Малефисента. Владычица тьмы

– Мама, – неуверенно начал он. – Я знаю, что это идёт вразрез с твоими желаниями, но если ты проведёшь вместе с Авророй немного времени...

Мать и сын взглянули друг на друга, и повисло неловкое молчание.

«Знай я об этом заранее, смогла бы лучше подготовиться ко всему», – думала Ингрит, в который раз сожалея, что ей в мужья достался такой простофиля. Однако нужно было что-то сказать сыну, и она ответила, покачав головой и стараясь говорить как можно мягче:

– Да... да. Возможно, я вела себя слишком эгоистично и видела всё в неверном свете. Наверное, мне нужно извиниться перед тобой и перед Авророй.

– Мама! – не скрывая своего удивления, выдохнул Филипп.

– Ты сделал свой выбор, – сказала она, продолжая всё сильнее удивлять его. – Значит, пришла пора отпраздновать это событие.

Она подошла ближе и обняла сына. Этот жест был для неё совершенно непривычным. Ингрит и припомнить не могла, когда она в последний раз обнимала сына. Но сейчас ситуация того требовала, и она сделала это.

– Я очень рад, что ты наконец одобрила мой выбор, – неловко застыв в руках матери, пробормотал Филипп.

– Более того, – сказала Ингрит, отступая на шаг назад. Мысли бешено крутились у неё в голове, и внезапно королеву осенила идея. Блестящая, полная злобы идея. Раньше она ничего, буквально ничего не понимала. Считала брак Филиппа и Авроры проблемой. А этот брак вовсе не был проблемой – он был решением всех проблем! Был ключиком, рычагом, позволяющим привести в действие план, который она вынашивала на протяжении многих лет. Раньше это было невозможно. Теперь помолвка Филиппа подносила ей эту возможность, как говорится, на серебряном блюдечке. Разумеется, главное, чтобы Филипп абсолютно ничего не заподозрил. Пусть считает, что его мать действует исключительно из лучших побуждений. Нужно сделать так, чтобы Филипп оставался в полном неведении, а она тем временем потихоньку, из-за кулис, начнёт добиваться своей цели – покончить с феями и прочими тварями, живущими на вересковых топях. Покончить раз и навсегда. Изобразив на губах улыбку, Ингрит сделала следующий ход:

– Я готова с распростёртыми объятиями встретить твою невесту, сын. Послушай, а почему бы нам не пригласить её на обед, а?

Филипп был потрясён, но улыбнулся.

– Это было бы просто потрясающе, – сказал он.

– Но только с одним условием, – добавила Ингрит, и улыбка на лице Филиппа тут же погасла. – Пусть она приведёт с собой свою крёстную.

В зале стало тихо-тихо, и Ингрит заранее знала, что именно такой будет реакция на её слова. Она никогда, ни разу за все пять лет с того момента, когда в жизни ее сына появилась Аврора, не ступала на вересковые топи. Никогда не открывала – и не собиралась открывать – свою дверь Авроре или Малефисенте. Никогда не скрывала своего презрительного, брезгливого отношения к феям и прочей нечисти. И вот теперь она приглашает к себе на обед королеву вересковых топей, да не одну, а с её крёстной, этой тёмной феей! Невероятно!

– Ваше величество... -– решился подать голос пришедший вместе с принцем Персиваль, но умолк, наткнувшись на ледяной взгляд королевы.

– Мы должны повидаться с той, что вырастила и воспитала Аврору, – отчеканила Ингрит. – Здесь, в нашем замке.

Не подозревая, что на его глазах творится заговор, король Джон заулыбался и даже захлопал в ладоши.

– Королева права, – объявил он.

– Но я не уверен, что её крёстная захочет... – начал Филипп.

Вскинув вверх тонкую бледную руку, Ингрит остановила его, покачивая головой:

– Но я настаиваю. В конце концов, вскоре мы станем одной семьёй, не так ли? Иначе и быть не может.

– Королева права, – кивнул король Джон. – Пусть объявят по всему королевству, что мой сын собирается жениться на Авроре. А Малефисента приезжает в Ульстед.

Король вернулся на трон, чтобы позировать художнику, а Ингрит снова изобразила на своём лице улыбку. Этот осёл вновь выдал идею жены за своё решение. Ладно, пусть веселится... пока. Вскоре он перестанет быть для неё проблемой.

