Меч Шаннары

На вершине голого, открытого ветрам холма темная фигура Алланона помедлила и остановилась; его темные глаза под выпуклым лбом изучали мрачную, одинокую горную цепь, возвышающуюся над серым северным горизонтом. Казалось, горы тоже смотрели на него, отражая в своем взгляде душу земли, породившей их бессчетные века назад. Над бескрайними пустынными просторами, носящими название земель Севера, повисло глубокое безмолвие. Даже горные ветры прекратили свое завывание. Друид закутался в свой черный плащ и глубоко вздохнул. Ошибки быть не могло; направленная в поиск мысль не могла принести ему неверные сведения. То, ради чего он потратил столько сил и трудов, наконец-то свершилось. В глубочайших пещерах Лезвия Ножа, все еще очень далеко от холма, где стоял мистик, Шеа Омсфорд обнажил Меч Шаннары.

Но все шло не так, как должно было! Даже если юноше хватит сил осознать и примириться с правдой о самом себе и, возможно, даже раскрыть тайну Меча, он все равно не готов правильно применить талисман против Повелителя Колдунов. У него не хватит времени обрести необходимую уверенность; он один, лишен поддержки и знаний, которые мог дать ему только Алланон. Его переполняют сомнения в себе и невыносимый страх, он станет легкой добычей для Броны. Даже отсюда друид чувствовал, как пробуждается враг. Темный Властелин уже начал спускаться из своего горного дворца, безгранично уверенный, что истинная сила талисмана недоступна носителю Меча. Его удар будет быстр и жесток, и Шеа погибнет прежде, чем научится жить.

До столкновения оставались лишь считанные минуты, и Алланон понимал, что ему не успеть на помощь юноше. Лишь недавно узнал он, что и Шеа, и Меч Шаннары каким-то образом оказались на севере. Бросив своих спутников в Каллахорне, он поспешил на помощь юноше. Но события разворачивались слишком быстро. Сейчас у него оставался единственный шанс хоть чем-то помочь Шеа — если такой шанс вообще существовал — но он был еще слишком далеко. Закутав свое сухопарое тело в полы плаща, друид начал торопливо спускаться по склону холма, поднимая за собой клубы пыли; лицо его застыло маской решимости.



Шеа упал на одно колено, и Панамон Крил бросился к нему, но Кельцет преградил ему путь своей могучей рукой. Тролль повернулся ко входу в пещеру и начал прислушиваться. Панамон ничего не слышал, но на него вдруг нахлынул растущий страх, захлестнув его с головой, прервав его движение. Взгляд Кельцета двигался, словно он следил за чем-то, идущим по коридору за стенами камеры, и ужас Панамона нарастал.

Затем все затмила тень. Свет факелов, выхватывающий из мрака крошечную камеру, резко потускнел. В дверях стояла высокая фигура, закутанная в черный плащ. Что-то подсказало Панамону Крилу, что это и есть Повелитель Колдунов. Вместо лица под низко надвинутым капюшоном была только тьма и темно-зеленый туман, вязко колышущийся вокруг пары искорок алого пламени. Искры повернулись к Панамону и Кельцету, превратив их в неподвижные ледяные статуи, захлестнув их парализованные тела всеми мыслимыми страхами и ужасами. Вор силился крикнуть, предостеречь Шеа, но не мог выговорить ни слова, и только беспомощно следил, как безликий капюшон медленно поворачивается к юноше.

Сознание вернулось к Шеа, и он вновь оказался в сумраке и сырости тесной камеры. Все вокруг казалось странно далеким, и где-то в глубинах его затуманенного сознания звенел слабый тревожный сигнал. Он неуклюже повернулся и какое-то время замечал только затхлый запах застоявшегося воздуха и слабое мерцание единственного факела. Сквозь дымку он разглядел неподвижные силуэты Панамона и Кельцета, замершие в пяти футах от него, и увидел застывший на их жестких лицах страх. Орл Фейн скорчился в углу камеры, сжавшись в крошечный желтый комочек, неразборчиво бормоча и хныча. Перед его глазами ярко сверкал клинок Меча Шаннары.

