Неоновые росчерки

В машине скорой помощи, когда врачи закончили колдовать над ранами Бронислава, к нему забрался генерал Савельев. Он быстро, почти формально, справился о самочувствии Брона и тут же начал задавать вопросы. Бронислав пересказал все, что говорил ему маленький Клим и лицо Аспирина потемнело.

— Мать их об дуб, а! — выругался генерал и прикрыл лицо ладонью. — Если мальчишка ляпнет про гибель своей матери ещё кому-то…

Он покачал головой.

— Я не удержу Каульбарса и он будет в полном праве начать штурм.

— А если, — Брон поморщился от толчка боли в спине, — если из-за этого, террористы что-нибудь подорвут или ещё кого-то убьют?

— «Если» плохой аргумент для такого человека, как майор Каульбарс, — покачал головой генерал. — Я навёл о нём справки. Он видит в штурме исполнение собственного долга. И уверен, что террористы откровенно блефуют, говоря, что у них есть страховка на случай штурма спецназа.

— Сомневаюсь, что это ложь, — покачал головой Бронислав, задумчиво глядя куда-то вниз. — Что они выиграют от своего блефа? Время? И что они с ним будут делать? Сидеть там с заложниками, пока Стас не раскроет убийство Белкиной? Не думаю, что они такие овощи.

— Думать и гадать можно бесконечно, — проворчал Аспирин, нахмурив седые брови. — Пока Стас не найдет их «страховку» нам нельзя дергаться. Я прямо холкой чувствую, что эта история может закончится крайне скверно для нас и для всего Управления.

— Значит мальчик должен молчать.

— Пока он спит, — буркнул генерал, — врачам пришлось вколоть ему кое-что с сильным седативным эффектом. Иначе было нельзя. Когда его привели к доктору он бился в натуральной истерике! Орал, плакал и звал мать. Кричал, что его сейчас придут убивать. Что люди в черных масках преследую и ищут его. Что они всех нас убьют и его тоже…

Генерал сочувственно и грустно вздохнул.

— У ребенка сильнейшая психологическая травма… не факт, что он сможет с ней справиться.

— До конца уже не справиться никогда, — проговорил Бронислав.

Генерал молча изучающе взглянул ему в лицо.

В этот миг дверь скорой помощи открылась и перед ними возник Ратибор Каульбрас.

Едва увидев лицо командира спецотряда, Брон понял, что сбылись их с генералом худшие опасения.

— Мальчик очнулся, — прорычал Каульбарс, по очереди глядя на Брона и Антона Спиридоновича, — хотите послушать, что он мне рассказал?! Хотите, чёрт бы вас побрал?!



ВЕРОНИКА ЛАЗОВСКАЯ



Воскресенье, 22 марта.



Когда мы въехали на территорию коттеджного поселка, где было совершено очередное убийство, мне показалось, что я погрузилась под воду.

Стало труднее дышать, на всё тело как будто воздействовало какое-то сверхъестественное давление. Оно медленно и неотвратимо стягивало мне грудную клетку и стискивало ребра. Казалось кто-то медленно затягивает на моем теле тугие ремни.

Одновременно с этим закружилась голова и от висков вязкой жидкой массой начала растекаться тяжелая глубокая боль.

Стас увидел, что я прижала пальцы к вискам и болезненно нахмурилась.

— Ника? — обеспокоенно проговорил Корниов.

— Всё хорошо, — торопливо ответила я, с зажмуренными глазами и повторила уже чуть более отчаянно и жалобно, — всё хорошо.

Характер головной боли сменился на дерганную пульсацию. Казалось, в моей голове интенсивно раздувались и сокращались отдельные доли мозга. Я непроизвольно сжала пальцами рук края своего сиденья.

Меня начинало лихорадить и ощутимо возрастала температура.

Это очень плохой признак, я твёрдо знала это. Такие болезненные ощущения возникали, когда кто-то, чье воспоминание пытается ворваться в мое сознание, умер в долгих кошмарных и кровавых мучениях. Кто-то, кому нарочно не давали умереть, чтобы он как можно дольше чувствовал всё, что с ним делают его мучители. Чтобы он видел собственную кровь, чтобы захлебывался ею и ощущал разрывающую его тело невыносимую бесконечную боль. Чтобы… чтобы он не портил… им «праздник»… чтобы не мешал получать удовольствие…

Меня замутило.

— Останови машину! Пожалуйста! — вскрикнула я.

Стас тут же дал по тормозам. Внедорожник чуть качнулся вперед, меня слегка бросилось вперед.

Часто и глубоко дыша, я поспешно отстегнула ремень безопасности, открыла дверцу и выбралась наружу.

— Ника!.. — Стас выскочил следом за мной.

Я сбежала с дороги, ринулась к зарослям кустарников. Спотыкаясь и пошатываясь не разбирая дороги пробежала несколько метров, прежде чем упасть на колени в снег. И тут меня вырвало.


Несколько секунд я сотрясалась в рвотных спазмах. Мне казалось, что неведомая сила с каким стервозным ожесточением выжимает и выкручивает мое тело, как мокрую тряпку. Эта сила, как будто желала вынудить меня выдать не только свой недавний ланч, но и все свои внутренности.

— Ника… — позади меня раздался неуверенный голос Стаса.

— Не подходи! — не оглядываясь назад, я предупреждающе выставила за спиной ладонь. — Пожалуйста, не подходи!.. Не надо!..

