Милая
Часть 17 из 48 Информация о книге
Я начала лихорадочно просматривать папку с документами. Я увидела их свидетельство о браке и свидетельство о разводе. Они поженились за полгода до моего рождения и прожили вместе почти год. В коробочках лежали два обручальных кольца и пара красивых бриллиантовых сережек. Подняв голову, я сквозь слезы увидела, что Уилл спокойно стоит у двери. – Уходи, Уилл, – всхлипывая, пробормотала я. По его лицу было видно, что он искренне сочувствует мне, но я вскинула брови, как бы говоря: чего ты ждешь? Он медленно повернулся и ушел, а я продолжала рыдать. Там было два письма, одно, адресованное моему отцу, а второе – мне. Открыв письмо, адресованное отцу, я взглянула вниз. Вместо подписи стояло «Лиззи». Так отец называл мою мать. Дорогой Алан! Я решила вернуться обратно в Анн-Арбор, я знаю, ты предчувствовал, что этим все кончится. Я не подхожу для здешней жизни, и эта жизнь не подходит для меня. Я люблю тебя, но мы стремимся к разному, и ты сам говорил, что мы – творцы собственной судьбы. Ты был так добр ко мне, и у меня сердце разрывается, оттого что я делаю тебе больно. Я знаю, ты будешь чудесным отцом для Мии. Я обещаю, что ты будешь занимать важное место в ее жизни. Прошу тебя, пойми. Мне так жаль. Люблю тебя навсегда, Лиззи Проклиная свою мать, я открыла письмо, адресованное мне. Любимая, Я знаю, однажды ты начнешь задавать вопросы, поэтому я пишу тебе это письмо от всего сердца. Мы с твоей матерью никогда не хотели, чтобы тебе казалось, будто наш брак разрушился из-за тебя, поэтому мы предпочли подождать и не рассказывать тебе об этом. Наша любовь была глубокой и взаимной, но мы поняли, что хотим в жизни разного. Мы надеемся, что ты поймешь наше решение. Мы любим тебя больше всего на свете, Миа, и любим друг друга, и будем любить всегда, потому что у нас обоих есть ты. Эти кольца и серьги принадлежат тебе как память о любви твоих родителей. Со всей моей любовью, Отец Когда я закончила читать письмо, у меня раскалывалась голова, а блузка промокла от слез. Я почувствовала тепло, оттого что Марта обнимала меня. Я не заметила, как она вошла, но она поняла, что я страдаю. Она долго держала меня в своих объятиях, не говоря ни слова. Я поняла, что это был выбор моей матери, а не ее родителей. Дело не в том, что мой отец был неверен, а в том, что они были слишком разными, и моя мать не захотела так жить. – Как я смогу простить ее? – прошептала я. – Ты не обязана прощать ее, ты не Иисус Христос. Твоя мама до сих пор пытается понять, кем она была, когда познакомилась с твоим папой. Она не сделала ничего плохого, она только старалась защитить тебя. Твои родители очень любили тебя, но твоя мама была здесь несчастлива, – мягко сказала она. – Я такая же, как она, вот почему я не могу быть счастливой. Я точно такая же, как мама, а здесь я живу жизнью отца, – пробормотала я сквозь рыдания. – Да, ты такая же, как она, но не точно такая же. Ты следишь за моей мыслью? – Я подумала, что понимаю смысл ее слов, но, покачав головой, стала ждать объяснений. – В тебе соединились твоя мать и твой отец. Ты унаследовала их опыт, их страхи и любовь, которую ты ощущаешь в себе. Ты – это твое достоинство, твой талант и твоя страсть. Ты – это твоя боль, твоя радость и твои фантазии. Ты – это я, и Шейл, и Дженни, и Уилл, каждый человек, который трогает твою душу… но самое главное то, что ты – это ты, та, которой ты мечтаешь стать. – Она посмотрела на меня, изогнув брови. – Да, – прошептала я. – Видимо, я все еще пытаюсь постичь свою мечту. – Просто помни о том, что я сказала тебе, слушай свою душу. То, что я вижу в тебе, очень отличается, оттого что я видела в твоей матери двадцать пять лет тому назад. Твое место здесь, Миа. Мне показалось, я целый час просидела в обнимку с Мартой. Когда она наконец ушла, я постучалась в дверь Уилла. Он открыл и прислонился к дверному проему, сочувственно глядя на меня. На нем были черные джинсы и желтая майка с надписью «Все классно». Я пожалела, что не чувствую того же самого. – Привет, – прошептал он. Мне хотелось упасть ему в объятия, но я удержалась. – Прости, что прогнала тебя. Просто я кое-что узнала о своих родителях и… это было тяжело. Разжав скрещенные руки, он сделал шаг ко мне, но я отступила назад. Видя мою реакцию, он в замешательстве остановился, опустил глаза и долго смотрел вниз, а потом, подняв голову, снова встретился со мной взглядом и кивком указал на входную дверь. – Пойдем