Затем он внезапно вспомнил тайну Меча — а с ней и безнадежность своего положения. Он хотел поднять голову, но взгляд его словно застыл в одной точке. Подобно ледяной волне, его внезапно захлестнули страх и отчаяние, и он почувствовал, что тонет. Его покрыл холодный пот, руки его тряслись. В его сознании вспыхивала единственная мысль: Спасайся! Беги, пока кошмарное создание, в чье запретное королевство ты посмел проникнуть, не заметило твое присутствие и не уничтожило тебя! Цель, ради которой он рисковал всем, уже ничего не значила; в его мыслях остался лишь призыв к бегству.

Шатаясь, он поднялся на ноги. Каждая клетка его тела кричала: Не стой, беги к двери! Брось Меч и спасайся! Но он не мог сделать этого. Что-то не позволяло ему выпустить из рук Меч. Он отчаянно пытался укротить свой страх, крепко сжимая в ладонях рукоять Меча, стискивая холодный металл, пока от боли не побелели костяшки пальцев. Меч был последним, что у него осталось, последним, что спасало его от слепой паники. В отчаянии он сжимал его, пытаясь спасти свой рассудок с помощью бесполезного талисмана.

СМЕРТНОЕ СУЩЕСТВО, Я ЗДЕСЬ!

В глубокой тишине слова отдавались леденящим эхо. Взгляд Шеа метнулся к двери. Вначале он увидел только тень; затем тени медленно сгустились, образовав скрытую плащом фигуру Повелителя Колдунов. Она угрожающе повисла перед дверями камеры — непроницаемо темный, бесформенный плащ. В глубине капюшона клубился зеленый туман; огненные искры его глаз сверкнули и выросли.

СМЕРТНОЕ СУЩЕСТВО, Я ЗДЕСЬ. СКЛОНИСЬ ПРЕДО МНОЙ.

Шеа побледнел от страха. Что-то громадное и черное застлало его разум, и он отчаянно зашатался на самом краю безумной паники. Под его ногами разверзлась бездонная пропасть. Один маленький толчок, и‡ Он заставил себя думать только о Мече и стремлении сохранить здравый рассудок. Его сознание затянула алая пелена, и в ней зазвучали бессчетные голоса обреченных созданий, безнадежно молящих о пощаде. За его руки и ноги цеплялись ползущие, искалеченные твари, увлекая его за собой, подталкивая к пропасти. Смелость его превратилась в рассеивающийся дым. Он был так мал, так беззащитен. Как может он противостоять всесильному Повелителю Колдунов?

Застыв у дальней стены камеры, Панамон Крил смотрел, как фигура в черном плаще подползает все ближе к Шеа. Повелитель Колдунов выглядел бесплотным — капюшон без лица, пустой плащ. Но с Мечом или же без него, не Шеа следовало с ним сражаться. Быстро кивнув, чтобы предостеречь Кельцета, Панамон поборол терзающее его чувство паники и прыгнул вперед, замахиваясь стальным шипом. Темная фигура почти небрежно обернулась к нему; сейчас она уже не казалась бесплотной, ее переполняла чудовищная сила. Ее рука чуть приподнялась, и словно железные пальцы стиснули горло вора и отшвырнули его к стене. Он рванулся, пытаясь высвободиться, но неодолимая сила надежно удерживала и его, и Кельцета. Беспомощные, они могли только смотреть, как Повелитель Колдунов вновь оборачивается к юноше.

Для Шеа схватка подходила к концу. Он все еще держал перед собой Меч, пытался защищаться, но сила Темного Властелина сокрушала остатки его упорства. Он уже не мог разумно мыслить. Он был бессилен против разрывающих его чувств. Из темноты капюшона прозвучал страшный приказ.

ПОЛОЖИ МЕЧ, СМЕРТНОЕ СУЩЕСТВО.

Шеа отчаянно боролся со стремлением подчиниться ему. Все вокруг затянуло пеленой, он с трудом мог дышать. В глубине его сознания звучал знакомый голос, повторяющий его имя. Затем его снова сотряс голос Повелителя Колдунов.

