Моя неделя с Мэрилин

— Но он же не подумает так, правда? Это было бы ужасно.



— Он может. Поэтому ты должна быть очень осторожна. Не нужно говорить ему вообще ничего.



— Ничего?



— Ничего. Просто представь его реакцию, если он подумает, что это из-за меня ты потеряла его ребенка.



Мэрилин тяжело вздохнула.



— Извини за резкость, Мэрилин, и мы оба знаем, что я ничего такого не сделал. Но только вообрази. Что он скажет? Что он может сделать? Я знаю, что сделал бы я, если бы мы поменялись ролями и твоим мужем был бы я, а не он.



Мэрилин широко открыла глаза.



— Я бы его убил.



— О, Колин... — Она тихо заплакала. — Я так люблю Артура. Как мне показать ему это? Как мне убедить его? Ты думаешь, я смогу когда-нибудь родить ему ребенка? Как ты думаешь, он хочет ребенка? Мы никогда об этом не говорили. Я знаю, он был бы прекрасным отцом. Ну, мне он как отец. Я не могу потерять его. Я попытаюсь загладить свою вину. Я никогда не разочарую его снова.



— Конечно нет, Мэрилин. И я не думаю, что ты его разочаровала. Он просто испуган, как и ты. Вы же оба творческие люди. Ты думала, будет легко? Подобное всегда притягивается к подобному, но два творческих человека всегда будут сталкиваться лбами. Великий писатель, как мистер Миллер, должен быть отчасти эгоистом, чтобы создать очередной шедевр. Так же и ты. Разумеется, такой актер, как Оливье, может просто выйти на сцену и сыграть роль. Но когда ты играешь роль, ты становишься своим персонажем, ты ощущаешь его радость и боль. Невероятное напряжение! Но именно это делает тебя настоящей звездой.



— О-о-о, Колин.



Мэрилин воспрянула духом.



— Так что мне делать теперь?



— Встреть Артура как следует. Только пока никакого секса. Скажи ему, как ты скучала по нему. Скажи, что хочешь остепениться, а потому тебе нужно поскорее закончить работу над фильмом. Скажи, что не будешь беспокоить его, когда он пишет, — Милтон упоминал, что у него сейчас какие-то жесткие сроки. Попроси его приезжать и забирать тебя из студии каждый вечер, после того как Пола уедет. А пока Пола здесь, не позволяй ей оставаться с тобой после семи вечера. Все это хорошие и простые правила, Мэрилин, и их не так уж сложно выполнять.



—Да, сэр, — сказала Мэрилин, отдав честь. — Что-нибудь еще?



— Да. Никогда не смотри на меня, ни единого взгляда. Ты великая актриса, но я не актер, и на моем лице отражается все, что я чувствую.



— А что ты чувствуешь, Колин? Скажи мне.



— Я чувствую, что мне невероятно повезло, ведь я провел несколько дней в обществе самой прекрасной, отважной и красивой женщины в мире, но...



— Но?..




— Но если Артур когда-нибудь упомянет обо мне, ты должна пожать плечами и сказать: «Колин? О, он просто мальчик на побегушках, ноль без палочки».



— О, Колин. Я не смогу так сказать. Но я поняла насчет Артура.



Мэрилин печально опустила глаза. Затем ее лицо вдруг просветлело.



— Вот что я скажу — я буду подмигивать. Никто не сможет помешать мне подмигивать тебе. Но ты должен подмигивать в ответ. Когда все будет плохо, когда сэр Лоуренс будет злиться, я поищу взглядом Колина и подмигну ему. Будь наготове! Пола скоро улетит в Нью-Йорк, поэтому я могу довольно часто мигать.



Это было настолько смелое и по-детски отчаянное решение, что в порыве чувств я поднял руку Мэрилин с кровати и поцеловал ее.



— Я буду подмигивать в ответ, — сказал я. — Не бойся.



Постскриптум



На этом и закончился непродолжительный флирт между молодым человеком двадцати трех лет и прекрасной замужней женщиной, которая была столь же невинной, сколь и зрелой.



Никто, казалось, от этого не пострадал. Да, Мэрилин потеряла ребенка, но, честно говоря, я не мог представить ее в роли матери, как ни старался. Когда она была ребенком, о ней никто не заботился, и теперь она сама, соответственно, не знала, как заботиться о ком-то. Всякий раз когда она выходила замуж, она отчаянно пыталась окружить вниманием своего мужа, но в конце концов супруги всегда менялись ролями, и под крылышком оказывалась Мэрилин. На мой взгляд, она была — даже страшно сказать — зациклена на собственной персоне.



