Лука, или Темное бессмертие

Воцарилась мертвая тишина, которую Флоранс поспешила прервать:

– Вы начали говорить про какую-то штуку между нашими цилиндрами. Что там?

В следующие десять секунд Флоранс вообразила себе массу всего, но никоим образом не ожидала услышать пару слов, которые после паузы, показавшейся ей бесконечной, возникли в воздухе, как всадники Апокалипсиса.

– Петля висельника.





5




Ночи Николя были неспокойными, и сегодняшняя не стала исключением. Круговорот навязчивых образов и мыслей не дал ему сомкнуть глаз. Он снова раз за разом видел у своих ног мертвого незнакомца, человека без документов, с налитыми кровью глазами и искривленным ртом. Он переживал каждую минуту своей беседы с доктором Эбером в клинике, думал о каждом слове, вырванном из нутра, чтобы прозвучать громко и ясно. Этой ночью Камиль снова пришла повидаться, она танцевала в тумане его кошмаров, и пол негромко поскрипывал под ногой робкого призрака.

Да вдобавок не стоит забывать о паршивой погоде, вишенке на торте. Он слушал, как бесконечный дождь стучит по прогулочной палубе как раз над его каютой. Коричневые воды реки вытанцовывали у самого иллюминатора. Без сомнения, они поднимались.

Копу не приходилось сталкиваться с кошмаром июньского паводка, но он чувствовал, как растет напряженность среди обитателей барж вдоль всего порта Аньер-сюр-Сен. Накануне удары молотков и хлопанье досок раздавались до самой ночи. На берегах начали поднимать мостки, укладывая бетонные блоки. Встречаясь на набережной, соседи обсуждали положение дел. На сайте водных путей Франции или на Vigicrues[11] следили за метеопрогнозами, за уровнем воды в реке Гран-Морен в ста километрах от Парижа, а также в Марне и Йонне, притоках Сены. Водохранилища были наполнены на две трети максимального объема. Череда метеорологических катастроф делала любителей отдыха на воде параноидально чувствительными к любому затяжному дождю.

Николя быстро привел себя в порядок, воспользовавшись крошечной душевой, примыкавшей к каюте. Стоя под душем, он не уставал любоваться видом реки с одной стороны и деревьев – с другой. Запахи лимона, смешанные с запахом воска. Ощущение, что ты на природе, хотя достаточно было поднять глаза, чтобы увидеть на заднем плане шеренги домов Аньера. Но капитану полиции нравились иллюзия свободы, поскрипывание обшивки судна в темноте и килевая качка, словно приглашающая в путешествие.

Он выскреб все до гроша, чтобы купить эту старую баржу семидесятых годов. Банковский заем в сто пятьдесят тысяч евро на двадцать лет, совершенно разорительные ежемесячные выплаты, а главное, аренда стоянки ценой больше восьми тысяч в год – вот во что ему встало приобретение собственной посудины, но он больше не мог жить в квартире. Идея купить домик под Парижем с маленьким садиком относилась к области научной фантастики. И потом, корабль для одинокого мужчины в четырех станциях метро от нового расположения Судебной полиции – это идеально. Свобода стоит дорого.

В девять часов с плещущимся в желудке кофе он перебрался через плавучий мостик и углубился в окрестности порта Ван Гога. Деревянные столы для пикников, привязанные к ветке качели, велосипеды, мячи… Отдельный мирок, где решили обосноваться несколько десятков семей. Полицейский поприветствовал стоящего перед зданием дирекции начальника порта, прошел через решетчатые входные ворота и через пять минут бодрого шага втиснулся в переполненное метро на станции «Габриэль Пери». Он возвращался в джунгли с их шимпанзе, как прочувствованно выражался Ангел будущего. Сам он тоже принадлежал к этим полчищам.