ПОЛОЖИ МЕЧ!

Клинок качнулся вниз. Шеа почувствовал, как тускнеет его сознание и надвигается мрак. Меч бесполезен. Почему не бросить его и не покончить со всем этим? Перед этим чудовищным созданием он — ничто. Он всего лишь слабый, крошечный смертный человек.

Меч качнулся еще ниже. Орл Фейн внезапно взвыл в непонятном ужасе и бросился, всхлипывая, на пол полутемной камеры. Панамон побледнел. Массивное тело Кельцета словно вдавилось в каменную стену. Острие Меча Шаннары замерло в нескольких дюймах от пола, слегка подрагивая.

Затем голос в глубине сознания Шеа вновь позвал его. Из ниоткуда до него донесся шепот, столь слабый, что ему едва удавалось разбирать слова.

ШЕА! НАБЕРИСЬ СМЕЛОСТИ. ДОВЕРЬСЯ МЕЧУ.

Алланон!

Голос друида рассеял страх и сомнения, окутывавшие юношу. Но он был так далеко — так далеко‡ ВЕРЬ МЕЧУ, ШЕА. ВСЕ ОСТАЛЬНОЕ — ИЛЛЮЗИЯ‡ Слова Алланона заглушил бешеный рев Повелителя Колдунов, заслонивший голос друида от сознания юноши. Но Брона опоздал. Алланон протянул свою спасительную руку, и Шеа ухватился за нее, отползая от гибельной пропасти. Страх и сомнения отступили. Меч слегка приподнялся.

Казалось, Повелитель Колдунов отступил на шаг, и его безликий капюшон слегка повернулся в сторону Орл Фейна. Хнычущий карлик моментально поднялся на ноги; его резкие движения напоминали рывки марионетки неумелого кукловода. Увлекаемая чужой волей, жертва Темного Властелина бросилась вперед, отчаянно хватаясь узловатыми желтыми руками за Меч. Его пальцы сомкнулись на выставленном вперед клинке и бессильно скользнули вдоль него. Затем Орл Фейн вдруг мучительно вскрикнул и отдернул руки от талисмана. Лицо его исказилось, он рухнул на пол и закрыл руками глаза, словно спасаясь от некоего чудовищного видения.

Рука Повелителя Колдунов слабо шевельнулась. Дрожащий карлик поднялся на ноги и снова бросился вперед, визжа от раздирающего его ужаса. Вновь схватился за сверкающий клинок. И вновь вскричал в муке и упал на колени, выпустив талисман; из глаз его текли слезы.

Шеа смотрел на корчащегося на полу карлика. Он начинал понимать, что происходит. Орл Фейн узнал правду о себе, что случилось и с Шеа, стоило ему коснуться металла Меча. Но для карлика эта правда оказалась невыносимой.

Однако во всем этом было нечто странное. Почему Брона сам не пытается вырвать у него Меч? Ему было бы нетрудно это сделать; однако, чтобы заставить Шеа выпустить Меч, Повелитель Колдунов вначале окружил его иллюзиями, затем попытался выхватить у него Меч руками безумного Орл Фейна. Неужели Брона, повелитель всемогущих сил, не может сам отнять у него Меч? Ему было бы совсем нетрудно это сделать; в мыслях юноши мелькал ответ, вот уже совсем рядом — и вот перед ним вспыхнула первая крохотная искорка понимания.

Орл Фейн снова вскочил на ноги, упорно продолжая выполнять приказ Повелителя Колдунов, парализовавший его волю. В безумном отчаянии он бросился на Шеа, бешено протягивая к нему узловатые пальцы. Юноша попытался уклониться, но последние капли разума уже покинули Орл Фейна, сознание его умерло, а душа принадлежала другому. С криком страха и ярости он бросился на Меч. Мгновение его тощее тело дергалось, пронзенное светлым металлом, и карлик успел почувствовать в себе то, что еще было для него дорого в этом мире. На миг он поверил, что завладел Мечом. Затем он умер.

