Машины как я

Когда мы расселись с рюмками в руках, Максфилд обратился к Миранде, кивнув в мою сторону:

– Он любит херес?

Она перевела взгляд на меня, и я сказал:

– Вполне. Спасибо.

На самом деле я совсем не любил херес, и я подумал, что Миранда, возможно, предпочла бы, чтобы я сказал правду. Она принялась задавать отцу обычные вопросы о его болезнях, лекарствах, диете, уклончивом прогнозе врача, новом снотворном. Я слушал это воплощение дочерней заботы словно в гипнозе. В ее голосе звучали чуткость и любовь. В какой-то момент она наклонилась к отцу и убрала тонкие пряди волос с лица. Он отвечал ей как послушный школьник. Когда она касалась какой-то неприятной темы или врачебной несостоятельности и он раздражался, она успокаивала его и гладила по руке. Этот катехизис немощи также вселил спокойствие и в меня, и моя любовь к Миранде расцвела с новой силой. Мы проделали такой долгий путь, и плотный сладкий херес был бальзамом. Пожалуй, мне он все же нравился. Мои глаза закрылись, и мне пришлось сделать усилие, чтобы их открыть. Как раз вовремя, чтобы услышать вопрос Максфилда Блэйка. Он больше не был немощным брюзгой. Он пролаял вопрос точно команду:

– Ну! Какие книги вы читали в последнее время?

Это был худший вопрос, который он мог мне задать. Я читал с экрана – в основном газеты или разные сайты, научные, культурные, политические, и блоги. Прошлым вечером я увлекся журнальной статьей по электронным торгам. У меня не было привычки читать книги. В жизненной кутерьме не находилось времени, чтобы валяться в кресле, перелистывая страницы. Я мог что-нибудь придумать, но в голове было пусто. Последней книгой, что я держал в руках, была одна из монографий Миранды по Хлебным законам. Я только прочитал название на корешке и вернул ей книгу. Я не знал, что сказать, – не потому что забыл, а потому, что мне было нечего помнить. Я даже подумал, что такой ответ Максфилду мог быть верхом остроумия, но мне на помощь пришел Адам:

– Я читал эссе сэра Уильяма Корнуоллиса[39].

– А, этого, – сказал Максфилд. – Английского Монтеня. Не фонтан.

– Ему не повезло попасть между Монтенем и Шекспиром.

– Плагиатор, я бы так сказал.

Адам мягко продолжил:

– В эпоху пробуждения светской личности на заре нового времени, я бы сказал, он занимает достойное место. Он немного читал по-французски. Должно быть, он знал Монтеня в переводе Флорио, как и в переложении, не дошедшем до нас. А что до Флорио, он знал Бена Джонсона, так что он вполне мог быть знаком с Шекспиром.

– И, – сказал Максфилд, входя в злой азарт, – Шекспир надрал из Монтеня для «Гамлета».

– Я так не думаю. – Мне показалось, что Адам чересчур смело держится с хозяином дома. – Текстуальные свидетельства скудны. Если вас увлекает эта тема, я бы сказал, «Буря» имеет больше шансов. Гонсало.

– А! Милый Гонсало, безнадежный будущий король. «Промышленность, чины я б уничтожил»[40]. Чего-то там еще. «Здесь не было б ни рабства, ни богатства, ни бедности; я строго б запретил условия наследства и границы» и что-то дальше никто не стал бы.

Адам плавно подхватил:

– «Изгнал бы я металлы и всякий хлеб, и масло, и вино; все в праздности здесь жили б, без заботы».

– А у Монтеня?

– Словами Флорио он говорит, что дикари «не имеют никакой промышленности», а также «никаких чинов», далее «никаких занятий, кроме праздности», и далее «не знают ни вина, ни зерна, ни металла».

– Все люди праздны, – сказал Максфилд. – Вот чего нам хочется. Этот Билл Шекспир был чертов вор.

– Лучший из воров, – сказал Адам.

– Вы шекспировед.

Адам кивнул.

– Вы спросили меня, что я читаю.

На Максфилда внезапно нашло искрометное веселье. Он повернулся к дочери и сказал:

– Он мне нравится. Годится!

Я почувствовал гордость собственника за Адама, но еще сильнее было чувство того, что я, в отличие от него, видимо, не гожусь.

Снова возникла Кристина и сказала, что накрыла стол в столовой.

Максфилд сказал:

– Идите, возьмите тарелки и возвращайтесь. Я себе шею сверну, если вылезу из этого кресла. Я не ем.

Он отмахнулся от возражений Миранды. Когда мы с ней выходили из комнаты, Адам сказал, что он также не голоден.

