Охота на охотника

И все будет, как раньше. Нет, лучше, чем раньше. Потому что если удастся ей помочь – несомненно, удастся! – она наконец поймет, что рядом с ней – не случайный человек, не гримаса судьбы, а – ее подарок! Кто же откажется от подарка судьбы?





* * *


Кабинетная дверь ходила ходуном, но Арина высокомерно игнорировала все возможные внешние воздействия – не до них, к лешему. Идут они все!.. лесом. Частым. Непролазным. Заболоченным.

– Вершина! – загрохотал в коридоре начальственный баритон. – Что за фокусы? Не придуривайся!

Пришлось подниматься, открывать, смотреть слипающимися от усталости глазами… Какая скука!

– Ну что? – насмешливо усмехнулся Пахомов. – Победила, а радости нет? Понимаю… – он со вздохом покачал головой.

– Пал Шайдарович! Я же… – не то от неожиданности, не то от общей усталости Арине показалось, что она прямо сейчас, не снеся взятого груза, забьется в глупых, неприличных, смешных рыданиях. – Я же… Пал Шайдарович, я же на нее разве что не молилась! Я так ей восхищалась! – она размахнулась, чтобы треснуть кулаком по столу, но остановила руку. Негоже так перед начальством распускаться. Да и вообще негоже распускаться. – Думала, она самая-пресамая…

– Понимаю, – повторил он, пристально глядя в угол: слева стеллажи, справа подоконник, что там можно высмотреть? А он смотрел. Словно видел что-то невидимое. И лицо у несгибаемого полковника юстиции было… никакое. Восковое. Гипсовое. Мертвое, в общем. – Это больно, да. Когда Машенька моя умирала, я ей обещал, что из кожи выпрыгну, а для Витьки все сделаю. Он же у нас тоже… самый-пресамый… Вот и довыпрыгивался… И я ведь его даже окоротить теперь не могу. Если я его… ох, нет. Машенька меня с того света проклянет. А он ведь, Витька-то, уже по самому краешку ходит… Даже заступает… И поздно, поздно уже. Не дойдет до него. Поздно.

Он понимал, что происходит с его единственным сыном. И – ничего, ничего не мог с этим поделать!

– Пал Шайдарович, – робко проговорила Арина.

Но он, похоже, не слушал и не слышал. Потом нахмурился, тряхнул головой:

– Ладно, проехали. Каждый выбирает для себя. И если те, кто нам дорог, выбирает другую сторону… да, Арина, я понимаю твои… терзания… – горько усмехнулся он, но через мгновение заговорил уже совсем другим тоном. – Одного вот только не понимаю – как ты догадалась? Ладно там вообще про киллера, тут да, спасибо Шубину покойному…

– И Левушке! – радостно подсказала она, заметив, как пахомовское лицо из мертвой восковой маски превращается… ну… в обычное, пусть и донельзя усталое человеческое лицо. – Я когда узнала, что компьютер Райской… как бы это поточнее… сам себя очистил, ну, думаю, теперь никаких концов точно не найдешь. А Оберсдорф же упрямый. Подумаешь, жесткий диск отформатировался, следы-то человек не только у себя оставляет, – она тараторила, не очень себя контролируя – слишком страшным было восковое пахомовское лицо, что угодно, только бы вернуть его сюда, в мир живых. – Ну и вот, он когда в финансовую историю Райской-то влез – квартира по максимуму заложена, машина продана… а деньги где? Ничего другого кроме киллера к этим всем делам уже пристегнуть и нельзя было.

Пахомов помолчал и вдруг неожиданно сообщил:

– Кстати, ты знаешь, что Морозов послезавтра прилетает?

– А… Разве… – Арина поперхнулась загустевшим вдруг воздухом.