Подавленный, Шеа отступил назад, выдернув клинок из безжизненного тела. Повелитель Колдунов моментально нанес новый удар, обрушив злобную мощь своего разума на сознание юноши, надеясь сокрушить его сопротивление. Жестокий и прямой, его удар не содержал ни хитрых извивов сомнений, ни внушения неуверенности, ни тонкого обмана. В нем был только страх, подавляющий и сокрушительный, бьющий с силой каменного молота. Перед мысленным взором Шеа закружились видения — тысяча ужасных картин, демонстрирующих нечеловеческую мощь Повелителя Колдунов, направленную на его уничтожение. Он почувствовал, как сжимается, превращаясь в самое крошечное и беззащитное из всех обитающих на земле созданий; казалось, еще секунда, и Повелитель Колдунов обратит беспомощного человека в пыль.

Но смелость Шеа выдержала. Один раз он уже почти поддался безумию, и теперь стоял твердо, заставляя себя верить в слова Алланона. Стискивая обеими руками Меч, он с трудом сделал крошечный шаг вперед, в душащую пелену, в стену испепеляющего страха. Он пытался убедить себя, что все это только иллюзия, что страх и нарастающая паника приходят к нему извне. Стена слегка подалась, и он удвоил свои усилия. Он вспомнил смерть Орл Фейна и выстроил в уме мысленный образ всех тех, кто погибнет, если он сейчас не выдержит. Он вспомнил шепот Алланона. Он сосредоточился на слабости Повелителя Колдунов, которую выдало его странное нежелание отнять Меч силой. Шеа заставлял себя верить, что истинной тайной силы талисмана являлся простой закон, которому подчинялись даже такие бестелесные создания, как Брона.

Внезапно пелена перед его глазами поредела, и по стене страха пробежала трещина. Шеа вновь стоял перед Повелителем Колдунов, и красные искры в темно-зеленом тумане под капюшоном призрака бешено сверкали. Его черные руки резко взметнулись, словно отгораживаясь от невидимой опасности, и темная фигура чуть попятилась. Застывшие в сумраке у дальней стены, Панамон Крил и Кельцет вдруг освободились от сковывающей их силы и бросились вперед, обнажая оружие. Шеа ощущал, как рушатся и тают последние барьеры, воздвигнутые против его решительной атаки. Затем Меч Шаннары опустился, рассекая воздух.

Скорчившийся призрак испустил пронзительный беззвучный вопль, и его длинная бестелесная рука яростно взметнулась вверх. Юноша вонзил сверкающий клинок в его корчащееся тело, отшвырнув его к ближней стене. Прощения не будет, мысленно поклялся он. Я положу конец этому чудовищному злу. Темный плащ призрака задрожал в муках, и скрюченные пальцы рассекли сырой воздух камеры. Повелитель Колдунов начал расплываться в воздухе, оглушительными воплями изливая свою ненависть к убивающему его предмету. В его крике слышалось эхо тысяч других голосов, взывающих к мести, которой были лишены сами.

Через клинок Меча ужас призрака хлынул в сознание Шеа, но с ним хлынула и сила этих голосов, и он не дрогнул. Касание Меча несло с собой истину, превозмочь которую не могли все иллюзии и обманы Повелителя Колдунов. Эту истину он был не в силах принять, не мог примириться с ней — и не мог защититься от нее. Для Повелителя Колдунов истина означала смерть.

Материальное существование Броны было всего лишь иллюзией. Многие годы назад иссякли те средства, которыми он поддерживал свое смертное тело, и оно умерло. Но сатанинская убежденность в том, что он не может погибнуть, поддерживала в его разуме подобие жизни, и то же колдовство, что лишило его рассудка, придало ему сил. Бросив вызов самой смерти, он удерживал свое безжизненное тело от разложения, стремясь добиться ускользающего от него бессмертия. Теперь он существовал на грани двух миров, и сила его неудержимо росла. Но сейчас Меч заставил его увидеть, кем он является в действительности — прогнившей, мертвой оболочкой, поддерживаемой лишь безумной верой в свое существование — выдумкой, фантазией, порождением чистой силы воли, эфемерной, как и новый его облик. Он был всего лишь ложью, гнездящейся и растущей в страхах и сомнениях смертных, ложью, которую он выдумал сам, чтобы скрыть от себя правду, Но Меч Шаннары рассеял его ложь.

