О чем знает ветер

Чуть не ляпнула: «Мне уже не страшно». Вот навела бы на ненужные мысли эту миссис Джеральдину Камминс!

Оэн, ведомый подругой Бриджид, удалялся от меня. Я успела увидеть, как он вынул часы. По его мимике поняла: он взахлеб рассказывает о приключении в ломбарде. Окликнуть Оэна, позвать назад. Нет, нельзя.

Раздался звонкий голосок:

– Давайте приступим, миссис Галлахер!

Беатрисе Барнс явно не терпелось показать, на что она способна как сотрудница столь шикарного магазина.

– Просто Энн, – поправила я.

Мы пошли по рядам; я перечисляла необходимые вещи, сообщала о своих цветовых предпочтениях и косилась на ценники. Отметила, что за повседневное платье придется выложить около семи фунтов. Беатрисин щебет о модных новинках, вечерних туалетах, домашних платьях, зимних и летних принадлежностях гардероба, а еще о шляпках, туфлях и сумочках чем дальше, тем неуклоннее ввергал меня в отчаяние. Я даже почувствовала дурноту.

– Вам также понадобятся сорочки, корсеты, панталоны и чулки, – подытожила Беатриса заговорщицким шепотом, хотя в зале мы были с ней одни.

– Да, разумеется.

Я решила, теперь можно и даже нужно малость приврать, и добавила:

– Видите ли, я долго была нездорова. Очень долго. Не знаю, какого размера мне сейчас нужны вещи, и с трудом представляю, что нынче в моде. Я даже… не уверена… относительно всяких женских мелочей. – Тут мои глаза совершенно естественно наполнились слезами. – Помогите, пожалуйста. Только прошу учесть, что полный гардероб мне не по средствам. Я могу потратиться лишь на самое необходимое.

– Не беспокойтесь, я всё понимаю, – отвечала Беатриса. В знак особого доверия, возникшего между нами, она даже погладила меня по плечу. – Сейчас мы пройдем в примерочную. Насчет размеров я редко ошибаюсь. А наряжаться – это ведь так приятно, не правда ли?

Она оставила меня на пару минут, а вернулась с целым ворохом чего-то шуршащего, белого, оборчатого.

– Прямо из Лондона! Панталоны до колен, искусственный шелк. У нас также имеются корсеты новейшего фасона. Они очень удобны, поскольку шнуровка расположена спереди, – промурлыкала Беатриса.

Эх, а как славно было с утра влезть в трикотажные тренировочные штаны, натянуть майку и устроиться на диване с ноутбуком! Я сглотнула и отвела глаза, чтобы Беатриса не прочла во взгляде панический ужас.

«Искусственный шелк» оказался привычной вискозой. Интересно, после стирки не сядет? Впрочем, моя ли это забота? Я напялила корсет – не столь кошмарный, как тот, из сундука; с такой шнуровкой я бы, пожалуй, и самостоятельно справилась. По бокам корсет имел пышные кружева. Предполагалось носить его под длинную сорочку с квадратным вырезом. Поддержки бюсту эта сорочка почти не обеспечивала, но по тактильным ощущениям она мне понравилась – мягкая ткань, удобный крой. Затем я надела панталоны и посмотрелась в зеркало. Что ж, могло быть и хуже.

Беатриса принесла синее платье прямого кроя с горловиной-каре и рукавами до локтя из другой, прозрачной ткани. Подол, расширяясь книзу, волнующе касался лодыжек. Широкий кушак позволял подчеркнуть талию. Беатриса даже причмокнула.

– Цвет определенно ваш, и фасон тоже. С драгоценностями вы сможете надеть это платье на званый ужин, без драгоценностей, дополнив шляпкой, – в церковь. А шляпка сюда подойдет розовая – вон она висит, видите?

