Ничего не изменить

 * * * 



Глава первая. Дым над водой




«Один мудрец сказал: «Если мы не покончим с войнами, войны покончат с нами»



Осенью на Балтике начинается сезон штормов – море неспокойно, соленая пыль смешивается с дождем, серое небо и серое море сливаются воедино. Заканчивается судоходный сезон, рыбаки больше не появляются на пирсе, резко холодает и наступает затишье. Серость, влажность и апатия – верные спутники балтийской осени. И она вступала в свои права.



«Черт, опять занозу засадил!» – с досадой подумал шкипер Смутьянов, отдернув руку с мокрого поручня. Кровь смешалась с соленой водой и дизелем, но Виктор не обращал на это внимания: «Потом разберусь». Больше его интересовала тишина в радиоэфире – он плыл проверить маяк у Готланда, потому как дозорные больше суток не выходили на связь. Работая уже пять лет смотрителем маяков, он не помнил случая, чтобы были такие проблемы с каким-либо из объектов. Выйдя на пенсию раньше пятидесяти пяти, старший мичман исполнял свою службу с таким же вниманием и ответственностью, что и во время сверхсрочки, потому что любил то, что делает. Жены не было, детей тоже – наверное поэтому старый моряк не мог находиться долго дома, один в двух комнатах, полученных когда-то давно за примерную службу на Северном флоте. Не пил принципиально, хобби, кроме рыбалки да книг, не было, и моряк метался по квартире как раненный зверь. Спал беспокойно – снилась служба срочником, где Смутьянов пытался выяснить почему он второй раз на срочке, среди обритых матросиков с мятыми гюйсами. Просыпался уставшим, старым и больным. Прошло не больше недели, как сослуживцы проводили его на пенсию, а он опять стоял перед начальником бригады с прошением о зачислении на службу – хоть кем, хоть матросом последним с «машкой» палубы драить, хоть чертом морским, но на корабль и в море.



Странно, но Виктор действительно уже не мыслил себя без этого. Без бескрайней глади, без чистейшего воздуха, без низких потолков отсеков, без стали корабля, без вертикальных трапов, без звонков и тревог. Потому, мчась сейчас по серым волнам Балтийского моря, под серым, осенним небом, он был рад даже тому, что его не взяли обратно в экипаж. Смотритель маяков – тоже неплохо, опять же, катер свой дали, почти корабль! Только проклятый поручень зашкурить руки никак не дойдут.

До маяка оставалось не больше пяти километров, когда он услышал в рубке шум рации. Виктор стряхнул кровь за борт и поспешил внутрь. Немного покрутив ручки и надев наушники, стал слушать радиоэфир.



«114, 114, вызываем 13—23! 114, 13—23, прием!»

«13—23, 114, слушаем Вас»

«Немедленно доложите в штаб бригады – мы атакованы! Повторяю: мы атакованы!»

«114, кем атакованы? Повторите: кем были атакованы? Уточните тип атаки!»

«Черт, атакована не подлодка, мы видим ракеты на радаре! Повторяю: видим ракеты земля-земля, пуск минута тридцать, курс 177! Удар по бригаде! Удар по вам!»



Виктор не поверил своим ушам – кто-то пустил ракеты по базе советских кораблей! Его родной бригаде! Неизвестно в каком секторе подлодка, но наверняка на дежурстве у Европы, раз передают в Калининград. Но канал открытый! Их слышат все прибрежные радиостанции и суда!

«Неужели война?» – похолодело внутри у Смутьянова. Перед глазами, как кадры кинопленки, проплыли детские годы на заводе за сбором патронов, похоронка в руках матери, безногие молодые солдаты, возвращавшиеся с фронта, один паек на двоих с сестренкой, ужас бомбардировок.



И тут он увидел их. Оставляя белый след, огненные шары пронеслись высоко над морем и направились в сторону берега. Навстречу им понеслись другие огни. Много. Очень много. Они рассекли небосвод на полосы, как нож рассекает ткань – с треском, прожигая пространство.

«Значит война». И тут радиоэфир заполнило множество голосов на разных языках – крики, приказы, рыдания, молитвы, вопросы, вопросы, вопросы. Виктор вышел на палубу и вдохнул поглубже морской воздух. Опять война, спустя всего сорок лет. Опять тяжелое бремя на бедную, несчастную его Родину. Не будет больше того мира и спокойствия, которым дышал СССР столько лет, ничего не будет. Старый моряк понимал абсолютно четко: ничего как раньше не будет.