Шеа Омсфорд нашел в себе силы смириться со своей слабостью и уязвимостью, неотъемлемыми свойствами любого смертного существа. Но Повелитель Колдунов никогда не смог бы принять то, что открыл ему Меч, потому что истина гласила, что существо, которым он считал себя, мертво уже почти тысячу лет. От того Броны оставалась только ложь; а теперь сила Меча отняла у него и это.

Он вскричал в последний раз, и эхо его безумного воя скорбно разнеслось по камере, смешиваясь с крепнущим победным хором призрачных голосов. Затем все смолкло. Его протянутая рука ссохлась и обратилась в пыль, подобно пеплу осыпавшись с его содрогающегося тела, стремительно распадающегося под черным плащом. В тающем зеленом тумане в последний раз сверкнули и погасли крошечные алые искорки. Плащ опал и свободно осел на землю, сложившись на полу в черную груду; темный капюшон медленно склонился вперед, и от Повелителя Колдунов осталась только смятая куча материи.

В следующий миг Шеа неуверенно пошатнулся. Слишком много чувств терзало его нервы, слишком сильное напряжение за слишком долгое время, и теперь они требовали своей платы у измученного тела. Пол закачался у него под ногами, и он начал медленно, медленно падать во мрак.




В Тирсисе отзвуки долгой жестокой схватки смертного человека и исчадия мира духов вызвали моментальный шок и потрясение. В глубине покрытого скальной коркой сердца земли зародилась дрожь, ровными зловещими сотрясениями пробегая по выжженной поверхности. Маленький отряд конных эльфов, стоящий на низких холмах к востоку от Тирсиса, еле удерживал перепуганно шарахающихся коней, а взлохмаченный Флик Омсфорд в изумлении смотрел, как странными толчками трясется вокруг земля. На вершине Внутренней Стены возвышалась могучая, неуязвимая фигура Балинора, отражающего атаку за атакой; армия Севера тщетно пыталась прорвать оборону южан, и несколько минут в пылу боя дрожь земли оставалась незамеченной. Но тролли на Сендикском мосту все медлили и настороженно оглядывались, не в силах понять причину нарастающих толчков. На глазах Мениона Лиха по древним камням пробежали трещины, и защитники моста приготовились бежать прочь. Мощная дрожь быстро усиливалась, с ужасающей силой перерастая в грохочущую лавину титанических сотрясений, пронизывающих землю и камень. Над землей проносились яростные порывы ветра, терзающие и рассеивающие армию эльфов, скачущих на помощь Тирсису. От Кулхейвена в лесах Анара, и до самых далеких пределов бескрайнего Запад, всюду поднялся невиданной силы ураган. Под натиском ветра и мощью землетрясения, охватившими все четыре земли, трещали и ломались могучие лесные деревья, трескались и рассыпались в пыль гранитные скалы. Небо потемнело и стало непроницаемо черным — без облаков, без солнца, совершенно пустое, словно один взмах исполинской кисти стер с небосвода все краски. Мрак рассекали громадные ломаные линии багровых молний, от горизонта до горизонта расчерчивая небо немыслимой паутиной электрических разрядов. Настал конец света. Настал конец всего живого. Судный день, обещанный с древнейших времен, настал.

