Не лги мне

Эрик сидел за рулем фургона «Фольксваген». Он тихонько, чтобы не разбудить Тессу, дремлющую на заднем сиденье, напевал мелодию. Одними губами он пропел первый куплет своего последнего сингла: «Пистолеты на рассвете».

Я не хотел тебя встречать,

Мне без тебя жилось спокойно.

Скажи, ну сколько можно лгать?

Мне ярость больше не сдержать…





Эрик прикусил губу. Когда он писал эти стихи, он был полностью сосредоточен на Блэре, – и так зациклился на своей ненависти, что совсем не заметил, что его окружают и другие враги. Он выучил этот урок.

Сейчас это было не важно. После того как весь этот дым рассеялся, на тротуаре лежал окровавленный труп его карьеры. Лейбл выпустил сингл, но продажи были просто отвратительными. Фанаты постоянно писали в «Твиттере», что такие песни были совсем ему не свойственны. Эта песня была слишком злой. Слишком агрессивной. Совсем не похожей на то, что обычно писал @EricThorn, на его обычные чувственные милые песни, которые они так хорошо знали. Должно быть, ее написал кто-то другой…

Вчера он увидел, что по сети бродит хештег, и чтобы он попал в тренды, не понадобилось даже репоста от МЭТ.

#ПокаПокаЭрикТорн

2,1 млн. твитов



Эрик ухмыльнулся. Они не знали и половины того, что произошло.

Съемки клипа были приостановлены на неопределенный срок. Лейбл мог бы смонтировать уже отснятый материал, но у Эрика было такое чувство, что клип никогда не выйдет в свет. Какой в этом смысл, если он не будет заниматься его продвижением.

Ему все еще казалось, что это сон. После всех этих лет, что он провел, закованный в кандалы контракта… контракта, который сам он никогда не читал. Да и зачем ему это нужно было? Юридические вопросы решал его менеджер.

Эрик начал напевать чуть громче, барабаня пальцами по рулю.

Скоро тебе конец,

Клянусь,

Это последний твой рассвет.

Я вскидываю пистолеееееет…





Почему он так долго не мог обратиться в настоящую юридическую фирму? На прошлой неделе у Эрика была видеоконференция с целой командой юристов, и от того, что он узнал, его голова все еще шла кругом.

– Конечно, вы можете взять паузу, – сказал ему главный адвокат. – Здесь есть формулировка, согласно которой вы можете взять шестимесячный отпуск без каких-либо санкций.

– Но что, если я не хочу брать паузу? – спросил он. – Что, если я хочу уйти навсегда?

– Это стандартный пункт о расторжении договора. Любая из сторон может расторгнуть договор в любое время с письменным уведомлением за тридцать дней.

Он только уставился на свой телефон, пытаясь понять значение этих слов. Его мысли путались.

– Если вы хотите расторгнуть контракт, мы можем составить письмо от вашего имени.

– И все? Вы составляете письмо, и я свободен?

– Да, через тридцать дней.

– И они не смогут подать на меня в суд? Ни на меня, ни на мою семью?

– На вашу семью? – казалось, что адвокат на другом конце провода весьма озадачен. – Конечно, нет. Что могло натолкнуть вас на эту мысль?

Эрик ничего не ответил. Он резко бросил трубку и, спотыкаясь, вышел из фургона. Он едва успел выбраться наружу, как содержимое его желудка оказалось на бетонном полу гаража.

Как он мог быть таким наивным?

Все эти годы он пахал как лошадь, ненавидя каждую секунду того ада, в который превратилась его жизнь… Все это было ложью. Мори придумал это все, чтобы контролировать его. Мори не хотел, чтобы он бросил шоу-бизнес. Он был его талоном на питание – его единственным клиентом. И его менеджер придумал способ держать Эрика связанным и с кляпом во рту в течение долгих четырех лет.

Он бы поддался чистейшей ярости, и она поглотила бы его целиком, если бы не Тесса.

Эрик бросил взгляд назад через щель между сиденьями. Тесса лежала, растянувшись на матрасе, в гнезде из одеял. Фургон мчался по автостраде, и свет мелькающих мимо уличных фонарей то освещал ее спящую фигуру, то снова погружал во мрак.


Весь прошлый месяц они прожили в палатке под навесом для его машины, но вчера наконец-то вступил в силу пункт о расторжении контракта. Они могли отправиться в путь, и Эрик был более чем счастлив впервые сесть за руль.

