Муза ночных кошмаров

– Она же не собирается и вправду отпустить душу Сарай, ведь так? – беспокойно и отвлеченно гадала Руби.

Они со Спэрроу стояли в саду. Спэрроу работала или, по крайней мере, пыталась. Руби просто не находила себе места. Девушки чувствовали ход времени. Секунды словно накапливались и расплывались. Рано или поздно они перевалят через край, и это напряженное ожидание закончится – хаосом, криками и потерей.

Такое впечатление, будто они сделали перерыв на чаепитие перед концом света. Что делала Минья? Сколько у них осталось времени?

Сестры переговаривались шепотом, чтобы призраки их не услышали.

– Раньше я бы никогда так не подумала, – ответила Спэрроу. – Но теперь сомневаюсь.

– С ней что-то не так, – мрачно заметила Руби. – Она ведь не всегда была такой ужасной. Правда?

Спэрроу покачала головой. Она сидела на пятках. Пальцы потемнели от земли, волосы были аккуратно заплетены. Ей шестнадцать, скоро столько же исполнится Руби. Они сводные сестры по линии Икирока, бога кутежа. Их характеры так отличались: Руби была дерзкой и ветреной. Стоило подумать – она говорила, стоило захотеть – она действовала. Спэрроу же оставалась тихоней. Она наблюдала, желала и держала свои надежды при себе, но каким бы ни был мягким ее характер, неженкой она не была. На днях девушка поразила Сарай с Руби, предложив сестре одарить Минью «теплыми объятиями» – под которыми подразумевала сожжение девочки живьем.

Разумеется, Спэрроу этого не хотела, но она видела тьму в Минье и беспокоилась за исход. И вот теперь они здесь, на грани войны.

– Интересно, – начала она, – может, это призраки сделали ее такой мрачной? Когда Минья периодически их ловила – тех, о которых нам было известно, – мы думали, что они плохо на нас влияют, и чувствовали себя грязными из-за их взглядов. Я ничего не могла с собой поделать и начинала смотреть на себя их глазами.

– А я могла, – заявила Руби. – Я и так знаю, что прекрасна.

Но Спэрроу понимала, что это просто бахвальство и Руби тоже ненавидела взгляды призраков. Порой она даже пыталась добиться их расположения, показать, что они не такие, как родители, но все тщетно.

– Но все это время мы и не представляли, сколько здесь призраков – сотни мертвецов, преисполненных ненависти, в которой потонула Минья.

– Сама виновата. О чем она думала?

– О нашей безопасности, – ответила Спэрроу. Это, во всяком случае, было очевидно. – О том, чтобы сохранить нам жизнь.

Руби издала звук, напоминавший смех и фырканье.

– Ты так говоришь, будто на ее стороне.

– Не будь слабоумной, – парировала Спэрроу. Выбрать чью-то сторону легко, вот только это ничем не поможет. – Мы все на одной стороне. Даже она. Можно быть заодно и при этом иметь разногласия.

– Так что нам делать? – спросила Руби.

Что они могут сделать? Спэрроу растерянно покачала головой. Погрузила пальцы в почву и ощутила слабую пульсацию жизни в корнях растений. Девушки сидели посреди клумбы, где проходила кремация. Костер Руби вспыхнул жарко и быстро. Он поглотил только тело и орхидеи, которыми его украсили. Другие цветы остались поразительно целыми, лишь слегка примялись по очертаниям тела. Спэрроу ласково уговаривала их стебельки выпрямиться, желая стереть следы мрачного ритуала.

Она поддела пальцем один белый цветок. Маленький и несущественный, но все же он пульсировал жизнью. Спэрроу рассматривала ее как загадочную силу, которая устремилась лишь в одном направлении, а исчезнув, уже никогда не возвращалась. Сорвала цветок. Сила не покинула стебель сиюминутно. Она медленно ослабевала. Цветку потребовалось несколько секунд, чтобы умереть.

Спэрроу размышляла о жизни и смерти, как вдруг между ними пробежала еще одна мысль. Изощренная и коварная. Она ждала, пока ее заметят. Девушка все поняла и уронила цветок. Взглянула на Руби. Ее глаза загорелись идеей. Брови вопросительно нахмурились. Она задала вопрос.

