Нож

– Хм… Мне тоже пришлось принимать транквилизаторы, после того как мы с Ракелью разъехались. Бессонница разъедает душу. Вам что выписали?

– Э-э-э… Имован и сомадрил. – Пиа ускорила шаг.

Харри тоже зашагал быстрее. Он щелкал зажигалкой у сигареты, но огонь не появлялся.

– Как и мне. Я принимал их два месяца. А вы?

– Что-то вроде того.

Харри засунул зажигалку обратно в карман.

– Почему вы врете мне, Пиа?

– Что, простите?

– Имован и сомадрил – это сильнодействующие препараты. Попьешь их два месяца – и ты на крючке. Начнешь пить их каждый вечер. Потому что они действуют, да так хорошо, что если вы приняли эти таблетки в ночь на одиннадцатое, то практически находились в коме и не могли знать абсолютно ничего о том, чем занимался ваш сосед по кровати. Но вы не показались мне человеком, сидящим на седативных препаратах, поскольку очень бодры, физически и ментально.

Пиа Бор убавила шаг.

– Но вы, конечно, можете убедить меня в том, что я ошибаюсь, – сказал Харри. – Для этого достаточно показать мне рецепт.

Пиа Бор остановилась. Она засунула руку в задний карман узких джинсов, вынула и развернула листок голубой бумаги.

– Видите? – произнесла она с нажимом, протянула Харри рецепт и ткнула в него. – Со-мад-рил.

– Вижу, – ответил Харри и схватил листок, прежде чем она успела отреагировать. – Как и то, что лекарство выписано вашему супругу, Руару Бору. Он, наверное, не рассказал вам, насколько сильнодействующими являются препараты, которые так ему необходимы. – Харри вернул ей рецепт. – Может быть, он еще что-то скрывает от вас, Пиа?

– Я…

– Ваш муж действительно был дома той ночью?

Она сглотнула. Здоровый румянец исчез с ее щек, энергичная оживленность спала, и Пиа разом постарела лет на пять.

– Нет, – прошептала она. – Руара дома не было.



Вместо того чтобы пойти в аптеку, они спустились к пруду Сместаддаммен, уселись на скамейку на его восточном берегу и стали смотреть на маленький островок, места на котором хватило только одной-единственной серебристой иве.

– Весна, – сказала Пиа. – Все, что угодно, только не весна. Летом здесь полно зелени. Все растет со страшной силой. Жужжат насекомые. Плавают рыбки, скачут лягушки. Словом, жизнь бурлит. А когда на деревьях появляется листва и ветер начинает перебирать листья на той иве, они танцуют и шумят так сильно, что заглушают шум шоссе. – Она грустно улыбнулась. – А осень в Осло…

– Самая красивая осень в мире, – кивнул Харри, прикуривая.

– И даже зима лучше, чем весна, – продолжила Пиа. – Во всяком случае, раньше, когда шли дожди, держалась стабильно низкая температура и вода замерзала. Мы обычно брали с собой детей и шли сюда кататься на коньках. Они это просто обожали.

– А сколько у вас детей?

– Двое. Девочка и мальчик. Двадцать восемь и двадцать пять лет. Юна – морской биолог, работает в Бергене, а Густав учится в США.

– Вы рано стали родителями.

Она криво улыбнулась:

– Когда появилась Юна, Руару было двадцать три, а мне двадцать один. Семьи военнослужащих, которые постоянно ездят по всей стране, перемещаются с места на место, обычно рано обзаводятся потомством. Чтобы жене было чем заняться, я думаю. У супруги офицера лишь два варианта. Первый: позволить себя одомашнить и вести существование коровы – стоять в стойле, рожать телят, давать молоко, жевать сено.

– А второй?

– Развестись с мужем.

– Но вы выбрали первый?

– Вроде бы да.

– Мм… А почему вы обманули полицию, когда вас спрашивали о той ночи?

– Чтобы нам не задавали лишних вопросов. Внимание полиции нам ни к чему. Только представьте, какой бы это был удар по репутации Руара, если бы его вызвали на допрос по делу об убийстве. Что бы сказали люди?

– А для вас это так важно?

Она пожала плечами:

– А для кого это не важно? Особенно в таком районе, как наш.

– Так где ваш муж был в ту ночь?


– Не знаю. Но точно не дома. Он не может спать.

– Сомадрил не действует?

– Когда Руар вернулся домой из Ирака, было еще хуже, тогда ему от бессонницы прописали рогипнол. За две недели у него сформировалась зависимость, и начались провалы в памяти. И теперь муж отказывается от любых лекарств. Он надевает военную форму и заявляет, что ему необходимо произвести рекогносцировку, дежурить и охранять. Он говорит, что просто бродит, как во время ночного патрулирования, но делает это незаметно. Это ведь типично для людей с посттравматическим стрессовым расстройством – они все время испытывают страх. Потом он, как правило, возвращается домой, спит пару часов и идет на службу.