Но уже в следующий миг он подошел к концу, моментально утонув в полном и оглушительном безмолвии. Абсолютная тишина саваном повисла над землей, но вскоре из непроницаемого мрака донеслись далекие завывающие вопли, быстро перешедшие в крики ужаса и боли. Битва за Тирсис была забыта. Северяне и южане с равным ужасом смотрели, как Носители Черепа, словно бесформенные призраки, взмывают в небо, корчась в невыразимых муках, завывая и судорожно дергая кривыми лапами. На миг они зависли в небе, и видевшие их каменели от ужаса, но не могли отвести взгляд. Затем крылатые силуэты начали распадаться, их темные тела медленно превращались в прах, кружащийся в воздухе. Спустя несколько секунд в небе не осталось ничего, кроме бескрайней завесы пустоты и мрака, и тогда она одним резким рывком пришла в движение и поползла на север, сворачиваясь, словно бумажный свиток. Вначале на юге, затем и на востоке и на западе, показался краешек голубого неба, и на землю со слепящей яркостью упали первые солнечные лучи. С благоговейным ужасом смотрели смертные, как таинственный мрак собирается далеко на севере в одно громадное облако, неподвижно зависает над горизонтом, а затем камнем падает к земле и навеки пропадает.



Шло время. Шеа покоился в бескрайней черной пустоте, ничего не видя и не чувствуя.

— Не думаю, что ему это удастся.

Откуда-то очень, очень издалека в его сознание проник голос. Внезапно он ощутил прохладу — разгоряченная кожа его рук и лица касалась холодного гладкого камня.

— Подожди-ка, кажется, он моргнул. По-моему, он приходит в себя!

Панамон Крил. Глаза Шеа открылись, и он обнаружил, что лежит на полу в тесной камере, и во мраке туманным пятном мерцает желтоватое пламя факела. Он снова стал самим собой. Одной рукой он все еще сжимал рукоять Меча Шаннары, но сила талисмана уже покинула его, и странное чувство единения с Мечом пропало. Он неуклюже поднялся на четвереньки, но пещеру сотряс низкий зловещий рокот, и он снова чуть не уткнулся лицом в пол. В падении его подхватили сильные руки.

— Спокойней, не надо так торопиться, — почти под самым его ухом прозвучал грубый голос Панамона. — Дай-ка мне на тебя взглянуть. Ну, посмотри на меня. — Он рывком приподнял легкое тело юноши, и их глаза встретились. В жестком взгляде вора мелькнула лишь бледная тень страха, а затем он улыбнулся. — Он в порядке, Кельцет. А теперь давайте отсюда выбираться.

Он помог Шеа встать и направился к открытому выходу. В нескольких футах впереди темнел неуклюжий силуэт Кельцета. Шеа сделал пару неуверенных шагов и замер. Что-то удерживало его.

— Я в порядке, — почти неслышно прошептал он.

Затем память внезапно вернулась к нему — сила Меча, протекающая через его тело и связывающая их воедино. Внутреннее видение правды о самом себе, страшный поединок с Повелителем Колдунов, смерть Орл Фейна‡ Он слабо вскрикнул и пошатнулся.

Панамон Крил порывисто протянул здоровую руку и поддержал юношу.

— Спокойней, спокойней, все уже кончилось, Шеа. Ты сделал это — ты победил, Повелитель Колдунов мертв. Но эта проклятая гора трясется так, что скоро, пожалуй, развалится. Нам лучше было бы выбраться отсюда, пока вся скала не рухнула нам на голову!

Низкий рокот становился все громче, со стен и потолка пещеры начали осыпаться кусочки камня, падающие в струйках пыли и каменного крошева. По древним камням пробегали трещины; сотрясения все нарастали. Шеа взглянул на Панамона и кивнул.

— Все в порядке. — Вор в алой одежде быстро поднялся. — Я собираюсь тебя отсюда вытащить. Считай это обещанием.

Втроем они торопливо двинулись по полутемному проходу, прочь от камеры. Грубо высеченный туннель петлял и вился сквозь толщу Лезвия Ножа, по грубым стенам все чаще пробегали извилистые трещины. Рокот еще усилился, и стены начали крошиться и обваливаться. Гора тряслась так, будто сама земля собиралась разверзнуться и поглотить ее целиком; мощь яростных сотрясений, глухо отражающихся от земного ядра, пронизывала камень дрожью. Они спешили по бессчетным маленьким проходам и смежным залам, двигаясь быстро, но не в силах отыскать выход на свободу. Несколько раз один из них падал под каскадом пыли и каменного крошева, обрушившимся сверху, но каждый раз им удавалось выбраться. Перед ними с грохотом рушились громадные обломки скалы, перегораживая проход, но Кельцет сворачивал глыбы в сторону, и они спешили дальше. Шеа постепенно переставал осознавать происходящее; на его тело наваливалась странная усталость, безжалостно пригибая его к земле и вычерпывая последние капли сил. Когда он понял, что не сможет сделать больше ни шага, рядом вдруг оказался Панамон, чья сильная рука поддерживала его и время от времени приподнимала, перенося через груды камней.