– Ты не знала, что ли? – Пахомов недоверчиво усмехнулся, потом дернул плечом – дескать, хочешь скрывать, скрывай, дело твое. – У него же болячка какая-то обнаружилась, он с занятий сорвался посреди семестра, на кафедре рвали и метали, ринулся не то в Швейцарию, не то в Израиль, не то еще куда-то, где клиники самые лучшие. Как по мне, так и у нас не хуже, но когда внезапно по башке шарахнет, куда только не кинешься. Я, по правде сказать, и сам подробностей пока не знаю: то ли подлечили его, то ли диагноз ошибочным оказался, в общем, возвращается наш Халыч. Живой и, говорит, вполне здоровый, – он покачал головой и добавил с саркастическим смешком. – Баклушин в обморок упадет.

– Баклушин? – тупо переспросила Арина, пытаясь переварить услышанное. Лечиться, значит, Морозов ездил, вот оно как! С другой стороны, чем не объяснение, в качестве официальной версии событий вполне сойдет. И ей, Арине, этой официальной версии следует придерживаться истово. Истово, но без фанатизма. Чтобы Пахомов с его рентгеновским взглядом не заметил фальши. Нельзя, чтоб он догадался. Меньше знаешь, крепче спишь.

– Только не говори, что тебе неизвестны теплые баклушинские чувства к твоему любимому учителю. Если бы с Халычем что-то нехорошее стряслось, наш Боренька на радостях лезгинку бы сплясал, не иначе… – Пахомов вдруг осекся, взглянув на Арину чуть ли не с подозрением, впрочем, тут же вновь помягчел. – Ладно, ну его. Бодливой корове бог рог не дает, знаешь такую поговорку?

Арина кивнула. Мысли в голове метались беспорядочной стаей мотыльков вокруг лампы – вокруг ослепительной новости: Морозов возвращается?!! Значит, ему ничего уже не угрожает, никакие обвинения? Никому и в голову не придет, что он не только следователь-легенда, но и… нет-нет, об этой стороне морозовской жизни даже думать нельзя… Почему ППШ сказал про Борьку «бодливой корове бог рог не дает»? Да именно поэтому! Он же не знает, что я слышала, как Баклушин перед ним постановлением на задержание Морозова размахивал… Александр Михайлович успел уехать… и потом так странно поблагодарил: «Арина, спасибо за предупреждение», как будто это она ему сообщила об опасности…

Господи! Ведь это же Пахомов, догадалась она вдруг, как я могла не сообразить! Ева мне тогда еще мой телефон притащила – типа я его в приемной забыла. А я не забывала! Вот обронить второпях – да, могла… И Пахомов моим аппаратом воспользовался, чтобы предупреждение Халычу послать – и тут же его стер. Но Морозов-то видел, с чьего номера предупреждение пришло… Господи, воля твоя! А она-то еще размышляла об осторожности, о том, чтоб не дать Пахомову заметить в ее поведении ни граммулечки фальши, не дать ему заподозрить Морозова… Ну Павел Шайдарович! Ну несгибаемый боец! Вот это и называется – дружба?..

Ей вдруг стало страшно, что она сейчас попросту расплачется. Не от огорчения или боже упаси отчаяния – ни от чего, по сути. Господи, как удержаться?! В носу щипало, в глазах тоже, в горле стоял колючий комок…

– Расскажешь ему о своих подвигах, – усмехнулся несгибаемый ППШ, словно не замечая охватившей Арину бури. – Пусть гордится – вон какую ученицу воспитал!

Она, все еще не в силах вымолвить ни слова, опять кивнула.

– Но ты-то – тоже хороша! Ведь заранее знала, кого задерживать будешь? – усмехнулся Пахомов. – И мне ничего не сказала.

Сейчас он смотрел уже не в угол, а на Арину. И – устало, но – не мертво.

– А вы бы поверили? – она тоже усмехнулась. – Хоть на мизинчик?

– Пожалуй, нет, – медленно проговорил он. – Или, может… Да, пожалуй, вряд ли… Слишком уж дико. Сама-то как додумалась? – в погасших было глазах мелькнула искра живого интереса.

– Вообще-то я дура, конечно, – облегченно засмеялась Арина. – Когда начала потенциальных фигурантов сравнивать, только мужиков ведь выбирала. Должно быть, потому что «киллер» мужского рода. Даже мысли, что это может быть женщина, не мелькнуло. Ну идиотизм, да. Когда ник увидела – Рубль, глазам не поверила. Но тут, конечно, сразу все сложилось.

