Окно напротив
Часть 62 из 120 Информация о книге
- Эй, - прервала мои мысли Машка. Она подошла и крутанула ручку крана. Вода перестала падать на мои ладони. Я посмотрела вниз. Руки стали ярко-красными от кипятка. - Во-первых, - сердито произнесла она, - хватит битый час пялиться на льющуюся воду. Так и окосеть недолго. Во-вторых, там под окном тебя ждут. Забыв промокнуть руки полотенцем, я зачем-то стремительно кинулась из кухни в комнату, на полпути развернулась, потом еще раз и, наконец-то, подбежала к окну. Отворила створки настежь. Серега стоял прямо напротив. Широкие плечи, тонкая талия, длинные ноги. Я легла на подоконник и наклонилась к нему, вся кровь тут же прилила к голове. Он стоял с совершенно невозмутимым видом и смотрел на меня. Эти глаза. Интересно, каким цветом бы я их нарисовала? Взяла бы самую черную ночь, какая только бывает, щепотку серого тумана, крошку ароматного темного шоколада, каплю крепкого орехового ликера с горчинкой. И отчаяние. Много отчаяния. Мне не хотелось этого замечать, но он выглядел потерянным и далеким. Его щеки пылали. Даже в темноте они горели ярким пламенем. И этот пожар передался мне, мои руки взлетели в отчаянном жесте. - Почему ты не заходишь? – спросила я, боясь услышать ответ. - Ты не захочешь, - пиная камешки под ногами, ответил он. Я никак не могла найти подходящих слов. По спине пробежали мурашки. - Значит, она подтвердила? Серега поднял взгляд и посмотрел на меня. - Да. Я сам не верю. Знаю, что не делал этого. Я опустила глаза на свои руки. У меня больше не было сил смотреть на него. В душе в одночасье вырос огромный комок, который давил изнутри, мешая вздохнуть. Руки дрожали. Перевернув их ладонями вверх, принялась искать линию жизни. Это и не линия вовсе. Так, какие-то обрывки, жалкие клочки. Отрезки. Вспышки мимолетного счастья, сплетающиеся в прерывистую изогнутую черту. - Я не люблю ее, - послышался его голос. Но смотреть ему в глаза было выше моих сил. У меня перехватило дыхание. Исчезли звуки проезжающих машин, звуки голосов прохожих. Не слышно ни ветерка, ни стрекота цикад, ни птиц. Я не слышала ничего. Кто-то вырубил звук у жизни. Все погрузилось в тишину. Мои руки с силой захлопнули ставни. Ни единого слова. Неужели, это была я? В остервенении тянула на себя створки и дергала за щеколду. Снова и снова. Звонко трещало стекло. Шторы не хотели задергиваться, словно сопротивляясь моему напору. Но руки не успокоились, пока не оторвали одну из занавесок. Она упала вниз, обмотав мои ноги. Я пинала ее в остервенении, замечая, что Серегин силуэт за окном не исчезает. Пинала, кажется, целую вечность. А затем рухнула на пол, прислонившись спиной к батарее, и принялась рвать руками. Ткань не хотела поддаваться: скручивалась в узлы, растягивалась, скрипела, причиняя боль рукам. Но мне этого и хотелось. Сделать себе больнее. Еще и еще. Потому что просто умереть - это не для таких слабаков, как я. Такие не способны поднести пистолет к виску и спустить курок. Не хватит духу даже для банального отравления. Не говоря уже о заморочках с надежной петлей из веревки, чтобы избавить Землю от тяжести своего тела. Я хотела свести счеты с жизнью. Я могла. И знала это. Бросила бы все. Но меня не стало. Меня и так уже не стало. Мурзя вошла и выключила в комнате свет. Она села рядом со мной и осторожно потянула ткань на себя. Мои пальцы, вцепившиеся в нее мертвой хваткой, не спешили разжиматься. Как он мог так поступить? Как? Руки отпустили штору и сплелись в тугой замок. Пусть убирается. Если он еще там, выйду и буду хлестать его по щекам, пока не выбьюсь из сил. Я попыталась подняться, но Машка придержала меня за предплечья. - Ушел, - прошептала она. Я упала обратно. Дом погрузился в тишину. *** Великая и ужасная, ее темнейшество Мурзя, успевала все. Лекции, конспекты, зачеты. Ей все давалось легко. Химия, физика, биология, - все то же, что изучают старшеклассники, но на углубленном уровне. Она щелкала их как орешки, и с нетерпением ждала появления новых, профильных, предметов. - Всего три года потерплю, буду учиться, а потом меня допустят лечить живых людей, - злодейским смехом возвестила она приход в нашу новую комнатку в общежитии. – Мне всегда нравилось делать людям больно. Ну, там, иголками в них тыкать и прочее! Соседи по общаге после этого больше ничего у нее не спрашивали. И она дружила со всеми. Ее волосы отросли и болтались уже до самой поясницы. В росте она тоже прибавила за лето: вытянулась, постройнела, похорошела. Мальчишки с нашего курса сразу обратили на нее внимание. Через месяц уже бегали к нам толпой. Были в нашей группе и более популярные девчонки. Яркие, с боевым, так сказать, раскрасом. Машка называла их Сисястой троицей. Но стоило только нам войти в аудиторию, потоки парней неизменно стягивались к Мурзе. Она умела и пошутить и поддержать разговор. Я была лишь ее бледной тенью, но меня эта роль вполне устраивала. Вскоре у нас сложилась небольшая уютная компания: Я, Мурзя, Ася Никифорова, ее парень Антон Быстров, и еще двое парней, не местных, как и мы сами, - Костя Сергеев и Илья Смоляков. И вся эта компания держалась на Машке.