Далее я примерила две блузки из хлопка, розовую и зеленую. У обеих было по три пуговицы спереди, отложной воротник и V-образный вырез; обе годились к длинной серой юбке, которую Беатриса назвала основой гардероба. За блузками последовали два домашних платья – персикового оттенка и белое в коричневую крапинку. Оба имели глубокие карманы, длинные узкие рукава с манжетами и круглый вырез под самые ключицы, а также хитрую особенность: юбка длиной до щиколоток крепилась к лифу посредством шнуровки. Водрузив на меня соломенную шляпу с цветами и кружевом в персиковых тонах, Беатриса объявила, что я образчик вкуса. К моим покупкам она добавила две шали – нежно-зеленую и белую, а на попытки протеста отрезала:

– Вы ведь родились и выросли в Ирландии, верно? Должны знать, что ирландка без шали обойтись не может.

И это был не конец! Беатриса принесла длинное шерстяное пальто и угольно-черную шляпку с черными розочками и шелковыми лентами. Как бы невзначай она обронила, что фасон шляпки называется «клош». В отличие от соломенной шляпы, которая сидела на голове неловко, как абажур, шляпка-клош плотно закрывала затылок и уши, придавая моему лицу кокетливое выражение. Мне это настолько понравилось, что я даже не стала снимать новую шляпку.

Покупок между тем скопилась уже целая гора. Я выбрала четыре пары чулок, туфли-лодочки из коричневой кожи, черные туфли с перепонкой и черные теплые ботинки. Для прогулок и домашней работы, решила я, вполне сгодятся старые ботинки другой Энн Галлахер. Напряглась на словосочетании «домашняя работа». Какая конкретно деятельность здесь подразумевается? Чем занималась женщина в 1921 году? В Гарва-Глейб полно прислуги, однако Томас обмолвился, что нуждается в ассистентке. Уж конечно, ассистировать Томасу я смогу и в старых ботинках.

От подсчетов голова разболелась. Чулки – фунт за четыре пары, туфли – по три фунта за пару. Шали – по три фунта за штуку. Домашние платья – по пять фунтов, ботинки и синее платье – по семь, сорочки и панталоны – по одному, серая юбка – четыре фунта. Каждая блузка – два с половиной фунта, корсет чуть дороже, шляпы стоят столько же, сколько домашние платья, а пальто – целых пятнадцать фунтов. В общем, на девяносто фунтов я точно разорилась, а еще надо купить туалетные принадлежности.

– Вам не обойтись без вечерних туалетов, – твердила Беатриса. – Как минимум двух. Потому что доктор Смит регулярно устраивает приемы для представителей почтенных фамилий. – Она вдруг нахмурилась, да так, что гладенький лобик прорезала поперечная морщинка. – Я чуть не забыла об украшениях! В нашем магазине есть отличные имитации бриллиантов и жемчуга.

Я помахала рукой с кольцом-камеей, указала на сережки.

– Полагаю, это лучше «отличных имитаций». Беатриса прикусила губу, но быстро оправилась.

– Еще вам нужна сумочка. Впрочем, ее можно и в следующий раз выбрать. Осенью вам понадобится другой шерстяной костюм. – Она сделала логическое ударение на слове другой, косясь на серо-коричневое безобразие, в котором я вошла в магазин. – Потому что этот вам… как бы это сказать… не очень к лицу. Да и к фигуре тоже. И он немодный…

– На приемах у доктора Смита я присутствовать не собираюсь. Что касается моего костюма, он вполне сгодится. Материя добротная, и потом я ведь купила две шали и пальто. Не замерзну.

Беатриса вздохнула, будто сильно меня подвела. Уже в следующую минуту ее голосок зазвенел с профессиональным оптимизмом.

– Пойду распоряжусь, чтобы ваши покупки как следует завернули, пока вы переодеваетесь.



26 октября 1920 г.

