Нож

– Мы сможем приехать через два часа, – пообещал Крон.

– Хорошо, – ответила Братт.

– Тогда до встречи.

Крон закончил разговор и какое-то время продолжал стоять, размышляя, куда бы положить телефон.

– Иди сюда, – произнес голос из темноты; он подошел к женщине, лежавшей на диване «Честерфилд», и взял свои брюки. – Ну что?

– Они заглотили наживку, – сказал Крон и, прежде чем надеть брюки, проверил, нет ли на них пятен.

– Значит, это наживка? Хочешь поймать их на крючок?

– Я и сам толком не знаю. В данном случае я только следую указаниям клиента.

– Но ты подозреваешь, что здесь есть крючок?

Крон пожал плечами и огляделся в поисках ботинок.

– Поживем – увидим.

Он уселся за массивный письменный стол из Quercus velutina, черного дуба, который достался ему от отца, снял трубку стационарного телефона и набрал номер.

– Мона До, слушаю вас, – весело затрещал из динамика энергичный голос криминального репортера газеты «ВГ».

– Здравствуйте, фрёкен До, это Юхан Крон. Обычно вы звоните мне сами, но на этот раз я вас опередил. У меня есть дело, которое, как мне кажется, достойно оказаться на первой полосе вашей газеты.

– Речь идет о Свейне Финне?

– Да. Полицейское управление Осло только что подтвердило, что прекращает расследование необоснованных заявлений об изнасилованиях, которые появились в суматохе, поднявшейся вокруг моего клиента, когда его арестовали по подозрению в убийстве.

– Я могу процитировать вас?

– Можете сказать, что я подтверждаю распространившиеся слухи, в связи с которыми, как я догадываюсь, вы недавно мне звонили.

Повисла пауза.

– Понимаю, Крон. Но я не могу этого написать.

– Тогда напишите, что я обнародовал эти сведения, чтобы опередить слухи. Дошли ли эти слухи до вас, не имеет значения.

Снова пауза.

– Хорошо, – ответила Мона До. – А вы можете сообщить мне какие-нибудь подробности относительно…

– Нет! – прервал ее Крон. – Получите больше информации сегодня вечером. И не публикуйте сказанное раньше пяти часов.

– Мы же договорились. Но если у меня появится эксклюзивный материал…

– Он только ваш, дорогуша. До связи.

– Всего один вопрос, последний. Откуда у вас мой номер, его же нет в открытом доступе?

– Как я уже говорил, вы звонили мне на мобильный, а в этом случае ваш номер отображается на дисплее моего телефона.

– И вы его сохранили?

– Ну да, на всякий случай. – Крон положил трубку и повернулся к кожаному дивану. – Алиса, малышка, не могла бы ты уже надеть юбку, нам надо немного поработать.



Бьёрн Хольм стоял на тротуаре перед баром «Ревность» в районе Грюнерлёкка. Он настежь распахнул дверь и, услышав музыку, звучавшую в баре, понял, что отыщет Харри там. Он затащил коляску с малышом в почти пустое помещение. Средний по размерам бар был оформлен в стиле английских пабов: перед большой стойкой стояло несколько простых деревянных столов, а вдоль стен расположились кабинки. Сейчас всего пять часов, но попозже вечером заведение наверняка наполнится посетителями, потому что за то короткое время, что «Ревностью» управляли Эйстейн Эйкеланн и Харри, им удалось превратить это место в нечто совершенно необычное, в паб, куда приходили, чтобы послушать музыку, которую проигрывали на специальной установке. Никаких модных диджеев, просто композиция за композицией, в зависимости от темы вечера, а темы были указаны на неделю вперед в расписании, вывешенном у дверей. Бьёрна тоже пару раз привлекали в качестве консультанта: когда составляли плей-листы, посвященные музыке в стиле кантри и Элвису. Но особенно ему запомнилась подготовка вечера «Композиций, написанных не менее сорока лет назад американскими музыкантами из штатов, начинающихся на букву „М“».

Харри сидел спиной к Бьёрну за барной стойкой, низко свесив голову. Из-за стойки Эйстейн Эйкеланн протягивал кружку пива вновь прибывшему. Ничего хорошего это не обещало. Но Харри, по крайней мере, мог сидеть.

– Возрастное ограничение – двадцать лет, чувак! – Эйстейн пытался перекричать песню «Good Time Charlie’s Got The Blues», написанную в начале семидесятых, единственный настоящий хит Дэнни О’Кифа. Нетипичная музыка для Харри, однако для того, чтобы он сдул пыль с пластинки и проиграл ее в баре «Ревность», – в самый раз.

– Даже в сопровождении взрослых? – поинтересовался Бьёрн, паркуя коляску возле одной из кабинок.

– А в какой именно момент человек понимает, что стал взрослым, а, Хольм? – Эйстейн Эйкеланн опустил кружку на стойку.

Бьёрн улыбнулся:

– В тот момент, когда он впервые видит своего ребенка и понимает, что тот только-только начал свое путешествие и ему потребуется чертовски много помощи от взрослых. Вот как этому типу. – Бьёрн опустил руку на плечо Харри и заметил, что тот склонил голову, потому что читал что-то в своем телефоне.