Они добрались до особенно узкой части прохода, где путь резко сворачивал направо, когда умирающую гору сотряс яростный судорожный толчок. С оглушительным скрежетом весь потолок коридора треснул и медленно начал проседать. С отчаянным криком Панамон толкнул Шеа вперед себя, пытаясь прикрыть юношу своим телом. Рядом мгновенно оказался Кельцет; его огромное тело напряглось, а могучие плечи уперлись в многотонную громаду проседающего камня. Все затянули плотные клубы пыли, и на миг все вокруг скрылось из вида. Затем Панамон Крил поставил юношу на ноги и толкнул мимо застывшей фигуры скального тролля. Проползая на четвереньках по грудам битого камня, Шеа один раз оглянулся и встретил мягкий взгляд Кельцета. Потолок просел еще на несколько дюймов, и, чтобы удержать его, скальному троллю приходилось теперь напрягать всю его исполинскую силу; его грубое тело застыло в неимоверном напряжении. Шеа помедлил, но его плечо сжала сильная рука Панамона и потянула вперед, протолкнув за угол, в более широкий коридор. Они рухнули в груду каменных обломков и пыли, хватая ртами воздух. На миг им удалось разглядеть Кельцета, все еще подпирающегося рушащийся потолок своим могучим телом. Панамон сделал резкое движение обратно к туннелю, но тут недра горы исторгли низкий рокот; с грохотом проседающего и рушащегося камня весь туннель разом обвалился. Обрушившиеся тонны камня навсегда перекрыли им обратный путь. Шеа вскрикнул и бросился на каменный завал, но Панамон грубо оттащил его назад, поднеся стальной шип к его лицу.

— Он мертв! Мы ему уже не поможем.

Осунувшееся лицо юноши смертельно побледнело.

— Шевелись — уходим отсюда! — Вор побагровел от ярости. — Или ты хочешь, чтобы он погиб ни за что? Шевелись!

Он яростно встряхнул Шеа, поставил его на ноги и толкнул к открытому выходу из туннеля. Гора продолжала содрогаться с низким рокотом, а резкие судорожные толчки чуть не сбивали с ног пробирающихся вперед людей. Шеа бежал не разбирая дороги, пыль и слезы застилали ему глаза. Видимость становилась все хуже, он мигал и щурился, пытаясь разглядеть, что лежит впереди. Под самым его ухом раздавалось тяжелое дыхание Панамона; он чувствовал, как окованная железом культя толкает его в спину, заставляя прибавить шагу. Со стен и потолка прохода падали кусочки камня, градом сыплясь на его незащищенное тело, покрывая его синяками и царапинами, превращая потрепанную одежду в лохмотья, свисающие с его худой грязной фигуры. В руках он сжимал сверкающий Меч, нужный теперь только как подтверждение того, что все происшедшее с ним — не просто порождение безумной фантазии.

Внезапно туннель оборвался, уперевшись в серый полумрак северного небосвода, и они вырвались из горы. Перед ними валялись изломанные мертвые тела троллей и мутенов. Не замедляя шага, они поспешили к началу извилистого ущелья, рассекающего чудовищное Лезвие Ножа. Твердая земля яростно сотрясалась под их ногами. У подножия Горы Черепа возникали длинные изломанные трещины, на глазах ползущие в сторону скального кольца, охватывающего запретные земли Севера. Внезапно бегущих людей заставил обернуться скрежещущий грохот, оглушительный и вызывающий ужас. Онемев от изумления, глядели они, как каменное лицо черепа начинает оседать и крошиться. Затем все разом рухнуло, и цитадель Повелителя Колдунов на их глазах обратилась в тонны валящихся вниз обломков, и Гора Черепа перестала существовать. К небу взметнулась плотная туча желтой пыли, из земного чрева донесся глухой грохот и прокатился по всем бескрайним пустошам Севера. На руины гибнущей горы обрушился яростный ветер, и земная дрожь вновь начала усиливаться. В ужасе смотрел Шеа, как от мощи этих новых сотрясений начинает содрогаться весь гигантский хребет Лезвия Ножа, как все королевство Черепа обращается в развалины.