Но вначале обед, нужно устроить обед. По этому поводу в голове королевы уже теснились мысли, одна лучше другой. На первое – светская беседа. На второе – дружеская помощь Малефисенте униженно извиниться перед людьми и признать свою неправоту. На десерт – полное уничтожение вересковых топей, вплоть до последней феи, называющей это поганое место своим домом.



ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ



ДО ЭТОГО МОМЕНТА АВРОРА И НЕ ПОДОЗРЕВАЛА, ЧТО МОЖНО ЧУВСТВОВАТЬ СЕБЯ ОДНОВРЕМЕННО ПРЕКРАСНО И УЖАСНО. ОНА ОЧЕНЬ БОЯЛАСЬ предстоящего разговора с Малефисентой, и от этого у неё всё сжималось и холодело внутри.

Но погода стояла замечательная, под стать её радости, заставившей чаще биться её сердце. Светило солнце, на небе ни облачка, и, что не менее важно, впервые за много дней на подходе к замку она не услышала жужжания фей, ожидающих её, чтобы разрешить их бесконечные проблемы. Слышно было только мягкое дыхание ветерка в листве да голоса Нотграсс, Флиттл и Фислвит – пикси как всегда о чём-то препирались между собой. Аврора замедлила шаги и улыбнулась. Эти голоса будили в её памяти множество хороших воспоминаний (правда, кроме них были и такие, которые хотелось бы забыть навсегда). На протяжении многих лет, пока они жили в спрятанном посреди вересковых топей домике, пикси оставались для неё единственным примером для подражания. Их голоса были знакомы ей так же хорошо, как её собственный голос или голос Малефисенты. Они растили и воспитывали её так, как это делает сейчас Малефисента: бранили, но гораздо чаще хвалили её.

Подумав о тёмной фее, Аврора глубоко вдохнула и остановилась. Полюбовавшись украсившим её левую руку кольцом и вновь почувствовав себя такой счастливой, что и не описать словами, она подняла глаза к небу, ожидая появления своей крёстной, – и её радость сменилась тревогой.

Она любила Малефисенту. Любила её замечания: они были жёсткими – но только лишь потому, что она заботилась об Авроре. Любила ворчание Малефисенты, скрывавшее доброту её сердца. Одним словом, она любила свою крёстную за то, за что её ненавидели все остальные. А ещё она любила Малефисенту потому, что считала её своей матерью: не родной, конечно, – но какое это имело значение! И вот сейчас, несмотря на связывающие их крепкие узы, Аврора, ожидая появления Малефисенты, дрожала от страха. А в том, что крёстная вот-вот появится, Аврора не сомневалась – она же своими глазами видела, что после того, как Филипп сделал ей предложение, с ивы улетел Диаваль. Понятно, куда он полетел и с какими новостями, так что появление Малефисенты – это лишь вопрос времени.

И словно в ответ на эти мысли Авроры небо потемнело, и летящая по небу фигура Малефисенты закрыла собой солнечный диск. За ней поспешал Диаваль, пытающийся не отстать от своей рассерженной и набравшей большую скорость госпожи. Тёмная фея опустилась на землю. Затрепетали её складываемые за спиной крылья –- и тут же налетел сильный порыв ветра, заставивший пикси ухватиться за дерево, чтобы удержаться на месте.

Малефисента встала прямо перед Авророй, а Диаваль отлетел в сторонку и уселся на ветке, нервно переступая по ней. Воздух вокруг Авроры сгустился, по небу покатились тёмные облака. Настроение Малефисенты всегда было связано с погодой на вересковых топях. Легко было догадаться, что сейчас тёмная фея, мягко говоря, не в духе.

– Здравствуй, Аврора, – сказала Малефисента, подходя ещё на шаг ближе. Её пухлые красные губы блестели, прищуренные изумрудно-зелёные глаза не мигая смотрели на крестницу. От воды в маленьком пруду за спиной феи пошёл пар, а затем она и вовсе закипела. – Есть какие-нибудь... новости?

Аврора набрала в грудь воздуха. Раньше уже не раз случалось, что они с крёстной ссорились и не разговаривали друг с другом, но потом всегда мирились. Аврора надеялась, что так получится и на этот раз.

– Крёстная, – сказала она, – Филипп попросил меня выйти за него замуж.