Черно-пегие и вспомогательные – так называются войска, которыми Британия наводнила нашу страну, – похоже, ни перед кем не отчитываются за свои бесчинства. Колючая проволока, баррикады, военная техника, солдаты, щетинящиеся штыками, теперь часть ирландского пейзажа, как городского, так и сельского. Правда, в Дромахэре потише, чем в Дублине, но мы чуем приближение войны. Вся Ирландия чует его. Не далее как месяц назад черно-пегие заодно со вспомогательными сожгли половину крошечного Балбриггана. В пепел превращены жилые дома, мануфактуры, мастерские; уничтожено несколько кварталов. Силы британской короны утверждают, что пожар был ответом на убийство двух черно-пегих. Таковы все их «ответы», идентичные своей несоразмерностью содеянному и нежеланием искать и наказывать истинно виновных. Британия хочет сломить нас. И некоторые уже сломлены.

С апреля текущего года в тюрьме Маунтджой томятся члены Шинн Фейн, чье единственное преступление составляет принадлежность к этой партии. Политических поместили в камеры к настоящим злодеям, и в знак протеста некоторые наши ребята начали голодовку. В семнадцатом одного члена ИРА, который вот так же голодал, тюремщики вздумали кормить насильно – и это стоило парню жизни. Реакцией на голодовку 1920 года стали толпы протестующих под стенами Маунтджой и общий рост недовольства по всей стране. В результате Ллойд Джордж счел за лучшее пойти на уступки. Во-первых, дал политическим узникам статус военнопленных, во-вторых, распорядился отправить их в больницу для восстановления сил. Я как официальное лицо, утвержденное самим лордом Френчем, осматривал этих людей в больнице при Дублинском медицинском колледже. Я сам вызвался. Люди истощены, но битву они выиграли – эта мысль вселяет в них силы.

Дойл, первый Ирландский парламент, сформированный из депутатов, которые отказались заседать в Вестминстере, объявлен Британией вне закона. Мик и остальные (кто пока на свободе) продолжают собираться тайно. Их цель – создать систему для существования независимой Ирландии. Увы, мэры городов, судьи и прочие представители местной власти не могут уйти в подполье. По роду своей деятельности они всегда на виду, поэтому их арестовывают, а порой и убивают. В частности, мэр города Корка, Томас МакКёртан, был застрелен в собственном доме, а его новоизбранный преемник, Теренс МакСуини, арестован прямо в здании ратуши вскоре после того, как вступил в должность. Вместе с МакСуини арестовали десять его коллег. В знак протеста против произвола они объявили голодовку, которая для МакСуини закончилась вчера, причем трагически – герой умер на семьдесят четвертый день добровольного отказа от пищи. Смерть настигла его в Британии, в Брикстонской тюрьме. Сейчас это событие в центре общественного внимания[28].

Каждый новый день знаменуется ужасной историей из тех, которые народная память хранит с мыслями о мести. Ирландия словно напрягла все мускулы перед решающим рывком. Она еще медлит, ибо ее сковал страх, но есть в ее спазме и нечто неожиданно обнадеживающее. Теперь ясно, что пробуждение близко. Взоры всех ирландцев устремлены в одну сторону.

Т. С.






Глава 10

Трое нищих




Вам, чьи котомки вселенским полны сквозняком,

Право даётся сомненья владыки отместь:

Впрямь ли смиренники входят в Эдем босиком,

Иль ко блаженству по трупам сподручнее лезть?





У. Б. Йейтс



БЕАТРИСА ПОДЖИДАЛА МЕНЯ возле примерочной. Я появилась в новом платье из хлопка и в новой шляпке, маскировавшей легкий беспорядок на моей голове. Весьма предусмотрительно (и тактично) Беатриса не велела упаковывать коричневые туфли, и я сразу сунула ноги в замшевое нутро, избавленная от необходимости складываться пополам и возиться со шнуровкой. Стоптанные ботинки другой Энн, заодно с уродливым костюмом и старой шляпой, уложили в коробки рядом с моими покупками. Я выглядела гораздо лучше, но бок разнылся от наклонов и поворотов, а в висках стучала кровь. Хорошо, думала я, что шопинг близится к концу.