со мной? – Мне нужно вернуться в кафе. – Дженни подменит тебя. Я играю на фестивале струнных инструментов, который организовала Шейл. Пойдем. Устроим тебе сеанс музыкальной терапии, – сказал он с надеждой на лице. Ничто не обрадовало бы меня больше возможности увидеть и услышать, как играет Уилл. Решение было принято быстро. – Хорошо, но по пути нам нужно зайти в кафе. Он забрал две свои гитары и цимбалы, а я надела туфли. Когда мы вошли в гостиную, Уилл остановился перед отцовским банджо. – Давай возьмем это для тебя. – Ничего не выйдет, Уилл, – отрывисто пробормотала я. – Я ничего не буду играть, я хочу просто посмотреть. – Ты имеешь в виду – послушать? – Если хочешь. – Ты сможешь сыграть любую песню Боба Дилана, если захочешь, – сказал он с хитрой улыбкой. Я умела играть на банджо только штук пять песен, которым научил меня отец, и это были песни Боба Дилана. – Ладно, отлично, – сказала я, притворяясь раздраженной. На самом деле я была взволнована. Мы доволокли инструменты до кафе, где я спросила Дженни, сможет ли она подменить меня. Дженни сказала, что, если бы я уезжала не с Уиллом, она никогда больше не стала бы разговаривать со мной. Мы взяли такси и доехали до Проспект-парка в Бруклине. Увидев множество машин и огромную сцену, я разволновалась. Шейл говорила мне о фестивале, который она ежегодно организует, но я не представляла, что он такой масштабный. – О боже, Уилл, это такое важное событие! – Да, и я нервничаю, – сказал он дрожащим голосом. Прежде чем выйти из такси, я положила руку на плечо Уилла. – Ты – удивительный музыкант. Он повернулся и посмотрел мне в лицо. – Сегодня вечером на меня придут посмотреть исполнительные директора студий звукозаписи… Это страшно. – Сглотнув, он слегка покачал головой. – Ты великолепно сыграешь, я обещаю. Он посмотрел на меня так, словно то, что я сказала, было сущей правдой. Взяв инструменты, мы направились к сцене, при этом оба мы были слегка встревожены. За кулисами я тотчас же заметила Шейл, грациозно ведущую концерт. Она была одета в роскошное золотисто-коричневое сари, а ее длинные иссиня-черные волосы были заплетены в идеальную косу, спускавшуюся по спине. Когда она увидела нас, ее лицо засветилось, а на губах заиграла теплая улыбка. Подойдя, она поцеловала Уилла в щеку, а потом сжала в ладонях мое лицо. – Дорогая, как я рада видеть тебя здесь. – Шейл была способна лишь одним взглядом выразить все и не выразить ничего. Рядом с ней казалось, будто ты единственный человек во всем мире. Повернувшись к Уиллу, она спросила, не хочет ли он аккомпанировать ей на электрогитаре, когда она будет исполнять следующую песню, и они обговорили детали. После того как Шейл ушла, Уилл повернулся ко мне: – Итак, мы выступаем последними, поэтому подумай, какую песню ты хочешь сыграть, договорились, малыш? Я кивнула. За кулисами скопилось множество музыкантов, и, казалось, Уилл был знаком с каждым из них. Он был в своей среде, нервозность исчезла, уступив место радостному возбуждению. Я следовала за ним по пятам, переходя от одной группы к другой, пока он обсуждал особенности разных музыкальных стилей. Мне казалось, что все до единого благодарны ему за помощь с выбором песни или с записью. Мне стало ясно, что Уилл пользуется популярностью и уважением в сообществе разношерстных музыкантов. Когда пришло время открывать концерт, Уилл и четверо других музыкантов заняли свои места на стоявших в ряд стульях на авансцене. Вышла Шейл и произнесла короткую речь о струнных инструментах и о страстно увлеченных музыкантах, которых публика увидит в этот вечер. Она представила пятерых мужчин как талантливых артистов, которые будут исполнять попурри в разных стилях. У Уилла на коленях лежали цимбалы, другие мужчины держали в руках разнородные инструменты, похожие на гитары. Когда начался концерт, я стояла в тени за сценой, полностью погрузившись в звучавшую музыку. Я решила, что умение играть на гитаре – качество, необходимое каждому мужчине. Я бросила взгляд на зрителей, большой толпой собравшихся рядом со сценой. Дальше, за их спинами, были разбросаны одеяла, люди сидели в шезлонгах. Огни рампы отсвечивали от лиц зрителей, создавая волшебную атмосферу. Я была зачарована, слушая теплой летней ночью нежные мелодии. Уилл не выпускал из рук цимбалы. Когда группа играла знакомую мелодию в стиле блуграс, напоминавшую мне об отце, я почувствовала комок в горле, подумав о нем и о моем недавнем открытии. Впрочем, гордость