Единственным вопросом был конечный пункт назначения…

Мать Тессы хотела, чтобы она немедленно вернулась в Техас, но та отказалась.

– Нет, – сказала она матери. – Я остаюсь с Эриком. Закрыли тему.

Не самый теплый разговор матери и дочери, который он когда-либо видел, но, по крайней мере, они снова общались.

Они с Тессой вернулись в его дом, но остались там только на первую ночь. Там ей было хорошо, пока они оставались внизу и не заходили в спальню. А вот Эрик как раз не мог там находиться. Он, наконец, понял, что имела в виду Тесса, когда говорила о своих триггерах. Он провел ту ночь, свернувшись калачиком в углу дивана, с открытыми глазами, обшаривая взглядом стены. Он все пересчитывал и пересчитывал электронные устройства в доме, представляя себе скрытые камеры, спрятанные внутри них. К утру он уже знал, что они не смогут здесь остаться.

Он услышал, как Тесса шуршит одеялом у него за спиной. Она пролезла вперед и забралась на пассажирское сиденье, зевая и протирая глаза.

– Где мы?

– Без понятия.

Тесса сердито посмотрела на него, но он видел, что на самом деле она не была раздражена.

– Именно поэтому нормальные люди пользуются навигаторами.

Эрик не сводил глаз с дороги. Они уже это обсуждали. Он разбил оба их сотовых телефона по пути из города – остановил фургон у первой же живописной смотровой площадки и сбросил их с края обрыва.

– Я буду ориентироваться по дорожным знакам, спасибо.

– Но ты же только что сказал, что понятия не имеешь, где мы находимся!

Он неопределенно махнул рукой в сторону широкого шоссе, раскинувшегося перед ними.

– Уверен, мы едем в правильном направлении.

Сегодня утром они окончательно определились со своими планами на путешествие. Предложение внесла Тесса, и оба они знали, что это правильно: Тихуана.

Они возвращались в свое старое бунгало в пляжном клубе «Плайя-де-ла-Хойя». Это было последнее место, где они оба чувствовали себя в безопасности, прежде чем Мори разрушил их планы. Теперь они наконец-то могли начать с того места, где остановились. И там были все необходимые удобства.

– Добровольное девяностодневное заточение, – пошутил Эрик, – в уединенной, свободной от технологий обстановке.

Она показала ему язык.

– Это не смешно.

Но он видел искорки смеха в ее глазах. Она медленно возвращалась – прежняя Тесса, с ее запредельным позитивом перед лицом всех выпавших на ее долю битв. Еще месяц назад он не был в этом так уверен. После того, как она узнала правду о беременности, она была такой потерянной. Молчаливой. Пустой. У нее было затравленное выражение лица – как будто она потеряла что-то важное, но не могла вспомнить, что именно. Эрик все еще иногда видел в ее глазах пустоту, но происходило это уже не так часто.

Больничный психиатр прописал ей антидепрессант, и это определенно пошло на пользу. Он не полностью подавлял ее, но помогал лучше справляться с рутинными делами и разочарованиями. Эрик мог бы включить радио на поп-станцию, не беспокоясь, что она вздрогнет при звуке последнего хита Дориана Кромвеля. Он назвал его «Не лги мне».

Наповал убиваешь меня,

Только в этом вины моей нет.

Ты ведь все еще любишь меня

Только не (не не не)

Только не лги мне.





Пока Дориан отбывал срок, фанатов у него стало еще больше. Ходили слухи, что он написал эту песню в своей тюремной камере и посвятил ее своему старому товарищу по группе, Хьюго. Эрик сказал, что это полная чушь, но Тесса рассмеялась, когда услышала эту историю на TMZ.

– Не ревнуй, – поругала она его. – Ариана Гранде все еще свободна.

Эрик улыбнулся. Ему нравилось, когда она его дразнила. Это напомнило ему о тех временах, когда они переписывались в «Твиттере». Где-то посреди перехода к реальной жизни они перестали так друг над другом подтрунивать, но Эрик чувствовал, что эта легкость в общении возвращается. Он был уверен, что они снова вернутся в свой ритм. Тихуана. Им просто нужно было доехать до Тихуаны…

Эрик бросил быстрый взгляд в ее сторону. Она замолчала, глядя в окно с пассажирского сиденья.

– О чем ты думаешь? – спросил он.

Ее плечи дернулись вверх.

– А? А, да ни о чем.