Любовь, жизнь и далее по списку

– То есть? – уточнила я.

– Ну, фактически мы просто придумываем истории по ходу рассказа.

– Ты занимаешься театром? – спросил Ник/Колби.

– Нет, рисую.

– Рисуешь. Для художника это тоже отличная возможность набраться вдохновения, – сказала Кара.

Я обвела комнату взглядом. Кара была права: это место могло вдохновить кого угодно. Все, от пыльных скамеек до статуи святой Марии перед нами, насыщалось приглушенным желтым светом фонаря. Тусклое закатное солнце пыталось проникнуть в комнату сквозь грязные окна. Старое фортепиано у стены потеряло часть своих клавиш и теперь навевало мысли о беззубой улыбке. Впервые за долгое время у меня так и чесались руки взяться за кисть. Но воспоминания о выставке и моих жалких успехах быстро прогнали это желание. Я пожала плечами.

– Да, здесь круто.

– Новости, – объявила Лейси, сжимая мою руку, словно чувствовала, что я в любую минуту могу залезть обратно в свой панцирь. – Я получила приглашение на повторное прослушивание.

Одна из девочек взвизгнула, и ее вопль эхом разнесся по комнате, встревожил пыль и припорошил ею наши головы.

Колби/Ник (тот, который до этого молчал) провел рукой по волосам.

– Лидия, ты чего? Хочешь, чтобы нас поймали?

Она прикрыла рот ладонью.

– Простите. Просто это так волнующе. Когда оно будет? Какая у тебя роль?

– На следующей неделе, и я читаю главную роль. – На этот раз все их голоса слились в единый гул воодушевления.

Я наклонилась к Лейси.

– Прости, что не поинтересовалась. Я слишком зациклилась на своих проблемах.

– Все нормально, я понимаю.

– Поздравляю, – сказала я. – Это невероятно.

– Спасибо. – Она улыбнулась, а потом подняла руки, чтобы вернуть тишину. – Что ж, давайте приступим. Все выбирают один предмет в комнате и рассказывают его историю.

Я точно буду ужасна в этой игре. Игра? Так они это называли? Упражнение? Даже неважно, как это называлось официально, все это точно нельзя было назвать моей сильной стороной. Я выбрала фортепиано, потому что в моем воображении у него уже были человеческие черты, и рассказала историю девочки, которую злая королева превратила в фортепиано. Последовал шквал уточняющих вопросов, словно я могла успеть продумать все до мельчайших подробностей. Следом за моей прозвучали значительно более находчивые истории о женщинах, застрявших во времени, скамейках из золота и ключах, открывающих порталы. Это были полноценные истории, с деталями и сюжетными переплетениями.

– Ты только что это придумала? – спросила я у Лидии, когда она закончила.

– Да.

– Как?

– Практика, я полагаю.

Меня впечатляли даже не сами истории. А та уверенность, с которой их преподносили. Видно было, что ребят не тревожит чужое мнение.

Сложно было сказать, сколько мы там пробыли, но когда мы закончили, тени были ярче, а грязные окна больше совсем не пропускали свет. Я отряхнула джинсы и пошла за всеми к выходу. По дороге Лейси взяла меня под руку.

– Спасибо, что пригласила, – сказала я.

– Всегда пожалуйста.

Я вылезала наружу четвертой и не сразу заметила, что трое, которые были передо мной, теперь стояли, всматриваясь во что-то вдалеке.

Я подумала, что нас поймали. Что объявились копы и теперь всех нас задержат за проникновение со взломом. Хотя технически взлома не было. Только проникновение. Но то, что я увидела, было хуже копов.

Это был Купер.

Он держал что-то в руках. Какую-то коробку с ручкой.

Мое еще-не-отвыкшее сердце всколыхнулось.

Как он узнал, где я? Две секунды, и я вспомнила о том дурацком приложении на наших телефонах – «Найди друга». Меня сдал мой собственный телефон. Нужно было срочно удалить это приложение.

Лейси вылезла сразу за мной и тоже увидела Купера.

– Хочешь, я прогоню его? Я сейчас же это сделаю.

– Нет, я поговорю с ним.

В ее взгляде проглядывало недоверие.


– Нет, серьезно, я в безопасности. Я мертва внутри.

Теперь недоверие сменилось сочувствием.