– И ему удается скрывать это на работе?

– Мы видим то, что хотим видеть. А у Руара всегда хорошо получалось производить желаемое впечатление. Он умеет внушить людям доверие.

– И вы тоже?

Пиа вздохнула:

– Мой муж неплохой человек. Но он слишком многое пережил.

– Скажите, а он берет с собой оружие на эти ночные патрулирования?

– Этого я не знаю. Руар уходит после того, как я ложусь.

– Вам известно, где он был в ночь убийства?

– Я спросила его об этом, после того как вы спросили меня. Он сказал, что спал в бывшей комнате Юны.

– Но вы ему не поверили.

– Почему вы так считаете?

– В противном случае вы бы рассказали полиции, что он ночевал в другой комнате. Вы солгали, потому что думали, будто у нас есть на вашего мужа что-то еще, из-за чего ему требуется алиби более надежное, чем правда.

– Вы же не хотите сказать, что серьезно подозреваете Руара в убийстве, Холе?

Харри смотрел на пару лебедей, плывущую в их сторону. Он заметил отблеск света с другой стороны шоссе. Наверное, кто-то открыл окно.

– Посттравматическое расстройство, – произнес Харри. – А что за травма у вашего супруга?

Она вздохнула:

– Я не знаю. Всё вместе. Кризис среднего возраста. Ирак. Афганистан. Но ясное дело, когда Руар вернулся домой из последней командировки и заявил, что уволился из армии, я поняла: что-то случилось. Он очень изменился. Закрылся. Я долго его доставала своими расспросами, и в конце концов он неохотно признался, что кого-то убил в Афганистане. Хотя, разумеется, они находятся там как раз для этого, однако все случившееся оказало на мужа такое сильное воздействие, что он отказался говорить на эту тему. Но во всяком случае, он продолжал жить.

– А сейчас это не так?

Пиа посмотрела на него взглядом потерпевшего кораблекрушение. И Харри понял, почему она так легко открылась ему, чужаку. «Только не в нашем районе». Она хотела излить душу, она отчаянно стремилась к этому, но до сих пор не находила человека, с которым можно поговорить.

– После того как Ракель Фёуке… как ваша жена умерла, Руар совершенно сломался. Он… он больше не продолжает жить, нет.

Снова отблеск. И внезапно Харри понял, что этот отблеск – приблизительно из того места, где располагается вилла Боров. Харри замер. Краем глаза он что-то заметил на белой спинке скамейки между ними, что-то дрожащее, перемещающееся, исчезающее, как красное насекомое, быстрое и беззвучное. Но в марте здесь не бывает насекомых.

Харри молниеносно нагнулся вперед, уперся каблуками в землю, оттолкнулся и откинулся на спинку скамейки. Пиа Бор закричала, когда скамейка перевернулась и они упали. Харри схватил женщину и потащил ее в сточную канаву позади скамейки. Потом он пополз, извиваясь, по грязи, Пиа следовала за ним. Он остановился, посмотрел на район за шоссе и увидел, что между ними и тем местом, откуда исходил отблеск, оказалась ива. На дорожке неподалеку остановился какой-то мужчина в толстовке с капюшоном, гулявший с ротвейлером. Казалось, он размышляет, стоит ли ему вмешаться в происходящее.

– Полиция! – прокричал Харри. – Немедленно уходите оттуда! Здесь работает снайпер!

Харри увидел, как пожилая женщина развернулась и поспешила прочь, но хозяин ротвейлера продолжал стоять.

Пиа пыталась вырваться, но Харри навалился на маленькую женщину всем своим телом так, что они оказались лицом к лицу.

– Значит, ваш муж все же дома, – сказал он, вынимая телефон. – Поэтому вы не дали мне войти. И поэтому не заперли дверь, когда мы уходили.

Он набрал номер.

– Нет! – закричала Пиа.

– Дежурная служба полиции, – сообщил голос в телефоне.

– Инспектор полиции Холе. Хочу сообщить о вооруженном мужчине…

Телефон выхватили из его руки.

– Руар просто использует оптический прицел в качестве бинокля. – Пиа Бор приложила трубку к уху. – Простите, мы ошиблись номером. Она дала отбой и вернула Харри мобильник, не преминув заметить: – Разве не это вы сказали мне, когда звонили сегодня по телефону?

Харри не шевелился.

– Вы довольно тяжелый, Холе. Не могли бы вы…