Мэрилин всегда говорила, что у нее в характере есть нечто безобразное, но, если что-то подобное и впрямь было, я могу во всеуслышание заявить, что никогда этого не замечал. Она была просто растерянной, напуганной и абсолютно не уверенной в себе; кроме того, у нее совершенно отсутствовало чувство индивидуальности, которое необходимо для гармоничной и стабильной жизни. Как и многие знаменитости, Мэрилин понимала, что не может справиться с многочисленными требованиями и надеждами, возлагаемыми на нее, и из-за этого сомневалась в искренности людей, которых подпускала слишком близко. К счастью, я так и не попал в эту категорию, и мы могли остаться друзьями.



Мэрилин была уверена, что у нее есть темная сторона, и этим объясняла тот факт, что все в конечном счете ее бросали. Она не знала, кому может доверять, — вероятно потому, что ответом было: «Никому, никому в целом мире». И так всю ее жизнь.



Люди не шли за ней, в том числе и по той причине, что она сама не знала, куда направляется. Тем не менее Мэрилин достигла цели. С этим никто не поспорит, и, по существу, она сделала это самостоятельно.



Представьте себе, какое количество блондинок проходило через руки этих отвратительных голливудских воротил за одну ночь — и проходит до сих пор! Они все ушли в тень, исчезли бесследно — а Мэрилин нет. Прошло почти сорок лет с ее смерти, а она по-прежнему самая знаменитая кинозвезда в мире.



После нашего маленького приключения съемки на площадке «Принца и хористки» в Пайнвуде шли своим ходом. Мэрилин стала чуть-чуть пунктуальнее и по сравнению с последующими ее фильмами демонстрировала исключительный профессионализм. К примеру, все работы по звукозаписи и синхронизации звука и изображения были закончены за пару дней — гораздо быстрее, чем ожидалось. Мэрилин, судя но всему, решила сначала закончить съемки, а уже после этого — быть идеальной женой для Артура Миллера. Хотя она так и не перестала смотреть на него с благоговением и выполнять все его просьбы, даже самые незначительные.



Мэрилин и правда иногда подмигивала мне в студии, особенно когда ситуация становилась взрывоопасной и Лоуренс Оливье готов был потерять терпение. Но так как перемигивание могло ослабить напряжение, Оливье не возражал. На самом деле по завершении съемок он взял меня в театр в качестве своего личного помощника. Два года спустя я уже подмигивал из-за кулис венского «Бург-театра» его жене, Вивьен Ли, которая к тому моменту стала такой же неуравновешенной, какой всегда была Мэрилин. Вероятно, я был рожден подмигивать.



С тех пор как Мэрилин улетела обратно в Америку, я больше никогда с ней не говорил, но однажды я получил от нее весточку, по крайней мере мне нравится так думать. В начале 1961 года один мой друг из офиса Оливье связался со мной в Нью-Йорке и сообщил, что Мэрилин Монро звонила прошлым вечером и оставила свой номер, чтобы я перезвонил. Он не говорил с ней лично, а нашел записку на столе. Разумеется, кто-то мог просто подшутить. Я всегда поддерживал Мэрилин, хотя делать это было все сложнее, потому как ее состояние становилось все менее стабильным. Остальные в компании Оливье, включая самого Оливье, радовались новостям об ухудшении ее состояния, так как это доказывало, что их мнение о ней с самого начала было верным. Только ближе к концу своей жизни Оливье немного смягчился.



Должен признать, что, получив это сообщение, я какое-то время пребывал в нерешительности. Во-первых, существовала вероятность розыгрыша, а во-вторых, я был не уверен, что сумею сладить с расстроенной Мэрилин по телефону. Она славилась своими долгими бессвязными телефонными разговорами, а я знал, что ничем не могу ей помочь. Было уже слишком поздно подмигивать.



В конце концов я набрал-таки номер и долго слушал гудки в тишине калифорнийской ночи. Никто не ответил, и я — стыдно признаться — почувствовал облегчение. И не потому, что для нее уже не было места в моем сердце. А потому, что к тому моменту уже никто не мог ей помочь.



Бедная Мэрилин. Время вышло.