Взрывов не было слышно. Но была видна вспышка – настолько яркая, что Виктор упал на палубу, сильно ударившись об неё головой. Лежа на спине, он видел, как серое небо стало белым, а потом огненно-красным. Аккуратно высунувшись, Смутьянов посмотрел куда упали ракеты – алое зарево освещало почти весь берег. Калининград и Балтийск горели. Своих целей достигли и другие шары – вспыхнуло всё: север, запад. Кровавые сполохи разлились по Старой Европе.



«Теперь точно всё. Ничего не изменить». Виктор поднялся и хромая зашагал в рубку – всё, что ему оставалось – слушать. Слушать эфир на много километров вокруг, если там остался хоть кто-то живой. Моряк невольно пустил слезу, подумав о бригаде, о сослуживцах и молодых матросах, которых больше нет. Сомнений не было – били наверняка по жизненно-важным целям. Полыхали Балтийск, Калининград, производства, военные части и стратегические объекты. Ядерное оружие, водородные бомбы, химические заряды – это уже не важно – эквивалент таков, что даже за сотню километров были видны всполохи. Там сейчас сущий ад.

Радио молчало, будто сломалось. Виктор менял частоту, вызывая хоть кого-нибудь, ещё и ещё, раз за разом. Промучав аппаратуру с полчаса, шкипер опустился на пол. Смысл? Сейчас в эфир никто не выйдет, даже если кто-то остался жив. Суда поспешат удалиться из опасного квадрата, остальные могут быть под ударом. Остался кто-то? Наверное эвакуируются, не до него тут. В наушниках послышался треск.



– 114, 114! Говорит капитан первого ранга подлодки «Устюг» Харитонов, ответьте!

Виктор молчал и надеялся, что кто-то ответит капитану, но запрос повторялся снова и снова, капитан срывался на мат, умоляя базу ответить – ответом была тишина.

– Подлодка «Устюг», СССР, Балтийский флот, ответьте! Ну хоть кто нибудь!

Виктор взял рацию и поднес к небритому подбородку:

– Говорит смотритель маяков Виктор Смутьянов. Наблюдал взрывы по всему побережью. База, скорее всего, уничтожена.

– Как уничтожена?

Виктор вздохнул, промокнул глаза и снова поднял рацию:


– Менее получаса назад наблюдал обмен ракетами со стороны берегов СССР и Старой Европы. Возможно, применялось ядерное оружие – очень яркая вспышка, сложно представить мощность зарядов. Предполагаю, что базы… нет больше базы, Харитонов. Может и Калининграда нет.

В эфире воцарилось молчание. Каково им было? Выйти в эфир и узнать, что их братьев больше нет. А может нет и семьи, поехавшей к черту на рога за моряком, расквартированной в Балтийске. Прошло минут десять, прежде чем снова раздался голос капитана:

– Смутьянов, Вы в эфире?

– Так точно. Я чудом оказался далеко от берега, продолжаю наблюдать пораженный берег, я жив.

– Смутьянов, приказываю Вам: передайте… передайте любому встреченному начальству или военному начальству: мы… мы уходим на пусковые позиции. Смутьянов, слышишь?! Мы их, с*ка, в ядерную пыль сотрем! Даю экипажу разрешение на удар по военным базам противника в Европе экспериментальным типом оружия – так и передай им, Смутьянов. Так и передай!



В эфире снова воцарилось молчание. Говорить было больше не о чем – любой на месте капитана, будь в силах, поступил бы так же. Месть – страшная вещь. Месть идет за человечеством по пятам, как Мефистофель преследует Фауста. Но когда отнимают самое дорогое, кроме мести ничего не остается. Месть – самое разрушительное, что есть у человечества.

Виктор снова вышел на палубу – сердце кольнуло, не хватало воздуха, а от зарева на горизонте мутило. Он сел на канаты, опустил лицо на руки и сдавил виски. Что дальше делать? Куда плыть? Свой берег может быть заражен, чужой – враждебен. Если только…

– Да что за… – шкипер выпрямился как струна и вгляделся в сторону берега. Нет, зрение его не обманывало: с двух сторон на него стремительно надвигалась стены дыма. Серые, грязные, клубящиеся они двигались с огромной скоростью над водой, словно спрут, выкидывая вперед дымные струи-щупальца. Старый моряк незамедлительно кинулся в рубку и включил мотор – времени на раздумье мало – наверняка это радиоактивная пыль – но куда плыть?



