Милашка на вираже
Часть 11 из 35 Информация о книге
– Сто лет прошло со смерти Савки, – отмахнулась добрая сестричка, – имени я не помню. Какой-то мент. – Он оболгал Блюмкина, – сказала я, – экспертиза выяснила, что шофер даже не нюхал алкоголя! Из-за стены донесся женский голос: – Кольк! У меня последняя клиентка отменилась. Могу уйти в семь. Давай. У тебя или у меня? Мой… в командировке. А твоя… где? Лицо владелицы салона пошло красными пятнами. – Марина! – заорала она. – Немедленно замолчи. – Ой! – раздалось в кабине. – Простите, пожалуйста. Светка сказала, что вы смотались. – Прикуси язык, иначе сама смотаешься из салона навсегда, – предупредила хозяйка. Послышался шум воды, потом хлопок двери. Раиса неожиданно улыбнулась и показала на стену. – Гостевой сортир у вешалки, а там туалет для сотрудников. Нельзя, чтобы персонал и клиенты в один ходили. Помещение небольшое, пришлось от кабинета кусок отгрызть, поставили гипсокартонную стену. Слышимость отличная. Капитальную перегородку делать БТИ не разрешит, да и клозет здесь тоже запретит. Дом этот считается историческим. В нем жил художник Молоканов. Слышали о таком? – К своему стыду, я плохо знаю искусство, – призналась я. – Сама Пушкина с Чайковским путаю, и ничего, прекрасно живу, – стала еще любезней Раиса, – живописец сто лет как умер. Салон я купила у человека, который получил разрешение переделать дом под бытовое предприятие. Но второй туалет открывать запретили! – Почему? – удивилась я. – У них спросите, – поморщилась хозяйка, – денег хотели! А им не дали, и они отомстили: настрочили бумагу, что сортир нарушает исторический вид внутренних помещений. Бред пьяного ежа! С другой стороны, сортир полезная вещь. Народ забывает, что хозяйка каждый звук слышит, и откровенничает. Уже двух ворюг так поймала, тырили шампуни, краски. Чего вы от меня хотите? Я изобразила на лице улыбку глупой блондинки. – Мне известно, как погиб ваш брат. Раиса свела брови в одну линию. – И чего? – Хочу написать на основе его истории детектив. – И чего? – повторила собеседница. – Нужно ваше разрешение. – На что? – Я использую в романе сведения о настоящем ДТП, вдруг вы против, – сморозила я совсем уж глупость. – В книжке Савелий под своим именем фигурирует? – нахмурилась Раиса. – Нет, нет, – поспешила я ее успокоить, – он там Петр Иванов. А пассажирка, которая погибла… э… Лена Кузнецова. Переверзева махнула рукой. – Тогда врите сколько хотите. Мне по барабану. Назовете Савелия его именем – я вас по судам затаскаю. – Не волнуйтесь, не посрамлю чести вашего брата, – торжественно пообещала я. – Да какая честь! Одна тупость, – взвилась сестра погибшего, – говорила ему: «Не лезь за баранку!» Да Савка только себя слушал. Вот и доигрался! – Чем плоха работа водителя? – на этот раз искренне удивилась я. – Да тем, что… – начала Переверзева и остановилась. – Чего вам надо-то от меня? – Разрешение использовать историю вашего брата, – напомнила я. – Уже его получили. Пишите. Только без настоящих имени-фамилии. – Сделайте одолжение, составьте бумагу, – заныла я. – Фу, – выдохнула владелица кабинета, открыла тумбу стола, вынула листы, сунула их в принтер и велела: – Диктуйте. – Раиса Переверзева разрешает писательнице Арине Виоловой использовать в книге историю гибели Савелия Блюмкина, своего брата, – прочирикала я. Владелица салона быстро застучала по клавишам, выхватила листок, который выполз из принтера, поставила подпись и сунула его мне. – Держите. – Спасибо, спасибо, спасибо, – затараторила я, не двигаясь с места. – Ну? Что еще? – Может, помните какие-то подробности? – О чем? – Об аварии. – Меня там не было. – Я хочу написать интересную книгу. – Так начинай. – Материала мало. С кем ехал Савелий? – С хозяйкой. – А куда? – Сюда! – В салон? – Точно. – Ночью? – Барышня была капризной! – Вы это про Меркулову? – Про кого же еще? Она Савку наняла. Вернее мужик ее. Некоторые бабы роскошно устраиваются. Ничего не делают, на реку смотрят, а им в рот жареные форели падают. Другие конем пашут, но получают только объедки. – Меркулова была ленивой? – Сумасшедшей. – Ой-ой! Она состояла на учете? – Просто истеричка. Орала по каждому поводу и дура. – Согласна с вами. Глупо везти на переднем сиденье марганцовку и глицерин. Скажите… Раиса встала. – Кончен бал, погасли свечи, наступил черный вечер. Времени на ля-ля у меня нет. Забирайте бумагу и досвидос. – Еще пара вопросов, – заныла я. – Почему вы открыли салон вместе с Анастасией, если считали ее психопаткой? – Мне охрану вызвать? – осведомилась Переверзева. – До свидания, – выдохнула я и, старательно топая, покинула кабинет, потом походкой слона прошла до двери, которая вела в общий зал, остановилась, развернулась, на цыпочках добралась до туалета, юркнула туда и затаилась. Надеюсь, мой расчет оправдается. Но за стенкой царила тишина. Я сжала кулаки. Ну же! Позвони! Ты просто должна это сделать. Давай, не тяни. Из-за гипсокартонной перегородки донеслось характерное попискивание. Я бесшумно выдохнула. Вилка, ты нечеловеческого ума красавица. Я включила диктофон. Глава четырнадцатая – Алло! – раздалось из-за хлипкой стены. – О! Хорошо что ты сам подошел. Чего? Думала, я тебе набираю, но не туда пальцем ткнула. Сейчас приходила одна… Блин, писательница! Виолова! Хотела получить разрешение на написание книги про Савку. Не знаю. Она сказала: «Использую настоящие истории, имена меняю». Не понравилась мне она! За фигом ей расписка? Ну, может, и так. Она просто дура, рот открыт, аденоиды ей не удалили. Кретинка. Ушла. Как зачем? На всякий случай. Хорош меня материть. Я заботу проявила и что получила?! Да помню я, какое число! Хорош! В коридоре послышались быстрые шаги, потом раздался скрип двери.