Руби бросила решительный взгляд. А затем улыбнулась.

И ответила.





* * *


Ферал брел по левой руке, волоча за собой два матраса. Нашел их в комнатах, куда они старались никогда не заходить – маленькие помещения, напоминавшие камеры, в которых стояли одни кровати. На самом деле матрасы представляли собой обычные спальники – совсем не те плотные, комфортные постельные принадлежности, как в спальнях богов. Поэтому он и взял два, но они все равно не составят достойную замену.

Ферал подумал, что их должна взять Руби, а он – спать в ее кровати. В конце концов, это она сожгла его кровать. Тогда он не возражал. Ферал думал… что ж, он был дураком. Он думал, что отныне будет просто спать в ее комнате, будто между ними что-то было.

Мысль не такая уж и глупая. То, чем они занимались, сложно назвать мелочью. Может, так все и начиналось, но… ему понравилось. Очень. И, к собственному удивлению, ему нравилась Руби. Хоть она и совершенно иррациональна. Разозлилась, что он никогда не подглядывал за ней голой!

Ладно, возможно, пару раз он и проходил мимо дождевой комнаты, когда там был кто-то из девочек, но Ферал никогда не заглядывал за шторку. Если только та не была приоткрыта, и даже тогда юноша не особо замедлял шаг и не пытался присмотреться повнимательнее.

В любом случае он не выходил за рамки приличия, и это ее расстроило.

Да чего она хотела?!

Не меня, мрачно ответил он себе. «Мы уже не дети, и у нас есть губы, – сказала Руби, когда пришла в комнату, чтобы соблазнить его. – Разве этой причины недостаточно?» Ее интересовал не Ферал. Просто так уж случилось, что у него были губы, не говоря уж о существенной анатомической особенности, которая выделяла его среди маленького девчачьего племени. Руби использовала его, и он был не против, но не теперь, и не только потому, что пришлось добывать новые спальные принадлежности.

Ферал дошел до конца коридора, где левая рука серафима соединялась с плечом и широкий зал примыкал к галерее, идущей вдоль всей груди. На полпути юноша резко остановился, навстречу двигался стабильный поток призраков. Они шли с противоположной стороны. Ему никогда не нравилось смотреть на них прямо – не нравилось видеть ненависть и несчастье в их глазах, – но он все равно различал их и признал стражей с руки «декстер». Все они маршировали в галерею.

У Ферала возникло плохое предчувствие, а когда за ними вышла Минья, это ощущение усилилось.

– Что происходит? – спросил он девочку.

– Приходи и увидишь, – ответила она своим приторным, как сахарная глазурь, голоском. – Обещаю, скучно не будет.






* * *


Руби и Спэрроу в саду увидели призраков и мрачно переглянулись. У них возникло то же дурное предчувствие, что и у Ферала. Сестры настороженно двинулись к аркам.

Ферал отбросил матрасы и последовал за процессией.

Минья подошла к столу и запрыгнула на свой стул. Устроилась поудобнее, скрестив ноги, и расправила складки своей рваной и грязной одежды. Ну и картина: девчушка с повадками королевы.

Нет, не королевы. Богини. Гневной богини.

Она выстроила свои войска в ряд. Призраков было слишком много, поэтому Минья сливала их друг с другом. Ребята с трудом воспринимали увиденное: с виду сущности были плотными, но исчезали друг в друге, как частично перетасованные карты. Наконец она развела их по центру и образовала проход от себя к двери, поэтому когда Сарай с Лазло появились из-за угла, то картина им предстала следующая: Минья, царственно восседающая в конце строя из рабов.

– Вот вы где! – воскликнула она. – Ну что, готовы?

Они безрадостно уставились на нее, поскольку знали, что не существует таких слов, которые могли бы уговорить ее изменить решение.

Когда они промолчали, девочка склонила голову набок.

– Что, языки проглотили? – поинтересовалась она. Затем глянула на Лазло и сморщила носик. – Или Сарай проглотила твой?

Лазло тоже представлял собой то еще зрелище: губа опухла, на подбородке засохла кровь. У ребят округлились глаза.