Беатриса принялась расспрашивать, какой парфюмерией я пользуюсь. Слово «шампунь» она восприняла без удивления – наверно, в 1921 году этот продукт уже не был диковиной. Также я упомянула о лосьоне, бальзаме или масле для более легкого расчесывания кудрей. И смутилась. Как тут у них принято называть месячные?

– Еще мне нужны средства гигиены для… регул.

Более архаичного слова, чем «регулы», я не знала. Впрочем, Беатриса всё поняла.

– У нас имеются салфетки и специальные пояса; они представлены в отдельном зале, где есть ящичек для денег. Леди предпочитают приобретать подобные товары именно таким, конфиденциальным способом. Для вас я выберу всё нужное и потихоньку добавлю сверток к вашим покупкам.

Я кивнула. Лучше не спрашивать, что это за зверь такой, специальный пояс, – сама разберусь.

Теперь можно было спокойно спускаться на первый этаж и бродить среди знакомых, родных брендов. Я выбрала лосьон для тела «Вэселин», мыло «Айвори», кольдкрем «Пондз». Беатриса записывала за мной своим аккуратным почерком и укладывала баночки и тюбики в розовую коробку, которая больше подошла бы для пирожных. От себя она добавила дневной крем марки «Пондз», защебетала:

– Кольдкрем – это на ночь! А с утра нужен тающий крем! На него можно и пудру нанести. Ой! Про нее-то мы и забыли!

Она поджала губы, вгляделась в мое лицо.

– Какой тон вы обычно покупаете? Беж, белый, розовый или кремовый?

– А вы какой посоветуете?

– Беж, – авторитетно заявила Беатриса и вся подалась ко мне, словно желая открыть страшную тайну. – Моя любимая пудра – «ЛаБланш». Она недешевая, но качество окупает затраты. Еще я порекомендовала бы вам розовые румяна теплого тона. – Беатриса открутила крышечку с металлической коробочки. – Вот, взгляните.

Оттенок показался мне ярковатым, но Беатриса принялась разубеждать:

– На щеках и губах будет в самый раз. Ни одна живая душа не догадается, что вы нарумянились. А если даже и догадается – не сознавайтесь.

Вон оно что, прикинула я. Пользоваться декоративной косметикой не зазорно, главное – чтобы «краска» себя не выдала. Мне такой подход вполне импонировал.

– Позвольте предложить новинку – крем для ресниц. Раньше мы смешивали вазелин с сажей, но теперь… – Беатриса открыла еще одну миниатюрную круглую коробочку. Внутри была жирная черная субстанция, совсем не похожая на тушь, к которой привыкла я.

– И как это наносится?

Беатриса приблизилась ко мне вплотную, шепнула «Замрите», зацепила немного черной субстанции указательным пальцем, растерла, используя большой палец, и осторожно взялась за кончики моих ресниц.

– Великолепно. У вас и так ресницы длинные и темные, вам эта новинка не очень-то и нужна, но всё же подкрасить не повредит, хоть самую малость. Чувствуете – взгляд, что называется, открылся?

Она подмигнула и бросила крем для ресниц в «кондитерскую» коробку. Туда же отправился шампунь с кокосовым маслом (от которого мои волосы должны были приобрести «роскошный блеск»), упаковка талька («для свежести телесной») и флакончик духов, понюхав которые я умудрилась не расчихаться. От себя я добавила тюбик зубной пасты, зубную щетку и зубную нить и, конечно, гребень и щетку для волос (они шли в наборе). На мой вопрос, где касса, Беатриса сообщила:

– Ваш чек уже оплачен доктором Смитом. Сам он ждет вас у входа в магазин. Я думала, вы просто очень бережливая особа, Энн.

– Как же так? Я сама заплачу!

– Ничего не могу поделать. Всё, что вы у нас выбрали, записано на счет доктора Смита. Мы ведь с вами не устроим по этому поводу скандал, не так ли?

Разумеется, скандала я не хотела, но в груди поднималось возмущение пополам с ужасной неловкостью. Пришлось сделать несколько вдохов-выдохов.