– Видел первую полосу «ВГ» со статьей об аресте? – спросил Харри, поднимая стоявшую перед ним чашку.

Кофе, определил Бьёрн Хольм.

– Да. Кстати, журналюги поместили там твою фотографию.

– Ну и хрен бы с ними, но посмотри, что появилось только что. – Харри поднял телефон, и Бьёрн стал читать.

– Вижу, здесь написано, что мы заключили сделку, – сказал он. – Убийство против изнасилования. Согласен, необычно, но такое изредка допускается.

– Ага, однако не допускается, чтобы об этом писали в газетах, – парировал Харри. – По крайней мере, до тех пор, пока медведя не убьют.

– Тебя что-то смущает?

– Когда заключаешь сделку с дьяволом, спроси себя, почему эта сделка кажется выгодной дьяволу.

– Попахивает паранойей.

– Я искренне надеюсь, что у нас и впрямь будет признание, полученное во время допроса, проведенного полицейскими по всем правилам. Потому что от того, что мне удалось добыть в бункере, защитник вроде Крона камня на камне не оставит.

– Ну, теперь, когда все стало известно и об этом даже написали в газете, Финне просто должен сознаться. В противном случае мы возбудим против него дела об изнасилованиях. Кстати, Катрина допрашивает его прямо сейчас.

– Хм… – Харри набрал номер и поднес телефон к уху. – Надо рассказать Олегу новости. Слушай, а что ты тут делаешь?

– Я… хе-хе… пообещал Катрине проверить, все ли с тобой в порядке. Тебя не было ни дома, ни в «Шрёдере». Честно говоря, я думал, что после последнего визита тебе навсегда заказан вход сюда…

– Да, но тот идиот придет на работу только вечером. – Харри кивнул на коляску. – Можно посмотреть на малыша?

– Он сразу почувствует присутствие постороннего человека и проснется.

– Ладно. – Харри отнял телефон от уха. – Занято. Предложения по плей-листу на следующий четверг?

– Тема?

– «Кавер-версии, превзошедшие оригиналы».

– Джо Кокер и «A Little…»

– Уже есть. Как насчет «Francis and the Lights» и их версии «Can’t Tell Me Nothing»?

– Канье Уэст? Ты спятил, Харри?

– Ладно. А композиция Хэнка Уильямса? – подал голос Эйстейн.

– Ну это уж и вовсе полный бред! Никто не исполняет Хэнка лучше Хэнка.

– А «Your Cheatin’ Heart» в исполнении Бэка?

– А в глаз?

Харри и Эйстейн рассмеялись, и Хольм понял, что они шутили над ним.

Харри положил руку на плечо Бьёрна:

– Мне так не хватает тебя, дружище. Не пора ли нам с тобой на пару раскрыть какое-нибудь по-настоящему жуткое убийство?

Бьёрн кивал, с удивлением рассматривая улыбающееся лицо Харри. Глаза его сияли каким-то неестественно ярким светом. Может быть, у него действительно ум за разум зашел? Вдруг горе все-таки перебросило его за грань? Но вдруг улыбка Харри треснула, как хрупкий лед на луже во время октябрьских заморозков, и Бьёрн уставился в черную, полную отчаяния глубину глаз. Как будто Харри попробовал радость на вкус, но потом выплюнул ее.

– Ну что ж… – тихо ответил Бьёрн. – Это можно организовать.



Катрина смотрела на красную лампочку над микрофоном, сигнализировавшую о начале записи. Она знала, что, как только поднимет глаза, встретится взглядом со Свейном «Женихом» Финне. А этого она не хотела. Не потому, что полагала, будто его взгляд может как-то подействовать на нее, а потому, что сама могла оказать на него влияние. Учитывая бесспорно ненормальное отношение Финне к женщинам, полицейские сначала хотели задействовать следователя-мужчину. Но потом прочитали протоколы прошлых допросов, и оказалось, что на допросах Финне лучше раскрывается перед женщинами. Вот только Катрина не знала, смотрели ли они при этом в глаза друг другу.

Она надела блузку, которая, с одной стороны, не выглядела вызывающе, а с другой – должна была показать, что Катрина нисколько его не боится. Она бросила взгляд в соседнее помещение, где один из полицейских управлял записывающим оборудованием. Компанию ему составляли Магнус Скарре из следственной группы и Юхан Крон, который с видимой неохотой покинул допросную, после того как Финне сам попросил оставить его наедине с Катриной.

Катрина коротко кивнула полицейскому, и тот тоже кивнул ей в ответ. Она зачитала номер дела, свое имя и имя Финне, место, дату и время. Это была старая практика с тех времен, когда магнитная лента могла затеряться, но она и сейчас служила напоминанием о начале формальной части допроса.

– Да, – преувеличенно четко и с легкой улыбкой ответил Финне на вопрос Катрины о том, хорошо ли он знает свои права. И точно так же произнес «нет», когда следователь спросила, не возражает ли он против записи допроса.

– Давайте для начала поговорим о вечере десятого марта и о ночи с десятого на одиннадцатое, – сказала Катрина. – Этот промежуток времени мы в дальнейшем будем называть ночью убийства. Что произошло?

– Я принял кое-какие таблетки, – ответил Финне.