– Бедняга, – без всякого сочувствия откликнулась Малефисента, давая понять, что ей, по сути, нет никакого дела до принца. – И как он пережил твой отказ?


– Я ответила ему «да»! – выпалила Аврора.

– Ну, а мой ответ «нет», – возразила Малефисента.

Аврора подняла голову. Точнее, задрала, потому что и сейчас, когда уже выросла и даже стала королевой, рядом со своей крёстной она казалась маленькой. И всё-таки умение высоко держать голову было не менее важно, чем умение обеспечить безопасность вересковым топям, которыми она правила. Умение высоко держать голову означает умение не отступать от своих принципов – именно этому её всегда учила крёстная. Вот почему Аврора напустила на себя храбрый вид, гордо расправила плечи и твёрдо заявила:

– Мне неинтересно твоё мнение.

– А мне – твоё, – ответила Малефисента, которую показная храбрость крестницы ничуть не впечатлила.

Аврора с трудом сдержала рвущийся из груди стон. Она знала, конечно, что с Малефисентой бывает трудно, что фея очень упрямая и своевольная, но послушайте, это же глупо – вот так перечить! Она похожа сейчас на Нотграсс, закатившую в своё время скандал лишь из-за того, что Флиттл однажды окрасила всё в их домике в синий цвет, включая любимое платье Нотграсс.

– Ну, и что дальше? – спросила Аврора, недовольная тем, как жалобно вдруг прозвучал её голос. – Превратишь Филиппа в козла? Кишки ему выпустишь?

– Ну, разве что только для начала, – спокойно пожала плечами Малефисента.

Теперь Авроре хотелось уже не стонать – кричать. Филипп никогда не сделал Малефисенте ничего плохого, никогда! Напротив, всегда старался помочь, даже однажды спас Малефисенте жизнь, рискуя при этом своей собственной жизнью, между прочим. Но это для Малефисенты словно ничего не значило. Что бы Филипп ни делал, она не верила ему и постоянно подозревала в дурных намерениях.

Словно прочитав мысли юной королевы, Малефисента начала прохаживаться вокруг неё, стиснув своими длинными пальцами рукоять посоха и приподняв тёмные, резко выделяющиеся на бледном лице брови.

– Тебе известно о пропавших на вересковых топях феях? – осуждающим тоном спросила она.

– Разумеется, – кивнула Аврора. Ей очень не понравилось, что крёстная намекает, будто она, королева, может не знать о том, что происходит в её королевстве. Аврора слышала про фей, и родственников этих фей утешала, и обещала во всём разобраться. И она разберётся с этим делом – дайте только время. Но ещё больше, пожалуй, Авроре не понравилось, что Малефисента вспомнила о пропавших феях тогда, когда разговор шёл о Филиппе. – Но какое отношение это имеет к Филиппу? – спросила она.

– Такое, – проворчала Малефисента. Она ни на секунду не сомневалась, что за этими исчезновениями стоят люди. Кто же ещё? – Это был человек. Отвратительный, мерзкий человек...

– Я тоже человек, – оборвала её Аврора. – И что теперь?

– Ну, на тебя я из-за этого никогда не держала зла.

– Ну да. До тех пор, пока я не полюбила. – Аврора опустила глаза. Лицо у неё сделалось печальным, потому что её крёстная сказала неправду. Когда-то, давным-давно, Малефисента держала зло на Аврору за то, что та человек. И даже прокляла её – только потому, что она была дочерью другого человека, того самого, который разбил сердце тёмной фее. Так неужели Малефисента не понимает, что поступает сейчас с Авророй в точности так же, как в своё время поступили с ней самой?! Чем, скажите, отличается сейчас Аврора от той, давнишней Малефисенты? История любви тёмной феи закончилась разбитым сердцем? Да. Но эта же история свела Аврору и Малефисенту вместе. Истинная любовь в конечном итоге спасла их обеих. Вот ведь как всё непросто устроено в этом мире.

Вокруг них стояла тишина. Аврора и Малефисента молча смотрели друг на друга, но это молчание было красноречивее всяких слов. Аврора видела появившуюся во взгляде крёстной муку и неуверенность. Кого жалела она сейчас – Аврору или себя? Авроре не нужно было спрашивать Малефисенту, о чём она сейчас думает. Это Аврора знала и так. Они обе сейчас думали об одном и том же. Обе вспоминали отца Авроры, короля Стефана, и его предательство.