за исполнительское мастерство Уилла одержала верх. Он играл с такой легкостью, но был полностью сосредоточен и бережно относился к мелодии. Словно преклоняясь перед инструментом, его руки грациозно перебирали струны. Когда на сцену вышел другой участник, Уилл подбежал ко мне. – Это было изумительно! – сказала я, раскинув руки, чтобы обнять его. Он секунду нерешительно смотрел на меня оценивающим взглядом, а потом приподнял меня свободной рукой и обнял. – Спасибо, малыш. Эти парни – просто класс, – сказал он, показывая рукой на четверых мужчин, с которыми выступал. – Все – просто класс, – сказала я, тыкая его в живот. Он опустил глаза на свою рубашку, а потом опять посмотрел на меня. – Я знаю. Следующей была новая песня, которую Уилл исполнял один. В этот момент эксперты по части звукозаписи имели возможность увидеть Уилла, а Уилл имел возможность показать себя. Он совсем успокоился после первого выступления, поэтому я была уверена, что он не разочарует их. Когда Шейл снова направилась к микрофону, он взял электрогитару. – Я хотела бы представить вам моего друга, весьма одаренного артиста, которого, я уверена, в ближайшее время вы будете видеть чаще. Уилл Райан, поприветствуем! Повернувшись, он самоуверенно ухмыльнулся мне, вскинув брови. Я засмеялась, а он неспешным шагом прошел на середину сцены. Расцеловав Шейл в обе щеки, он подошел к микрофону. – Как настроение? – Из толпы раздались одобрительные возгласы. – Вот и отлично, – сказал он и начал играть громкое вступление. Когда он запел, я услышала знакомую мелодию. Это была одна из песен, которую часто исполняла группа «Ivans». Уилл придал ей форму блюза, я знала, что его задушевный голос идеально подходит к ней. Он пропел почти всю песню с закрытыми глазами, его страсть вдохновляла, а голос отдавался в сердце. Он закончил песню тем же мощным гитарным аккордом, с которого начал, а когда он умолк, стало так тихо, что можно было услышать, как муха пролетела. Открыв глаза, он выглядел до ужаса испуганным, но потом толпа взорвалась. Все, кто развалившись сидел на траве, на одеялах или на стульях, поднялись и начали бурно аплодировать. Люди свистели и хлопали, а потом Уилл с притворной робостью поклонился и тихо заговорил в микрофон: – Спасибо вам, скоро я увижу вас снова. С самодовольной усмешкой он стремглав бросился ко мне со сцены. В тот момент, когда он спустился со сцены, его окружила толпа. Я отступила назад, и Уилл оказался в центре внимания окружавших его людей. Бросив на меня взгляд, он чуть слышно произнес: «Подожди минутку». Одной минутой дело не кончилось. Я увидела, что, руководители студий звукозаписи осадили Уилла после первого же выступления. Я поняла, что для него начинается новая жизнь, в которой мне, вероятно, не найдется места. Внезапно я, почувствовав себя эгоисткой, ощутила острую тоску. Я видела, как Шейл поманила рукой Уилла, давая понять, чтобы он приготовился вернуться с ней на сцену. Обернувшись, он бросил на меня взгляд и, внимательно посмотрев мне в лицо, показал пальцем и произнес одними губами: «Все хорошо?» Я кивнула. Он вернулся на сцену вместе с Шейл, где она стала настраивать инструменты. Они начали играть классическую индийскую мелодию, Шейл искусно играла на ситаре, а Уилл деликатно дополнял его звучание, играя только на грифе гитары. Он так настроил гитару «Telecaster», что мог в совершенстве извлечь из нее экстравагантные гармоничные звуки, навеянные Востоком. Той ночью острота музыкального слуха Уилла не осталась незамеченной, толпа снова неистовствовала. Когда они закончили, он выглядел счастливее, чем когда-либо. Когда он приблизился ко мне, началось другое выступление. – Итак, малыш, что мы будем играть? Пристально глядя в его жаждущие глаза, я сказала: – «You’re Gonna Make Me Lonesome When You Go»[22]. Он одобрительно кивнул. Он знал эту песню и, мне кажется, знал, что я выберу ее. Когда пришло время подняться на сцену, на меня напала дрожь. Уилл взял меня за руку и не отпускал, пока мы пробирались между стульев. Мы сели и начали играть, я – на банджо, а Уилл – на обычной гитаре. Это был запредельный опыт. Я знала, что мы хорошо исполняем мелодию, голос Уилла звучал гортанно, в стиле кантри, у меня все плыло перед глазами, что помешало мне насладиться выступлением так, как мне этого хотелось. Все закончилось слишком быстро, и мое воспоминание тут же показалось сном. В конце толпа зааплодировала, и мы сошли со сцены, помахивая руками.