– Маленькая маньячка, – пробормотала Руби.

Лазло спокойно ответил:

– Мой язык цел и невредим. Наверное, стоит сказать тебе спасибо. Могло быть и хуже.

– Прекрасное жизненное кредо. Всегда может быть хуже. Но взбодритесь! Если будете хорошо себя вести и делать, что я говорю… – пропела она, помахивая словами, как взяткой. – Позже я позволю вам побыть вдвоем и делать за закрытыми дверьми все, что пожелаете.

Если они будут «хорошо себя вести»? Позволит побыть вдвоем?.. Будто они вернутся с убоя, желая удовольствий? Сарай мутило. Неужели Минья действительно ничего не понимает? Неужели ее ненависть поглотила все остальное? Девушка шумно выдохнула.

– Значит, такую ты предлагаешь сделку? Мы поможем тебе убивать, а ты позволишь нам целоваться?

– О нет, конечно, – ответила Минья. – Я просто пыталась быть милой. Нет никакой сделки, глупенькая. Разве я не четко дала это понять?

Разумеется. Ты делаешь все, как я скажу, или я отпущу ее душу. Это не сделка, а шантаж.

– Подходите, – поторопила она. – Чего застыли в проходе?

Минья поднялась со стула на стол и прошла вдоль него, заложив руки за спину и не сводя глаз с Сарай и Лазло.

Они двигались между фалангами призраков. Руби со Спэрроу подошли со стороны арок, Ферал – двери, и все впятером встали рядом. Минья снова почувствовала себя отделенной от этого «мы», которое принадлежало ей по праву. Наконец-то они готовы отомстить за смерть своих предков. Ребята должны были выстроиться за ней и вооружиться ножами по собственной воле. Вместо этого они стояли отдельно: бледные, слабые, нежные, жалкие существа, не способные на месть. Ей хотелось пробудить их пощечинами.

Больше никаких предисловий. Никакого ожидания. Она сосредоточилась на Лазло и сказала:

– Время пришло. Тебе известно, что поставлено на карту. – Она перевела взгляд на Сарай и обратно. – Хватит этой возни.

Итак, момент настал – словно черная дыра между ними, от которой невозможно спрятаться. Лазло пронзил заряд ужаса.

– Подожди!

Его тело сотрясала дрожь. Кровь и дух курсировали с невообразимой скоростью, а мысли двигались по петле, как белая птица, планирующая по спирали, только быстрее. В сказках, когда герои сражались с монстрами, то всегда одерживали победу, убив главного злодея, но Лазло этот вариант не рассматривал. Он не мог никого убить, а даже если бы мог – если бы был таким героем, – это все равно бы не спасло положения. Если бы он истребил этого монстра, то потерял бы Сарай. Убийством не решить их проблему.

– Нельзя ли обсудить…

– Нет. – Слово рассекло воздух, будто клинок. – Отвези. Меня. В Плач. Прямо. СЕЙЧАС! – проревела Минья, ее лицо посинело от напряжения.

Сарай взяла руку Лазло. Она чувствовала его дрожь и сжала ладонь, желая придать ему сил и храбрости. В эту секунду она сама не понимала, что пугало больше: сдержит он обещание или нарушит его. О боги… У нее не хватало моральных сил, чтобы надеяться на собственное исчезновение.

Никто не заметил, как Спэрроу пихнула Руби и многозначительно посмотрела в сторону двери. Или как Руби начала пятиться маленькими шажками, а затем большими, и нырнула между призраками, выскользнув из зала.

Лазло застыл, наполненный горьким выбором между Сарай и Плачем. Но… он уже принял его, когда дал девушке клятву. Что бы ни случилось. Беспомощность соперничала с бунтарством. Две клятвы, словно мечи, с лязгом встретились на поле боя. Он должен спасти ее во что бы то ни стало.

Но как это сделать?

– Не могу, – выдавил он.

В девочке вспыхнуло свирепое недоверие. Взгляд метнулся между Лазло и Сарай. Как это возможно, что они до сих пор пытаются перечить ей? Она была уверена, что они не поставят под угрозу всю ту нежность и безграничное желание! Что это за безумное представление о чести?