Мой профессор - волк!

– Я не стану этого делать. Не тратьте свое время.

В контексте всего это звучало довольно иронично, и, ожидаемо, Прайм расхохотался.

– Поверь мне, девочка, времени у меня очень много. Гораздо больше, чем у тебя, – он снова протянул руку и попытался коснуться моего живота. – И у него.

Я вывернулась, закрываясь.

– Не трогайте меня!

И тут вдруг с ужасом поняла, что именно он задумал!

В этот раз он дождался, пока я забеременею и будет шантажировать моим нерожденным ребенком! Заставит меня выбрать – сохранить жизнь Тони… или ребенку.

Вот почему взрыв, оглушивший нас, раздался сразу же после того, как Тони вслух произнес, что чувствует мою беременность! Наш номер прослушивали!

– Нет… – я замотала головой, снова вдвигаясь спиной в стену, – нет, нет, нет…

Я повторила эти слова так много раз, что если бы они имели хоть какое-то влияние на реальность, все давно бы исчезло и рассыпалось в прах. Но, к сожалению, слова – это всегда только слова. Разумеется, если они – не приказ альфы.

– Да, – равнодушно парировал Прайм. – Сто раз «да». Ты ведь сама знаешь, что не рискнешь погубить новую жизнь в твоем чреве. Единственное, что сохраниться, после того, как ты вспорешь брюхо твоему профессору. Кстати, почему, он выбрал такую идиотскую профессию? Неужели волк его положения не мог добиться большего успеха в жизни? Пойти в большой бизнес? Впрочем, он и в прошлых своих жизнях был несильно амбициозен…

Потому что он плевать хотел на деньги и положение в обществе – я стиснула зубы, чтобы не сказать это вслух. Подонок не заслуживал моих объяснений. Тони Макмиллан – умный, добрый и чистый душой. А большой бизнес – это для таких, как ты. Грязных ублюдков, привыкших ходить по головам и трупам ради собственной выгоды.

Я с трудом промолчала, понимая, что только усугублю наше положение, если выскажу Прайму все, что я о нем думаю. С чего он вообще решил называться Праймом? Где написано, что именно он достоен стать повелителем всех кланов оборотней? Да, он похищает истинных и забирает у них магию, которая предназначалась их парам. Но разве это делает его главным по праву?

Пока я мысленно посылала ему проклятья, Юлиус, похоже, решил, что все на мази.

– У тебя три часа на размышления, – заявил он, уже у входа в мою темницу. – В двенадцать ночи я начну церемонию, по истечению которой должны умереть либо твой истинный… либо ты вместе с ребенком в твоей утробе. И если выберешь последнее – имей в виду, твой Тони все равно умрет – не успеют его клыки остыть от крови из твоей сонной артерии. Решай.

Он постучал в дверь, и ему тут же открыли. Выпустили и снова заперли дверь на засов, оставляя меня одну, метаться по комнате, ругаться и принюхиваться в надежде уловить хоть отголосок запаха моего любимого.

***

А через полчаса, пошушукавшись с невидимым мне стражем, в дверь тихо проскользнула Лира – одетая в нарядное красное платье и с волосами, элегантно зачесанными назад.

– Чего тебе? – я хмуро посмотрела на нее со своего места у стены на матрасе, куда я свалилась, потеряв надежду просочиться сквозь какую-нибудь вентиляционную трубу.

Боязливо оглядываясь, та поставила на стол поднос с чаем и какими-то печеньками, которые, по всей видимости, должны были сыграть роль пряника в ходе процесса убеждения меня зарезать Тони.

– Они думают, что я – сестра, – прошептала девушка. – Соннель – очень преданная адептка Прайма. Это она уговорила мать вступить в орден, и она же заставила ее сдать тебя, когда поняла, что ты истинная…

Я горько усмехнулась.

– Надеюсь, она знает, что вся эта чушь с долголетием просто приманка для дураков?

– Это бесполезно – убеждать их в этом, – Лира неловко пожала плечами. – Если оборотень во что-то поверил… В общем, все гораздо хуже, чем у людей.

Я вдруг вспомнила, с каким фанатизмом Тони цеплялся за свои материалистические убеждения.