– Истинная любовь не всегда хорошо заканчивается, козявочка, – сказала Малефисента, и Аврора, услышав своё детское прозвище, невольно улыбнулась, хотя в глазах у неё стояли слёзы.

– Я прошу тебя только об одном: поверь мне, – вздохнула Аврора. – И позволь нам с Филиппом доказать тебе, что ты ошибаешься. – Она подошла ближе к Малефисенте, заставив её остановиться. – Послушай. Король и королева Ульстеда сегодня празднуют нашу помолвку. Они пригласили нас с тобой в свой замок. Обеих.

– Ты что... – широко раскрыла глаза Малефисента. – Ты хочешь, чтобы я... встретилась... с его родителями?!

Казалось, ничто не могло шокировать её сильнее, чем это приглашение.

Недоумённо каркнул на своей ветке и Диаваль.

– Это всего лишь обед, – пожала плечами Аврора, прекрасно зная, что это не так. Не всего лишь.

Покачав увенчанной чёрными рогами головой, Малефисента процедила, поджав губы:

– Меня никогда не желали видеть в Ульстеде. С какой стати я должна соглашаться на этот раз?

– Потому что его мать хочет встретиться с моей матерью.

Эти слова тяжело повисли в воздухе. Малефисента молчала, Аврора смотрела на неё полными надежды и слёз глазами. Малефисента повернулась, чтобы уйти.

Аврора машинально сделала шаг вперёд, протянув руку, словно надеясь остановить крёстную, но затем опустила её. Разве есть на свете сила, способная остановить Малефисенту!

– Хорошо, но хотя бы просто подумай над этим, – добавила она вслед уходящей тёмной фее. – Подумай ради меня.

Ответом Малефисенты был взмах мощных крыльев, поднявших её в небо. Аврора провожала крёстную взглядом до тех пор, пока её фигура не превратилась в чёрную точку на горизонте.

С неспокойным сердцем Аврора повернулась и побрела в свой замок. Ей хотелось надеяться, что Малефисента сумеет найти в себе силы признать своей семью Филиппа и принять приглашение его родителей. Если же нет... Аврора удручённо покачала головой – предстоящий обед и без того обещал быть достаточно непростым.



Филипп стоял в покоях короля, расположенных в самом сердце замка Ульстед, за крепкими каменными стенами. Мальчишкой он любил приходить сюда и, спрятавшись где-нибудь в уголке, подслушивать, как его отец ведёт переговоры с высокими зарубежными гостями или обсуждает со своим военным министром планы предстоящей войны. Богато изукрашенная мебель казалась Филиппу громадной, а головы убитых на охоте животных всегда словно следили за ним со стен стеклянными глазами. Эти охотничьи трофеи, которые по настоянию матери были развешаны в покоях короля, всегда пугали и одновременно притягивали Филиппа. Они превращали отцовские покои в загадочное, какое-то потустороннее место. Из-за отсутствия в них жизни – в буквальном и переносном смысле – Филипп всегда чувствовал здесь себя неуютно и напряжённо.

Когда Филипп повзрослел, покои перестали быть для него загадочными. Теперь мёртвые глаза животных наводили на него тоску, не более того. И хотя Филипп очень любил проводить время с отцом, он всё чаще предпочитал общаться с ним где-нибудь снаружи, подальше от этих душных покоев, где, несмотря на вечно горящий в камине огонь, он всегда чувствовал себя продрогшим до костей.

Не подозревая о мрачных мыслях сына, король Джон подошёл к нему с широкой улыбкой на лице и мечом в руках.

– Я хочу, чтобы сегодня вечером ты был с ним, – сказал он, протягивая меч.

– С королевским мечом? – Филипп осторожно взял его в руки. Клинок оказался на удивление лёгким. Филипп сотни раз видел этот меч прикрепленным к отцовскому поясу и всегда представлял его тяжёлым, грозным оружием. Значение отцовского жеста было понятно Филиппу и без слов – но разве мог король Джон упустить возможность разъяснить его?

– Да, – торжественно начал король Джон. – Потому что благодаря тебе Ульстед и вересковые топи вскоре объединятся и станут наконец единым целым.