– Рубль? – Пахомов нахмурился, явно не понимая. – Ну и что? Почему это указывает на…

– Потому что Адриана Грек, Пал Шайдарович, – торжествующе провозгласила Арина. – Два самых известных русских иконописца – Андрей Рублев и Феофан Грек. Она – Адриана Грек, Рублев тут прямо просится. Ну и вдобавок… Я ведь могла и раньше сообразить, что не мужик это. Когда еще записи с камер наблюдения от федяйкинского дома смотрела, там незадолго до убийства парень какой-то пришел. Если бы кто-то из жильцов сказал, что это к ним, то и ладно. Но никто не признался. Я тогда первый раз про киллера подумала, правда, еще без связи с шубинским списком, думала, кто-то из Кристининых дружков для нее постарался. Потому что хотя сама Федяйкина уже ушла, но блондинка-то на балконе была! Парень невысокий, гибкий такой, парик светлый на него надень – вот тебе и статная блондинка. Но дело не в этом. Мне тогда походка парня немного странной показалась. Как будто что-то не так. Мне бы сразу на этом сосредоточиться, а я не сообразила… – она махнула рукой. – Это уж потом додумалась, что же именно в этом парне было не так.

– И что же?

– Мальчики и девочки по-разному двигаются. То есть не парень это был.

Пахомов взглянул на нее с нескрываемым уважением:

– Выходит, сама ты была уверена, но никому ничего не сказала, – он покрутил головой, не то недоверчиво, не то восхищенно.


– Кто бы мне поверил? – саркастически усмехнулась она. – Нет-нет, погодите. Даже не потому что никто не поверил бы. Просто… вдруг бы я все-таки ошибалась? Зачем всех с панталыку сбивать? Ловушку-то ставили на вообще киллера, а не именно на Грек.

– Да ладно, не кипятись, я ж понимаю, – миролюбиво улыбнулся суровый ППШ. – Ты мне лучше другое скажи. Сама-то как думаешь, доказать там хоть что-то удастся? Кроме этой твоей ловушки.

Арина пожала плечами – скрывая сомнения. Вспоминать про уголовно-процессуальный кодекс – а еще и про грядущее противостояние с адвокатом, наверняка самым изворотливым из всех, да еще под руководством умнющей, изобретательной Адрианы, и про возможных присяжных, вот ужас-то! – думать об этом сейчас не хотелось совсем. Потом. Может быть…

– С покушением на убийство доказательств вагон: записи с камер, с ними не поспоришь, тряпка с хлороформом, запаховые следы растворителя и хлороформа на ее куртке, ну и все прочее. Наскоро выдуманная легенда про желание поучаствовать в живом деле – мол, вычислила злодея и очень хотелось поймать его самостоятельно – на фоне растворителя и хлороформа точно не прокатит. Острый психоз или еще что в этом духе попытается изобразить? Ну… не знаю. Не настолько она гениальна, чтоб психиатрическую экспертизу обмануть. Умна – да, но тут же и актерство гениальное нужно. Нет, психоз не прокатит. Так что с ловушкой все норм. По остальным… – Арина вздохнула, очень хотелось спать. – Убийство Федяйкина – тоже практически наверняка, спасибо соседке. Пожалуй, еще убийство священника. Там Левушка любопытные финансовые манипуляции засек. И не только финансовые. Шанс есть. А прочие еще копать и копать.