Мы вошли в мрачную столовую за соседней дверью – дубовые панели, картины маслом с бледными серьезными мужами в кружевных воротниках – и оказались одни.

– Я не произвел на него впечатления, – сказал я.

– Ерунда. Он тебя обожает. Просто вам нужно побыть немного вдвоем.

Мы вернулись с мясной нарезкой и салатом и уселись, держа тарелки на коленях. Кристина налила выбранного мной вина. Маскфилд уже держал в руке пустой бокал. Это был его ланч. Мне не нравилось пить в это время дня, но, когда домработница вошла с подносом, я поймал на себе его внимательный взгляд и решил, что отказ некстати. Прерванный разговор продолжился. Но у меня по-прежнему не было точки доступа.

– Я говорю то, что он сказал. – Тон Максфилда был близок к недовольству. – Это известное стихотворение с явным сексуальным смыслом, и никто его не замечает. Она лежит на кровати, она принимает его и готова, он отстраняется, и вот он уже на ней…


– Папа!

– Но у него осечка. Пшик. Как там написано? «Быстроглазая любовь, увидев мою робость перед ее вратами, приблизилась ко мне и ласково спросила, чего мне не хватает».

– Хорошая попытка, сэр, – сказал Адам, улыбаясь. – Если бы это был Донн, тогда, пожалуй, с некоторой натяжкой. Но это Герберт. Разговор с Богом, который есть то же, что и любовь.

– А как насчет «отведай моей плоти»?

Адам улыбнулся еще шире.

– Герберт бы глубоко оскорбился. Я согласен, стихотворение чувственное. Любовь – это пир. Бог щедр, сладостен и милостив. Возможно, если не считать павликиан. В итоге поэт уступает соблазну. Он с радостью принимает приглашение на празднество божьей любви. «И вот я сел и ел».

Максфилд взбил свои подушки и сказал Миранде:

– Он стоит на своем!

Затем он повернулся ко мне:

– А Чарли? На чем стоишь ты?

– На электронике.

Я подумал, что мой ответ прозвучал после такого разговора неуместно. Но Максфилд протянул бокал Миранде, чтобы она наполнила его, и пробормотал:

– Какой сюрприз.

Когда Кристина собирала тарелки, Миранда сказала:

– Думаю, я объелась.

Она встала, зашла за спину отцу и положила руки ему на плечи.

– Я собираюсь показать Адаму дом, – сказала она. – Если ты не против.

Максфилд угрюмо кивнул. Теперь ему придется провести несколько скучных минут в моей компании. Как только Миранда с Адамом вышли из комнаты, я почувствовал себя покинутым. Это мне она должна была все здесь показывать. Особые места, в которых она бывала с Мириам, в доме и саду, – это было нужно мне, а не Адаму. Максфилд протянул мне бутылку вина. Я почувствовал, что мне ничего не остается, кроме как наклониться и подставить бокал.

– Алкоголь тебе не повредит.

– Обычно я не пью за ланчем.

Он выразил вежливое удивление, и я подумал, что двигаюсь в правильную сторону. Мне была понятна его логика. Если тебе нравится вино, почему не пить его в любое время дня? Миранда говорила мне, что по воскресеньям он любил выпить бокал шампанского за завтраком.

– Я подумал, – сказал Максфилд, – что это может помешать твоему…

Он плавно повел руками перед собой.

Я догадался, что он имеет в виду вождение в нетрезвом виде. Новые законы были действительно суровы.

– Мы много пьем этого белого бордоя дома, – сказал я. – Семильон хорошо идет после неразбавленного совиньон-блан, который все в основном пьют.

Максфилд со мной охотно согласился.

– Полностью поддерживаю. Кто не предпочтет вкус цветов вкусу минералов?

Я взглянул на него, пытаясь понять, не шутит ли он надо мной. Очевидно, нет.

– Но, послушай, Чарли. Ты мне интересен. У меня к тебе кое-какие вопросы.

Я сразу непроизвольно проникся к нему.

– Ты, должно быть, находишь все это очень странным, – сказал он.

– Вы насчет Адама? Да. Но поразительно, к чему можно привыкнуть.

Максфилд уставился на свой бокал вина, обдумывая следующий вопрос. Я расслышал низкий дробный шум из его ортопедического кресла. Встроенный механизм прогревал или массировал ему спину.

– Я хотел поговорить с тобой о чувствах, – сказал он.

– Да?

– Ты понимаешь, о чем я.

Я подождал.

Он склонил голову набок и пристально всмотрелся в меня с выражением сильного любопытства или озадаченности. Я почувствовал себя польщенным и заволновался, что не оправдаю его ожиданий.