Я не хотела, чтобы Стас видел, что со мной происходит. Во всяком случае, чтобы он стоял рядом и видел всё в деталях.

Это не прекращалось. Боль нарастала в голове и просыпалась, ворочалась уже в животе.

Я ощутила короткий толчок и затем резкую дикую режущую боль в области солнечно сплетения и желудка.

Я истошно закричала и согнулась, обхватив себя руками за живот. Боль внутри меня рвала, резала и кромсала. Зажмурив глаза, продолжая дико кричать, я завалилась на бок и задёргала ногами. Из глаз обильно текли слёзы, я не переставала отчаянно и пронзительно кричать.

Я не слышала свой крик, только чувствовал эту невыносимую, непрекращающуюся терзающую меня изнутри зверскую боль. Бесконечную. Ненасытную. Чудовищную.

Ту самую боль, что вынесли они. Те двое, парень и девушка.

— Ника!!! Ника!!! Чёрт…

Рядом со мной присел Стас, я почувствовала его руки, я нашла его большую широкую ладонь и с чувством сильно, с надеждой, сжала.

Вместе с непрекращающейся болью нахлынуло видение.

Воя и плача от боли, я увидела мечущиеся размытые тени и смазанные силуэты.

Я опять видела все через какие-то непонятные туманные облака. Они наполовину заволокли уже знакомое мне помещение грузовой фуры. Той самой, в которой пытали несчастную Татьяну Белкину. Теперь, в этот раз, жертв было двое.

Я увидела обнаженную русоволосую девушку на прозекторском столе и темноволосого юношу, привязанного к стулу. Он был весь в крови, в его левом колене торчала массивная рукоять ножа. Юноша рыдал и выкрикивал проклятия в сторону двух толстых верзил, которые склонились над прикованной к столу девушкой.

Я видела, как дергалось и извивалось её тело, я слышала, как она надрывалась от боли, пока двое ублюдков измывались над ней. Эти двое огромных толстяков, как будто не обращая внимания на слёзы и хрипящие крики девушки, деловито резали её живот и грудь.

Эти двое здоровяков вновь были в тех самых светящихся неоновых масках с хищными улыбками.

Воспоминание схлынуло так же резко, как и возникло.

Я была в машине, меня обнимал и гладил по голове Стас. Всё ещё плача и ощущая сотрясающую меня лихорадку, я прижалась к нему, в отчаянии найти спасение.

Мне было необходимо, чтобы кто-то защитил и оградил меня от того ужаса, который я увидела, в котором только что пребывала.

— Всё хорошо, Ника. Всё хорошо… — Стас не знал, чем мне помочь, но поэтому просто пытался утешить меня.

Он и не мог мне помочь, равно как и не мог спасти от моих видений. Никто не мог.

Зато, пожалуй, только он мог утешить и успокоить меня. Заставить меня поверить и почувствовать, что я хотя бы отчасти в безопасности, что боль и ужас, которые я испытывала и видела, наконец, исчезли.

Чтобы успокоится мне потребовалось время. И пока я, дрожа и судорожно всхлипывая, жалась к Стасу, он обнимал меня, гладил по волосам и шептал успокаивающие ласковые слова.

Я далеко не сразу смогла успокоиться и прийти в себя. Мне нужно было найти в себе силы пережить испытанное только что потрясение.

Пугающее и шокирующее видение, однако, не желало покидать меня. Оно то и дело всплывало перед глазами рваными и нечеткими изображениями. Они были похожи на цветные пятна, которые возникают перед закрытыми глазами, если до этого долго смотреть на яркий источник света.

Прижав пальцы к пульсирующим вискам, ощущая прохладную испарину на лбу, я нетерпеливо ждала, когда призрачные «отпечатки» видения исчезнут.

Постепенно обрывочные изображения перед глазами блекли и, нехотя, таяли.

Мне становилось легче, дыхание выравнивалось, и я понемногу успокаивалась. Я старалась не думать, что сейчас, когда мы окажемся на месте обнаружения тел, меня ждут куда более жуткие и впечатляющие видения. Куда более яркие и реалистичные эпизоды последних минут жизни парня и девушки, которых убили сегодня ночью.

Я пыталась морально подготовить себя к этому. Стас видел это и не торопил меня, но я знала, что каждая минута промедления может стоить жизни или заложникам, или другим, новым жертвам этих больных садистов! Я не имела морального права медлить или как-то задерживать Стаса!

— Я готова, — пересилив себя и собравшись с духом, произнесла я.

Я очень надеялась, что Стас не услышал в моем голосе скрываемого страха из-за того, что мне придется сейчас увидеть и пережить.



Я старалась приободрить себя и собрать остатки выдержки. Я отлично знала, что сейчас мне предстоит с головой погрузиться в вязкое, жутко грязное и отвратительное болото из садисткой жестокости и кровавого торжества человеческого безумия!



Я не была готова, я не хотела, я в который раз прокляла свое же проклятие! В который раз, я мысленно ненавидела собственную природу!

Стас осторожно припарковался возле чернеющей в ночи лесополосы. Она густым гребнем темных мертвенно безлистных деревьев, с растопыренными острыми ветвями, покрывала несколько холмов в округе.

Этот небольшой, но густой лес, с голыми костлявыми деревьями, сам напоминал собой огромный мрачный скелет какого-то древнего и гигантского чудовища. Громадным сплетением росчерков черных веток, небольшой лес застыл на горизонте, между ночным небосводом и укрытой островками снега землей.