– Значит, пока всего два из семи? – Пахомов вдруг осекся. – Или не из семи? Это я о том, что если Шубин именно ее заподозрил, весь его список надо на нее примерять. Хотя, конечно, где-то мог и промахнуться…

У Арины екнуло сердце. Да, предупреждение Халычу с ее телефона отправил именно он. Отправил, потому что иначе не мог остановить баклушинский «наезд». Но, получается, не только поэтому. А и потому что он – знает. Или догадывается. Догадывается, что не просто так, не на пустом месте Борька Баклушин под Халыча копать начал. Знает или догадывается о реальном положении дел – и не хочет, чтобы что-то всплыло. Не хочет – и боится, что обстоятельства могут оказаться сильнее. Да, надо было срочно, немедленно уходить от этой темы… и еще попытаться дать понять, что Арина тоже… что она никогда не сделает ничего во вред Халычу… но мозги работали уже не сказать чтоб очень…

– Да, конечно, не из семи, Пал Шайдарович, – она дернула плечом, стараясь говорить словно бы небрежно. – Шубин где-то и промахнуться мог, а с другой стороны, думаю, далеко не все сумел вычислить.

– Полагаешь, их больше? – Пахомов вздохнул, и Арине показалось – с облегчением.

– Наверняка. Но что именно удастся отыскать, бог весть… – она развела руками. – Попробуем, конечно. Может, Левушка сможет что-то еще накопать в ее компьютере. Не в том, которым она постоянно пользуется, там, конечно, чисто. Должен быть еще один. Будем искать, Пал Шайдарович. И, кстати, не факт, что она работала только у нас. Может, в других регионах что-то подходящее отыщется. Поищем. Она, конечно, хвосты прятать мастерица, но взяли неожиданно, так что, может, что-то и обнаружим. Например, съемную квартиру или рабочий ноутбук. Должно что-то быть!

– Ладно. Пусть доказать удастся хотя бы два дела. Уже лет на десять можно рассчитывать, даже при самом лучшем адвокате. Неплохо.

– Все равно в первую очередь по федяйкинскому делу работать надо.

– Это который с балкона выпал? – он погрозил Арине пальцем. – На моей памяти такого раз-два и обчелся: чтоб доказанного убийцу через три года после суда оправдывали. Меня, знаешь, как там, – он показал на потолок, – взгрели? Краснел и в пол пялился, как мальчишка в директорском кабинете. Что я должен был говорить? Что мой следователь Эльвира Глушко – не следователь, а так, погулять вышла? Нет, я ей выговор, как полагается, вкатал, конечно. Хотя тоже… А! – Пахомов махнул рукой, как бы демонстрируя, что выговор Эльвире стоил ему очередного скандала с собственным сыном. Который хоть и погуливал от официальной любовницы, но и защитника ее изображал регулярно и вполне рьяно.

– Да черт с ней, с Эльвирой, – улыбнулась Арина. – Невиновного человека освободили, вот что главное, разве нет?

– Это да. У тебя там, я так понимаю, получился тот самый счастливый случай с любопытными соседями?

– Не у меня, Пал Шайдарович, – уточнила, мысленно усмехнувшись, Арина. – А у Шубина. Но еще смешнее, что даже вовсе не любопытными, представляете? Действительно, чистый счастливый случай. Правда, помноженный на оперское упрямство. Шубин же реально все окрестные квартиры обошел – и везде не просто так, а действительно по делу разговаривал. Иначе черта с два он бы эту дамочку из дома напротив обнаружил. Она ж забыла уже все на свете, она ж не намеренно фотографировала, так, баловалась, новый телефон осваивала. Но Шубин ее отыскал, разговорил, заставил вспомнить тот день и значение фотографий понял. Кстати, снимки-то те нам еще пригодятся. Не только в качестве алиби невинно осужденной вдовы. Левушка утверждает, что они вполне пригодны для идентификации. Грим, конечно, то да се – я ж Адриану на этих фото не узнала, только потом уже, когда вглядываться принялась – но, как он говорит, по реперным точкам лица можно сравнивать… только не спрашивайте, что это за зверь такой, реперные точки, я сама не очень понимаю.