Панамон, не разбирая дороги, бросился к ущелью, таща вслед за собой ошеломленного Шеа. Однако на этот раз юношу уже не требовалось подгонять; он быстро мчался вперед, пробираясь между мертвых тел. Из внутренних источников отваги и решительности он почерпнул последние капли силы, и вдруг Панамон Крил с удивлением обнаружил, что сам старается не отстать от юноши. К тому моменту, когда они добрались до начала горного ущелья, от исполинских пиков Лезвия Ножа начали с оглушительным грохотом откалываться и падать огромные скальные обломки, а рокочущие толчки все сильнее сотрясали землю. С сокрушительной силой в извилистый каньон рушились массивные обломки, с вершин древних гор сползала тяжелая лавина катящегося камня, с каждой секундой набирая силу. Сквозь это опустошение пробирались, уворачиваясь от камней, двое южан — израненный полуэльф с древним Мечом в руках и однорукий вор. Ветер с силой бил им в спину, помогая прорываться сквозь шторм камней и пыли. Впереди появлялись и пропадали повороты и извивы каменных стен; они знали, что конец каньона уже близок, а за ним начинаются открытые холмы. Неожиданно Шеа заметил, что перед глазами у него все опять расплывается, и он неуверенно пошатнулся, изо всех сил протирая свободной рукой глаза.

Внезапно вся западная стена каньона дрогнула и обрушилась совсем рядом с ними, погребая их под слоем битого камня и глины. Что— то острое ударило Шеа по голове, и на миг в глазах у него потемнело. Он лежал, полузасыпанный грудой мелких обломков, его оглушенное сознание почти не работало. Затем он смутно ощутил, что Панамон откапывает его, вытаскивает своей сильной рукой из-под обломков и поддерживает на ногах. Сквозь серую пелену Шеа разглядел на его лице кровь. Он медленно поднялся на ноги, тяжело опираясь на Меч Шаннары.

Панамон все еще стоял на коленях. Его железный шип указывал куда-то назад, в ущелье. Шеа недоуменно обернулся. К своему изумлению, он увидел, как из клубящихся облаков пыли медленно появляется уродливое хромающее создание, направляясь в их сторону. Мутен! Бесформенное подвижное лицо повернулось к ним, и монстр торопливо заковылял вперед. Панамон взглянул на Шеа и мрачно усмехнулся.

— Он шел за нами всю дорогу, с самого начала. Я думал, он потеряет нас в горах, но он упорен.

Он медленно поднялся и обнажил свой широкий меч.

— Отправляйся дальше, Шеа. Я тебя скоро догоню.

Изумленный юноша безмолвно покачал головой. Должно быть, он плохо расслышал Панамона; тот не мог ему это сказать.

— Мы можем от него убежать, — наконец выпалил он. — Мы же у самого конца ущелья. Там мы сможем сражаться с ним — вместе!

Панамон покачал головой и грустно улыбнулся.

— Боюсь, что не в этот раз. У меня что-то с ногой. Из меня теперь плохой бегун. — Шеа открыл рот, но он снова покачал головой. — Не хочу ничего слышать, Шеа. А теперь беги — и не останавливайся.

Юноша взглянул на него, и по его лицу потекли слезы.

— Я не могу!

Лезвие Ножа сотряс внезапный толчок, снова бросив Панамона с Шеа на колени. С обваливающегося горного склона посыпались валуны, дрожь в глубинах земли продолжала нарастать. Мутен подбирался все ближе, не обращая внимания на происходящее вокруг. Панамон с трудом поднялся на ноги и потянул Шеа вперед.