– А ты почему не веришь? И вообще, зачем ты здесь? Проблем ищешь на свою задницу?

Мне было плевать на нее и ее тощую задницу, и все же не хотелось бы, чтобы из-за меня еще кто-нибудь погиб сегодня. И так девчонка уже под подозрением.

– Я же говорю, – нетерпеливо ответила она, – я в образе сестры, которая мой близнец. Сама так никогда не одеваюсь, а уж тем более на церемонии. А здесь я, потому что… ну, в общем… – она опустила глаза. – Я не хочу, чтобы Тони умирал. И придумала, как спасти его, если… если ты не убьешь его.

Мои брови взметнулись в изумлении.

– Не ровно дышишь по нему, что ли? Он же твой дядя!

– Он – мой кузен! – Лира сердито шмыгнула носом. – И у нас можно жениться кузенам!

Я вдруг расхохоталась – зло, истерически, с заваливанием на матрас и долгим иканием после того, как отсмеялась.

– Ты серьезно? Серьезно думаешь, что он влюбится в тебя, когда разорвет мне, беременной, глотку? Да он с собой покончит, дуреха ты малолетняя!

Однако, несмотря на весь сарказм, мне стало интересно – какой такой план по спасению любимого кузена родился в ее отчаянной голове? Неужели и в самом деле что-нибудь толковое?

– И что ты придумала? – я встала и, чтобы скрыть дрожание рук, схватила с подноса печеньку.

Лира оживилась.

– Тони дают воду через отверстие в стене, в которое он вполне может пролезть в волчьей форме. И дают ее довольно часто, потому что питье повышает у волка голод. Он ведь должен чувствовать голод, когда ты войдешь в клетку – чтобы хотеть тебя разорвать… После того, как все случится, все будут в панике – Прайм ведь уверен, что ты будешь защищаться и от страха вонзишь ему в сердце нож…


Меня передернуло.

– Зачем вообще нужно, чтобы именно я убила его? Это какой-то ритуал?

– Да. Только так истинная может разорвать связь с альфой, уже пометившим ее. И только так твоя сила высвободится – для того, чтобы Прайм забрал ее себе. Но не перебивай меня, Стейси – это сейчас совершенно неважно. Так вот, если ты не убьешь его, я открою клетку с другой стороны, поманю его чем-нибудь с твоим запахом, и он сбежит.

– И останется диким зверем, пока его кто-нибудь не застрелит? Или придет в себя, помня о том, что убил меня? – я представила себе, как он будет себя чувствовать, и медленно помотала головой. – Я не уверена, что его жизнь после этого будет стоить того…

Лира помолчала с пару секунд, потом вздохнула и решила выдать все начистоту.

– Зелье, которое дали Тони – временного действия. К сожалению, оно будет в силе, когда ты зайдешь к нему в клетку. Но спустя сутки все закончится, и он сможет перекинуться обратно в человека.

– И что?

– И то. Вместе с зельем выветрится память обо всем, что произошло под его воздействием.

Я начала понимать.

– То есть… ты хочет сказать, что он убьет меня… сбежит… и не будет даже помнить об этом? И сможет жить дальше?

– Именно, – Лира кивнула, с надеждой глядя на меня. – Он будет жить, Стейси. И сможет полюбить заново. Если ты согласна… умереть вместо него.





Глава 40




На деревянных ногах, пошатываясь, я шла вдоль душного, людского коридора – если только можно назвать людьми эти серые тени в накинутых по глаза капюшонах. Они выглядели жутко и в то же время как невероятно комичное клише – эти адепты, эти гребаные «Долгоживущие». Похожие на массовку из какого-нибудь старого фильма про Индиану Джонса.

И я бы, безусловно, посмеялась над этим цирком, если бы не весь ужас того, что меня ожидало в конце этого молчаливого коридора.

Умирать не хотелось категорически. А учитывая то, что у меня в животе, пусть и микроскопический, но уже живой малыш, хотелось завыть по волчьи, потом зарычать и разорвать всех, до кого только смогу добраться.

