Окно напротив
Часть 66 из 120 Информация о книге
- Я предупреждал, что получил права только вчера, - отозвался Смоляков, испуганно вытягивая шею из-за руля. Машина, наскочив на очередную кочку, вдруг нырнула носом, резко дернулась, подпрыгнула и затем провалилась задними колесами. Моя голова следом за ней подалась вперед, увлекая за собой ставшее вмиг невесомым, тело и, меньше чем через секунду, брякнулась назад, больно ударившись о сидение. Пейзаж за окном тоже несколько раз промелькнул перед глазами вверх и вниз. - Ну, кочки-то можно было и объехать! – продолжала зудеть под руку подруга. Автомобиль вдруг метнулся вправо, съехал по скользкому хрустящему насту на обочину, и резко остановился. Отовсюду послышался настойчивый гул клаксонов. Водители идущих позади машин не ожидали от Смолякова такого маневра и принялись сигналить в знак протеста. Красный от напряжения, он обернулся влево и показал им через окно неприличный жест рукой. Дерзко. Таким разъяренным мы его еще не видели. Машка втянула голову в плечи. - Вставай и дуй отсюда! – громко сказал ей Илья. Его губы скривились в гневе, щеки стали практически пунцовыми от волнения. Взгляд зеленых глаз отдавал таким ледяным холодом, что меня чуть не сдуло с сидения. Мурзя молчала. Она выглядела совершенно шокированной. И было отчего. Смоляков никогда не давал повода сомневаться в своей малодушности. Немногословный, всегда идущий во всем на уступки, избегающий конфликтов, застенчивый. Если бы он разговаривал с нами и со всеми остальными представителями женского пола на «Вы», никто бы не удивился. Несмелый в общении с девушками, вечно погруженный в себя и в учебу, он на удивление пользовался уважением среди мужчин. И парни прислушивались к его мнению. Всегда. В их окружении он казался нам интересным и порой даже ярким. Но все же Машке приходилось прикладывать немало усилий, чтобы разговорить его на дружеских посиделках в общаге. Она смеялась и подливала ему дешевого портвейна, после пары рюмок которого он начинал изъясняться на одном с нами языке. Я никогда не понимала, что могло заинтересовать ее в этом, ничем не примечательном на вид, парне. Но не могла не заметить, что при общении с ним глаза ее начинали играть новыми, незнакомыми красками, сверкать и даже лучиться изнутри. - Выходи, я сказал, - уже более спокойно повторил он. С Машкой еще никто не позволял себе так разговаривать. Тем более Смоляков. Она испуганно хватала ртом воздух и не решалась произнести ни звука. Как и покидать автомобиль. - Илья, - попыталась вмешаться я. - И ты помолчи, - рявкнул он, обернувшись ко мне. Поспешив повиноваться его приказу, я откинулась на сидении. Машка тоже молчала, хлопая глазами. Автомобиль продолжал сосредоточенно урчать, наполняя морозный воздух вокруг себя выхлопными газами. - Ты понимаешь, что мне и без твоих замечаний трудно? Говоришь тут под руку! – Илья пристально смотрел на нее, повернувшись вполоборота. В его глазах не было осуждения или злости, скорее недоумение. – Я вчера получил эти долбаные корочки. Сегодня утром взял у бати машину. Да я ни хрена еще в ней не знаю! Даже сцепления не чувствую. – Он стукнул кулаком по рулю новенькой девятки. – На улице мороз. Гололед. Скоро Новый Год, в конце концов! Скажи спасибо, что я вообще взялся довезти вас! - Спасибо, - прошептала я, поглядывая на часы. - Не ты, - буркнул в мою сторону Смоляков. - Прости, Илья, - от волнения облизнув пересохшие губы, выдавила Машка, - прости меня. Не скажу больше ни слова! Обещаю! И с растерянным видом отвернулась к окну. Он покачал головой, врубил музыку, а затем первую передачу, заставляя машину тронуться с места. Я начинала нервничать из-за потерянного времени на этой вынужденной остановке и притопывала ногой. Еще полчаса назад я думала о Сереге. Только о нем. Ни о ком другом. Что и говорить, я думала о нем всегда. Мысли о нем преследовали меня каждый день. Просыпалась, думала, шла по улице - думала, общалась с друзьями - думала, ложилась спать и тоже думала о нем. Постоянно прокручивала в голове совместные диалоги, вступала в новые. В те диалоги, которым не суждено состояться, в те, которые навсегда останутся в моих снах и в моем воображении. И так день ото дня. Неважно, сколько проходило времени. Для меня все было словно вчера. Мне было интересно, вспоминает ли он обо мне? Чем заняты его мысли? Хотелось послать сигнал, но, сколько ни пыталась, ничего не выходило. Даже по тому самому методу путешествия во сне, о котором я ему рассказывала, лежа на ромашковом поле. Мысли о Сереге отнимали все время и заполняли меня собой, как жидкость, заполняющая пустой сосуд. Я не сопротивлялась им. Впускала в свою голову, и они плыли мимо, подобно облакам. Вряд ли мне помогла бы врачебная помощь. Перед диагнозом «любовь» бессильны даже психиатры. Полчаса назад я лежала на своей просевшей кровати с закрытыми глазами и думала, думала, думала, когда за мной вдруг пришли и пригласили спуститься на первый этаж, к аппарату. Звонила сестра. Мне даже не сразу удалось узнать ее голос. Сухой и надтреснутый. От него сквозило тревогой и отчаянием, нарушавшим мирное спокойствие нашей сонной общаги. Она назвала адрес и попросила срочно приехать. Потому что ей не к кому было больше обратиться. Да я и не стала уточнять деталей: на заднем плане заходился в отчаянном плаче маленький ребенок. - Нам идти с тобой? – обматывая вокруг шеи пушистый вязаный шарф, спросила Мурзя. - Да. Пожалуйста. Если Вам не трудно. Смоляков заглушил мотор автомобиля. Я открыла дверцу и вышла. Ребята поспешили следом за мной. Перед нами стояла серая девятиэтажка, дорожку к которой обрамляли кусты, присыпанные снегом, полуразбитые скамейки, остатки того, что было когда-то детской площадкой и турником, и старые ржавые качели. Они раскачивались и поскрипывали так, будто на них качался кто-то незримый. Я спрятала нос в воротник и нетвердой походкой направилась к крыльцу. Машка догнала меня и подхватила под руку. - Не надо, не переживай.