– Нет, ну надо же! – Пахомов засмеялся: весело, с удовольствием, как будто не он только что сидел с мертвым лицом, хотя, может, именно поэтому. В темноту нырять – невелико удовольствие, тут любому, самому слабому напоминанию о хороших сторонах жизни, как спасательному кругу, обрадуешься. – Киллер попадает на фотографию, случайно сделанную случайным свидетелем аккурат перед убийством. Кто бы рассказал – ни за что не поверил бы. Хотя в нашей работе и не такие случайности бывают. Правда, чтобы такого вот «счастливого» свидетеля отыскать, операм приходится до мозолей языки пустыми разговорами натирать. Шубин покойный настоящим опером был, это да… Так кто заказчик по бизнесмену – точно дочка? Не тетка? Ну эта, домоправительница их, как ее…

– Анна Гавриловна, – подсказала Арина, в очередной раз восхитившись, как ППШ, мельком просмотрев дело, улавливает – и запоминает накрепко! – все ключевые обстоятельства.

– Да-да, – он кивнул. – Мотив у нее, в общем, тот же, что у дочери.

– Мотив – да, Пал Шайдарович, – она улыбнулась. – А возможности? Федяйкин ей, конечно, недурно платил, и подарки делал, и на курорты за свой счет отправлял… но это не те суммы, на которые можно киллера нанять, у Шуваловой просто нет столько, сколько нужно. И попыток найти не наблюдается, Левушка проверял. Квартира не заложена, не продана, машина тоже на месте, а по завещанию ей мало что обломилось.

– Если докажешь вину девчонки, обломится посолиднее, – все еще улыбаясь, подсказал Пахомов. – Она ведь единственная родственница остается? Ну кроме оправданной вдовы?

– А ведь точно! – Арина развеселилась. – Она нормальная тетка, только жизнь не очень сложилась, пусть ей хорошо будет. А то бедная сиротка сейчас тратит как не в себя – курсы звезд, в смысле на сцене петь девочка жаждет, и всякое такое.

Пахомов удивленно приподнял брови:

– Курсы звезд! Надо же. Так, если у нее настолько… мощный интеллект, может, удастся с нее получить показания?

– Да вы что? – удивилась Арина. – Кристина-то? Показания? Чтоб организатором пойти? Заказчиком, точнее. Она, конечно, редкостная идиотка, но вы же знаете, именно тупиц тяжелее всего к стенке припирать. Я вот думаю… насчет ее умственных способностей. Не могу поверить, что эта кукла сама отыскала наемного убийцу – да еще такого класса! Почти наверняка кто-то помог. И я даже догадываюсь – кто. Вот с этого-то влюбленного идиота, пожалуй, и начну.

– Думаешь, саму девчонку расколоть не удастся?

– Сомнительно, – Арина помотала головой. – Она достаточно тупа для того чтобы бесконечно долдонить, что вообще ни сном ни духом, не знаю, не ведаю, мало ли кто и откуда мог ключи добыть. Самое смешное, что даже если ее и удастся расколоть, не факт, что ее показания помогут нам против… Грек, – Арина запнулась, но все-таки сумела произнести фамилию когда-то обожаемой экспертрисы более-менее ровным голосом. – Потому что, знаете ли, Кристина ее в глаза не видела. Ключи, куда велели, переслала, аванс перевела. Ну а дальше и вовсе я не я и хата не моя. Сидела у себя и музыку слушала.

– Не сама впустила?

– Думаю, нет. В общем, работка предстоит… та еще. Ниточки есть, конечно, но мало. И тоненькие. Осторожная она.

– Осторожная… а на тебя темным вечером набрасываться с кулаками – это осторожность?

Арина только плечами пожала.





* * *


Про то, как неизвестный напал на нее в ста метрах от дома, она Пахомову все-таки рассказала. Пришлось. Хотя была почти уверена, что это кусочек какой-то другой головоломки, а то и вовсе – глупая бессмысленная случайность. Все, что делала Адриана, было сделано ювелирно. А тут… слишком грубо, слишком неосторожно.

Телефон пиликнул – тебе смс. Она ткнула «просмотреть»… что за…

«тебя предупреждали не лезть куда не просят» – именно так, без всякого почтения к правилам орфографии и пунктуации, изъяснялся неведомый отправитель.

Вопреки многочисленным предупреждениям – не реагировать, все подобные смс суть попытка снять с тебя немного денег – она попробовала «встречный звонок». По нулям.