Курс на Институт судебной экспертизы. Вскрытие обнаруженного в лесу трупа началось в девять утра, и Николя в разговоре с Шарко настоял на своем присутствии. Поезд наземного метро с надрывным скрежетом повернул налево сразу за Аустерлицким мостом, перед станцией «Набережная Рапе». В окно было видно огромное, похожее на пакетбот строение из красного кирпича, зажатое между Сеной и пятой линией, – парижский ИСМЭ[12]. Туда со всеми возможными предосторожностями ежегодно переправляли три тысячи трупов, то есть в среднем по десятку за день. Смерти было плевать на метеоусловия, проблемы финансирования и шимпанзе. Она работала в полную силу.

Николя торопливо вышел из вагона, пересек сквер Альбера Турнера и, натянув на голову капюшон, пробежал несколько метров до входа для посетителей – он уже набрал двадцать минут опоздания. В конце коридора он различил силуэт, сидящий на стуле лицом к ритуальной плеяде бюстов различных директоров института.

Заметив его, Одри Спик чуть ли не бегом бросилась к нему. В одной руке она держала шерстяное пальто, в другой – черный зонтик. Николя не мог не признать, что в своем черном льняном пиджаке, двуцветном платке и лаковых ботинках, сверкавших, как на витрине магазина, она выглядела привлекательно. Ее лицо с высокими скулами и серо-голубыми глазами с чуть миндалевидным разрезом обрамляло каре цвета воронова крыла. Она была невысокой и очень тоненькой.

Они пожали друг другу руки.

– Прежде всего я хотела вас поблагодарить. Когда я вчера вечером увидела на своем мобильнике высветившийся номер майора Шарко, то подумала, что вы все ему рассказали про клинику. Но он, совершенно очевидно, был не в курсе.

– Клиника клиникой, а служба службой. Добро пожаловать в команду, старший капрал Спик. Я сейчас вернусь.

Николя оставил ее в коридоре и подошел к стойке за разъяснениями. После чего направился к лестнице. Одри безропотно последовала за ним.

– Не знаю, как тебе удалось это скрыть, но поступить в Управление, проходя курс лечения от ПТСР, о котором ты ничего не сообщила своему новому начальству… одно могу сказать: это круто. Классная основа для здоровой жизни в команде.

– Вы… Ты тоже не должен был ничего знать. Это очень личное. Все из-за того, что в клинике не сумели обеспечить анонимность и…

– Брось, я уже забыл. Только надеюсь, у тебя не будет проблем с работой, потому что, как нетрудно заметить, ты сразу попала в самый разгар. Вижу, ты вроде при полном параде и готовилась к приятному дню, типа пройтись по кабинетам, но с этим придется обождать.

– Без проблем.

– Ты в курсе дела?

– Франк Шарко мне вкратце изложил. Тело, обнаруженное вчера утром в лесу. Обнаженное, неопознанное и изуродованное. Как ты и сказал, мне предстоит сразу окунуться с головой.

Николя молча кивнул. Одри послушно пошла за ним следом. Этот тип дружелюбен, как тюремная дверь. Определенно, ей придется нелегко в Париже, городе, который всегда действовал на нее угнетающе, про который она ничего не знала еще полгода назад и где у нее не было ни родных, ни друзей. Но уехать с Юга и начать с нуля на новом месте, следуя программе «Франция. Живая память», было единственным способом как-то разрешить проблемы.

Перед самым выходом на арену Николя обернулся к ней. Накануне он просмотрел ее личное дело. Два года в ночной антикриминальной бригаде в Марселе, три года в бригаде по борьбе с наркотиками в Тулоне, еще три в отделе по борьбе с торговлей людьми в Ницце. Никаких пробелов в пути следования. Если она стала жертвой теракта на Английской набережной[13] – что он и предположил, учитывая ее участие в программе, – и если сегодня она проходит курс лечения, то как же она могла продолжать работу после июля 2016-го? Как смогла скрывать от всех свои страдания? Алкоголь? Колеса? Кокс? Как он сам в свое время.

– Все будет нормально?

Она побелела. Любое посещение морга по-прежнему действовало на нее ужасно. Она прикрыла глаза. Картины, звуки, запахи трагедии, произошедшей шестнадцать месяцев назад, ожили при приближении к смерти. Она все еще чувствовала теплоту крови на своих ладонях… Горячее дыхание на затылке… Давление пальцев, сомкнувшихся у нее на спине… Ее зрачки сузились, когда она подняла веки.