– Зайди ко мне, когда закончишь здесь, ладно? Мы будем есть шоколад и смотреть фильм, где убивают парней. Есть же такие фильмы? Мы найдем. – Она сжала мою руку. – Будь сильной.

Я улыбнулась и подождала, пока все мои новые друзья не сели в машины и не уехали. Потом мой взгляд вернулся к Куперу. Шесть дней я держалась. Теперь мне придется начинать счет заново. Я пошла к Куперу, но остановилась, когда между нами оставалось футов десять. Может быть, я и держалась до сих пор, но точно не хотела испытывать себя его запахом.

Я знала, что измазала все руки и лицо. Интересно, видел ли он? Потом я вспомнила, что меня это не должно волновать.

Купер осмотрел здание позади меня, и его вздернутая бровь так и спрашивала: «Что ты там делала?» Он приподнял коробку, чтобы я посмотрела, что там – четыре стеклянных бутылки в переноске.

– Шоколадное молоко, – пояснил он. – Шоколадное молоко все делает лучше.

Я кивнула и сглотнула.

– Это правда.

– Прошу разрешения приблизиться к вражеским границам, – сказал он, протягивая мне коробку.

Я ощутила, как старая привычка берет верх надо мной – привычка любой ценой возвращать все на круги своя. Привычка, которая говорила мне подлатать все бреши и сделать вид, что ничего не было. Я противилась.

– Купер. Я не могу этого сделать.

– Когда?

– Не знаю. Мне нужно время. Ты не даешь мне его.

– Я дал тебе шесть дней. Это достаточно долго. Я ужасно себя чувствую. Думаешь, я хотел пропустить твою выставку? Нет. Я хотел прийти. Ты моя лучшая подруга во всем мире.

– Тебе кажется, что ты хотел прийти. Но дело вот в чем, Купер: если ты всем сердцем чего-то хочешь, ты это делаешь. Вот так вот просто.

– Я спутал дни.

– Именно.

– Ты не собираешься меня прощать. – Это было утверждение.

– Не знаю. Может быть. Мне нужно время.

– Время для чего?

– Чтобы разлюбить тебя, Купер, – выпалила я. – Чтобы оправиться от этого. Чтобы измениться.

Его брови поникли, а следом опустился и подбородок.

Мое дыхание сбилось, щеки покраснели, но он ничего не отвечал.

– Помнишь ту ночь на пляже год назад?

– Помню.

– Ночь, когда я сказала тебе, что люблю тебя, а потом отшутилась. – Я смотрела на него – с бутылками шоколадного молока и взглядом, опущенным на тротуар, – и понимала, что это не новость для него. Все это время он знал.

– Жаль, ты не рассказал мне тогда, что все понял. Может быть, тогда все уже разрешилось бы. Я открылась тебе, а ты позволил мне забрать свои слова так беспрепятственно.

Я не злилась в тот день или потом, в течение года. Скорее меня гложили боль и смущение. Но теперь я злилась. Весь год он знал, но не соизволил обсудить это со мной, дать мне возможность объяснить, почему нам следовало бы быть вместе или почему я его любила. Он просто отмахнулся от меня. Закрыл глаза на мои чувства.

Слезы покатились по моему лицу, но я не переставала смотреть на него. Я чувствовала, как вся ненависть и обида уходили вместе с ними.

– Я… Я не знаю, что сказать, – признался он. – Я могу повторить, что я придурок. Я могу сказать, что должен был поступить иначе.

Не знаю, какой ответной реакции я ждала. Где-то в глубине сознания меня грела надежда, что, стоит ему услышать правду, он поймет, что на самом деле любит меня. Что тот ужас на его лице, который остановил меня год назад, был от удивления, а не от безответности чувств. Что за год его чувства выросли. Что неделя без меня помогла ему понять, что он меня любит. Но этого не произошло.

– Купер. Я отпускаю тебя. Я должна тебя отпустить независимо от того, как сильно это меня пугает.

Я видела, как его кадык дернулся. Он кивнул всего раз, поставил коробку шоколадного молока на землю перед собой и сделал нерешительный шаг назад.

Я осталась на месте. Я оставалась там, пока он отступал задом наперед, не отрывая взгляда от меня. Я оставалась там, пока он не сел в машину и не завел мотор. Я стояла неподвижно, пока он выруливал с парковки. И только когда его машина исчезла за углом, я опустилась на землю.