Но Лира была права. Это – единственный способ спасти Тони. А меня с младенцем уже ничего не спасет – даже если я бы согласилась на все их условия... что за жизнь ждет нас с малышом под властью Прайма? И кем вырастет мой ребенок? Еще одним сектантом, похищающим истинных? Верным адептом того, кто по-настоящему убил его отца? Нет уж. Пусть лучше остается в том волшебном месте, где живут чистые души нерожденных деток. Там явно лучше, чем здесь.

– Прости меня, малыш… – прошептала я, быстрым жестом проходясь по своему совершенно плоскому животику. И тут же отдернула руку в испуге – а ну как заметят, что я прощаюсь с ребенком! Поймут, что вовсе не собираюсь использовать свое грозное оружие по назначению!

Но никто ничего не заметил и не понял – все были погружены в какой-то странный транс. Словно медитировали, сложив руки на груди и слегка раскачиваясь – синхронно, медленно, из стороны в сторону… Вероятно, готовясь «вкусить» от той волшебной «poteus», которую я должна была высвободить после убийства Тони.

Впереди, в огромном кресле, похожем на трон, в торжественной позе восседал сам Прайм, одетый в грубую, серую робу с капюшоном, похожую на те, в которых были его приспешники. Играет в демократию, про себя усмехнулась я – показывает, что он такой же, как и все. Скромный адепт… самого себя.

Я вдруг поняла, что ненавижу его так сильно, что всерьез рассматриваю вариант наброситься на него с ножом еще до того, как попаду в клетку к Тони – которой все еще не было видно. Что если пожертвовать не только своей жизнью, но и жизнью любимого? Остановить ублюдка раз и навсегда! Покончить с этим многовековым кошмаром для истинных…

Я сжала рукоять кинжала так сильно, что пальцы заболели, представляя, как всаживаю острие в это холеное горло над воротничком робы, открытое и такое… беззащитное. О да, туда. Прямо под кадык.

Однако пару шагов спустя я одумалась. Во-первых, я до него не добегу – вон какие бугаи замерли по обеим сторонам его кресла. Меня просто снесут.

Во-вторых, он вроде как неуязвимый, учитывая то, что высосал энергию уже у целой плеяды истинных, причем многих он оприходывал постоянно, из жизни в жизнь, раз за разом. Убивал, выпивал магию, ждал, пока переродятся, находил и снова убивал.

Вряд ли его можно зарезать простым кинжалом, пусть и из серебряного сплава.

Пришлось успокоить свою ярость. Нет лучшего плана, чем тот, что предложила Лира. Пока нет.

Я вдруг почувствовала на себе чей-то взгляд, подняла голову и уставилась в лицо Адель – той самой, которая и начала всю эту заваруху. Из-под низкого капюшона тетка Тони смотрела на меня с совершенно нечитаемым выражением, а точнее, без выражения вообще, напоминая собой скуластого, деревянного истукана из туристического магазина на индейских территориях.

И в противовес этому, ее губы шевелились – почти незаметно, но мерно и ритмично, словно она повторяла молитву из-одного-двух коротких слов.

Может, действительно молится? Я замедлила свой шаг, чтобы присмотреться… Потом бросила быстрый взгляд на человека, стоящего рядом с ней. Нет, это была не Соннель – просто еще один адепт секты, мужчина. И его губы, в отличии от теткиных были плотно сжаты.

Значит, никто не молится, кроме нее? А, может, это и не молитва вовсе?!

Задерживаться напротив Адель, чтобы разобрать, что там она бормочет, было нельзя – показалось бы подозрительным. И я пошла вперед, дальше, теряя ее из виду, но все еще пытаясь восстановиться в памяти как именно шевелились ее губы, глядя на меня выпученными и застывшими глазами.

Разумеется, бормотала она по-английски, и это усложняло задачу. Но на кону стояла моя жизнь, и я заставила себя напрячься, сфокусироваться и… понять.

Первая буква была явно «а», вторая половина повторяющейся фразы явно начиналась на «о» - и это были единственные гласные, которые я смогла разобрать.

Два слова, одно из которых начиналось на «а», второе на «о» - и эти два слова она повторяла снова и снова, как молитву…

«Анта оре»? «Аста лоре»? Черт! Она ведь явно пыталась что-то мне сказать!