– Да, все будет нормально.

На самом деле про нормальность и речи не было.





6





Николя первым шагнул на вытертый бурый линолеум. Он бы предпочел, чтобы медэкспертом оказался не Поль Шене: этот человек в ярко-синих кроках на ногах проводил вскрытие Камиль. Он искромсал его любовь, вытащил один за другим ее органы или то, что от них осталось, потом разрезал их, отправив на весы или в пластиковые чаны. Однако Белланже вежливо поздоровался и представил нового члена команды.

Без дальнейших проволочек они расположились вокруг тела, у которого на большом пальце ноги красовалась этикетка. Шене с помощью ассистента уже вымыл, взвесил и отсканировал его. В момент их появления он как раз рассматривал на экране полученные рентгеновские снимки.

– Лицо мужского пола, белый, рост около метра семидесяти, вес семьдесят килограммов. Брюнет, короткая стрижка, возраст предстоит определить антропологу, но я бы сказал – от двадцати пяти до тридцати пяти. Тело пребывало обнаженным во влажной внешней среде, вне доступа ветра, при температуре воздуха от девяти до тринадцати градусов, в ночь с понедельника на вторник.

Отступив на шаг, Одри скрестила руки и приоткрыла губы, чтобы дышать ртом: медэксперт не предложил ментоловую мазь, а только респираторы и перчатки для защиты от микробов.

– Окоченение почти максимальное к моменту поступления тела, во вторник 7 ноября 2017 года, в 15:30, внутренняя температура семнадцать градусов, то есть выше температуры окружающей среды. Я сделал кое-какие подсчеты и глянул на графики. По первой прикидке, дата смерти приходится на канун его обнаружения, то есть на понедельник, 6 ноября, между десятью часами вечера и двумя часами ночи.

Одри смотрела на изуродованное лицо. В правой пустой глазнице еще оставалась вода, словно человек плакал. Медэксперт вынужден был промыть ее струей, чтобы избавиться от грязи. Она ощутила звон в ушах, низкое эхо, пробивавшееся из глубины головы. Это был голос судмедэксперта. Теперь Шене перешел к внешнему осмотру. Он измерял, фиксировал каждую рану, записывая свои наблюдения на диктофон в своем мобильнике. Молодая женщина потрясла головой и больше не сводила глаз с тела. Она должна сосредоточиться, оставаться в этом помещении вместе с остальными рядом с трупом и пройти эту проверку, как она уже делала десятки раз.

– Носовая перегородка сломана, скулы сплющены… На лицо была вылита какая-то очень едкая жидкость, жировые ткани не растворены, что указывает на кислоту, но требуется подтверждение токсиколога.

Кислота, подумал Николя. Убийца не пожалел усилий. Стремился ли он скрыть личность жертвы? Или им двигало желание разрушать? Уничтожить лицо?

– Следы сопротивления на предплечьях и ладонях. Очевидные следы связывания на запястьях и щиколотках, ante mortem[14]. Левый мизинец ампутирован на уровне второй фаланги, но, судя по рубцеванию, операция имела место давно… Ноготь указательного пальца левой руки вырван и найден на месте преступления… Наличие татуировки на внутренней поверхности левого запястья.

Николя с другой стороны стола склонился ближе:

– Татуировка какого рода?

– Грубая, из тех, какие делают себе самостоятельно черной тушью, и недавняя, судя по степени заживления. Это дата: «7/11/2017 17:02».

Николя обошел стол, чтобы взглянуть самому. Шок.

– Вчера прямо перед Бастионом ровно в это время умер человек, оставив нам письмо с угрозами. 7 ноября 2017 года в 17:02.

Медэксперт держал руку покойника и внимательно разглядывал кончик указательного пальца.

– Мы его получили сегодня рано утром. Его доставили из Биша, верно?

– Да. Мы вызвали «скорую» к Бастиону. Вроде бы он умер от сердечного приступа, только вот глаза налились кровью.