«Между ними, Витя, другого пути нет! Держи курс, к маяку!» – подбадривая себя, шкипер развернул судно и дал полный вперед между двумя приближающимися пылевыми фронтами. Это была игра на скорость – морской катер против результата ядерного взрыва. Страшно подумать, что произошло там, на берегу, и скольких людей накрыла эта смертельная пылевая буря. А что она несет? Химическое оружие? Биологическое? Черт знает еще какое! Времени мало.

Шкипер сжимал штурвал уверенной рукой, выравнивая курс между двумя пылевыми стенами. Максимально сосредоточенный, Виктор склонился над приборной доской. Времени все меньше, а надежда на спасение есть только на нейтральной территории – маяк на клочке земли между Готландом и Лиепая. Может быть его не задело.



«Успею. Нет. Не успею, черт!» – моряк закусил до крови губу, когда пылевые волны начали сходиться сзади его судна. На миг небо померкло и над катером, словно его накрыли крылья бесчисленных птиц, свились потоки соединившейся пыли. «Вот и всё» – подумал Виктор и неожиданно увидел, что впереди чистое, серое небо и море. Спасение рядом! Пылевой фронт имеет конец!

Вырвавшись из лап смерти, многие плачут или смеются. Старый моряк тяжело покачнулся и упал на палубу рубки. Силы оставили его и спасительное забвение забрало Виктора в свои объятия. В его сне была темнота, легкая качка, и лишь волны били об борт. Наверное, подобное чувствует младенец в утробе матери, когда она несет его под своим сердцем.



– Дым, дым, дым! – Виктор вскочил и схватился за горло, словно задыхался. Он был весь в холодном поту, вязанный свитер насквозь промок, чувствовался холод, вокруг было темно. На последних минутах сновидения ему привиделось, что он заперт в горящем отсеке, а противогаз неисправен. Страшно, дико, неизбежно. Моряк встал и растер затекшие руки – мотор не работал, была тишина, и лишь вдалеке яркими полосками виднелись берега. Вздрогнув то ли от холода, то ли от ужаса, Смутьянов первым делом запустил двигатель. Дизеля хватало с избытком, но мотор заработал не сразу – видимо, что-то повредилось в проводке от дневной гонки. «Не сгореть бы…» – шкипер открыл карту и примерно определил квадрат в котором находился. Ему чрезвычайно повезло – маяк находился совсем рядом и велика вероятность, что он цел. «Не будут же бить по клочку земли в 50 метров!.. Не дай Бог…»



Курс был взят, и шкипер направил катер тихим ходом, не включая прожекторов, в сторону островка. Во вчерашнем графике он планировал добраться до объекта, переговорить с дозорными, там дежурили Вячеслав Симонов и Жора Кернес, и выяснить причину поломки. После ночевки нужно было вернуться и взять на лодочной станции всё необходимое, послав с новой суточной сменой исправное оборудование. Теперь он плыл с надеждой на спасение в лице тех, кого собирался спасать.





Глава вторая. Огонь в небесах




Тёмное, холодное море било волнами в борт катера. Тишина – мёртвая, гнетущая, зловещая ночная тишина. Лишь глубоко во внутренностях судна билось сердце мотора. Виктор напряг зрение, вглядываясь в ночь. Где-то совсем рядом был клочок земли с маяком: «Не налететь бы в темноте…»



Оставалось с десяток метров, когда Смутьянов различил белую полоску островка, выключил двигатель и включил прожектор. Он сразу увидел две фигуры – одну тощую, тонкую, надломленную и вторую, прислонившуюся к стене маяка. Выбравшись из рубки, ловко спрыгнул на причал и закрепил двумя шкертами катер. Судно потянуло веревки, недовольно закряхтело, словно пытаясь уйти от своего владельца, но, в итоге, остановилось.



Шкипер отряхнул одежду и почти бегом, прихрамывая, направился к дозорным.



– Слава! Жора! Вы жив…



Моряк осекся, когда увидел, что оба они словно застыли, а к маяку прислонен окровавленный кулек в мешке. Один был мертв, второй стоял неподвижно. Виктор подошёл к Симонову, и его тень заслонила тело погибшего.



– Слава… Слава, это как так, а? – моряк даже не посмотрел на своего друга, стоявшего рядом. Жору он знал давно, ещё когда тот попал на «Пылкий» по срочке. Хороший, умный парень, отличный матрос, жил с матерью в колхозе у Калининграда. После службы не захотел работать в колхозе, а вернулся на флот. Помнится, его не взяли на сверхсрочную по причине укомплектованности экипажа, и Смутьянов посоветовал его к себе, на маяки. А вот теперь… нет Жоры теперь. Больно. Обидно. Жалко.



– Слав… что стряслось-то? Вас же не зацепило.