем то, что Слава может узнать о моем коварном предательстве. [1] — дублирующий состав основной команды Глава 16