– Увидим. Он стоит в плане, я займусь им в конце дня. В любом случае странное совпадение эта твоя история.

Николя сфотографировал татуировку. Как можно предполагать здесь случайность? Как человек мог носить на предплечье дату, с точностью до минуты обозначающую смерть другого человека, который к тому же скончался на день позже его самого? И зачем оставлять на теле такой нестираемый знак?

Он бросил взгляд на Одри, та была неподвижна и сосредоточенна. Трудно сказать, хорошо она себя чувствует или плохо: казалось, ее лицо покрывает слой воска, что придавало ей сходство с телами, которые вылавливают в канале после недолгого пребывания в воде.

– Ты заметил маленькую отметину между большим и указательным пальцем? – бросил Шене. – Это любопытно. Похоже на след от укола, только толстой иглой. На сканере я заметил присутствие инородного тела. Сейчас посмотрим.

Врач взялся за скальпель и сделал тонкий надрез. Лезвие наткнулось на крошечную пластиковую трубочку, не крупнее рисового зернышка. Он аккуратно подхватил ее пинцетом, протер о рукав халата и поднес к свету. Она была прозрачной, с миниатюрными электронными деталями внутри.

– Похоже на электронный чип.

Николя и Одри внимательно изучили предмет.

– Чип под кожей?

– Я и не знал, что такое можно вживить – разве что в научно-фантастических фильмах, я хочу сказать. В любом случае вживление любительское. Такие штуки в больнице не практикуют.

Медэксперт поместил чип в пластиковый пакет и вручил Николя, затем отошел к рабочему столу за угольником и продолжил обследование.

– Калечащие повреждения с частичной утратой ткани… Зубные дуги удлиненные, с узким внутренним межклыковым пространством. Клыки нанесли глубокие раны. Некоторые идут до кости, разрывая мускулы и сухожилия. Подреберная область вскрыта, даже разодрана. Часть печени извлечена наружу и изглодана. Укусы не человеческие.

Пока Николя задумался о печени: зачем ее вытащили из внутренностей жертвы? Шене попросил ассистента промокнуть края ран, на которые он указывал тампоном на палочке.

– Затребован анализ на амилазу, чтобы подтвердить наличие слюны животного. Небольшое ее количество всегда можно обнаружить, если имел место укус, даже при самых неблагоприятных погодных условиях. И пожалуйста, сделай срезы с этих трех ран для патологоанатома.

Шене приложил угольник к специфическому повреждению на правом бедре:

– А вот здесь нечто необычное, должен признать.

Он сфотографировал рану крупным планом, потом вернулся к шее:

– Царапины под подбородком, типичные для хищника, который продвигает голову вперед, когда чувствует, что его хватка слабеет. На конечностях, то есть на ступнях, ногах, ладонях и руках, следы жестокого нападения. Кровоподтеки преждевременного окраса, красные и синие. Возможно, были нанесены ante mortem, что следует подтвердить диафаноскопией. Все это согласуется с оборонительными отметинами: субъект был атакован при жизни, одним-единственным животным, учитывая однотипную форму укусов. Некоторые другие раны, в частности в области печени, скорее, нанесены post mortem[15].

– У вас есть соображения относительно того, какое это может быть животное? – спросила Одри.

Шене поднял руку, призывая к терпению. Он продолжил описание, остановился на трупных пятнах, предположил, что смерть стала следствием раны в области горла, а после того, как человек скончался, была извлечена печень. Николя подумал, что речь может идти об инсценировке или о некоем ритуале, придуманном убийцей.

Медэксперт взял несколько проб – из-под ногтей, волосы – для токсиколога. По его мнению, лицо было раздроблено, размозжено каким-то тяжелым инструментом, вроде металлического лома или кувалды, уже после смерти, а потом растворено кислотой. Одри крепилась изо всех сил, стараясь держаться прямо, но гул в голове нарастал. Несмотря на леденящий холод в прозекторской, ее ладони под перчатками стали влажными, а по спине стекали капли пота.