Око Мира

— О Свет! — выкрикнул Мэт. — Проклятый Свет!

Лойал запрокинул голову и испустил скорбный крик, похожий на предсмертный стон.

Эгвейн дотронулась до руки Ранда. Губы девушки дрожали, но она лишь смотрела на него. Он положил свою ладонь поверх ее руки, надеясь, что не выглядит испуганней Эгвейн. Но сам испугался страшно. Там, у Указателя, завывал ветер. Ранду чудились в нем голоса, голоса, что выкрикивали мерзости, от которых, даже понятых наполовину, желчь подступила к горлу.

Морейн подняла жезл, а из его кончика ударило пламя. Это было не то чистое, белое пламя, что Ранд помнил по Эмондову Лугу и по битве перед Шадар Лаготом. Блекло-болезненная желтизна мелькала в алом огне, и медленно кружились черные как сажа крапинки. Над пламенем вился тонкий, едкий дымок, от которого закашлялся Лойал и нервно затанцевали лошади, но Морейн вонзила огненный наконечник в ворота. Дым продрал Ранду горло и ожег ноздри.

Как масло, плавился камень, лист и лоза поникали в пламени и исчезали. Айз Седай передвигала огонь так быстро, как могла, но вырезать отверстие достаточно большое было делом не одной минуты. Ранду казалось: линия тающего камня ползет вдоль свода арки со скоростью улитки. Плащ юноши зашевелился, как бы поймав порыв ветра, и сердце у Ранда оборвалось.

— Я чувствую его, — сказал Мэт срывающимся голосом. — Свет, будь я проклят, я чувствую его!

Пламя, мигнув, погасло, и Морейн опустила посох.

— Сделано, — сказала она. — Наполовину сделано.

Тонкая щелочка бежала через каменную резьбу. Ранду померещился сквозь трещину свет — тусклый, но все же свет. Но, несмотря на прорезь, все еще стояли два больших изогнутых каменных клина, по пол-арки в каждой створке двери. Отверстие будет достаточно велико, чтобы в него проехали все, даже Лойал, ему, правда, пришлось бы лечь плашмя на спину лошади. Стоит только убрать эти два каменных клина, и отверстие будет достаточным. Ранд задумался: сколько же весит каждый клин? Тысячу фунтов? Больше? Может, если мы все навалимся и толкнем... Может, нам удастся оттолкнуть один из них, прежде чем ветер доберется сюда. Сильный порыв ветра дернул Ранда за плащ. Он старался не прислушиваться к тому, что кричали голоса.

Когда Морейн отступила, вперед, прямо на ворота, ринулся Мандарб, — Лан сжался в седле. В последнее мгновение боевой конь изогнул тело, чтобы ударить камень плечом, точно так же, как был обучен встречать в сражении лошадей врага. Камень с грохотом опрокинулся наружу, и Страж и его конь по инерции вылетели сквозь дымное мерцание Путевых Врат. В проем пробился бледный и скудный свет едва занявшегося утра, но Ранду он показался брызнувшим в лицо солнцем летнего полдня.

По ту сторону Врат Лан и Мандарб замедлились, едва двигаясь, жеребец еле переступал ногами, когда Страж, плавно потянув за поводья, разворачивал его к воротам. Ранд не мешкал ни секунды. Толкнув голову Белы к пролому, он изо всех сил шлепнул косматую кобылу по крупу. Эгвейн едва успела бросить на юношу изумленный взгляд через плечо, а потом Бела вынесла ее из Путей.

— Все наружу! — приказала Морейн. — Живо! Шевелитесь!

С этими словами Айз Седай вытянула руку с зажатым в ней жезлом, направив его на Указатель. Что-то сорвалось с кончика жезла, будто текучий свет превратился в огненную патоку, пылающее копье белого, красного, желтого ударило в черноту, взрываясь, блистая, словно разлетевшиеся по сторонам алмазы. Ветер завопил в агонии, завизжал от ярости. Тысячи шепотков, что прятались в ветре, загрохотали, будто гром, бешено заорали, полуслышные голоса хихикали и завывали, сыпля обещаниями, от которых у Ранда скрутило желудок — как от того удовольствия, которое звучало в них, так и от того, что он почти понял их смысл.

Ударив Рыжего каблуками, Ранд послал его вперед, протискиваясь в дыру, продавливаясь вслед за другими через искрящуюся дымку. Морозный озноб вновь пробежал по телу — своеобразное ощущение, будто медленно погружают лицом в зимний пруд, холодная вода неспешно наползает, растекаясь по коже малыми, не поддающимися измерению дозами. Как и прежде, длилось все чуть ли не вечность, а в голове билась мысль, не поймает ли их ветер, пока они застряли вот так в воротах.

Неожиданно — словно пузырь лопнул — холод исчез, и Ранд оказался снаружи. Его лошадь, одно короткое мгновение двигаясь в два раза быстрее всадника, споткнулась и едва не сбросила его через голову. Он обвил шею Рыжего обеими руками, цепляясь изо всех сил. Пока Ранд усаживался обратно в седло, гнедой встряхнулся, затем порысил к остальным так спокойно, словно ничего необычного не произошло. Было холодно — не мороз Путевых Врат, а желанный обычный зимний холод, который медленно, но неуклонно прорывал нору, вгрызаясь в тело.

Ранд закутался в плащ, взор его не отрывался от тусклого мерцания Путевых Врат. Рядом с ним подался вперед в седле Лан, одна рука — на мече; человек и конь напряжены, вот-вот готовые устремиться обратно, если не появится Морейн.

Путевые Врата стояли в груде камней у подошвы холма, скрытые кустами, лишь кое-где упавшие глыбы смяли голые бурые ветви. По сравнению с резьбой на остатках ворот кусты выглядели куда безжизненнее камня.

Пасмурная завеса медленно вздулась необычным длинным пузырем, поднимающимся к поверхности пруда. Сквозь пузырь пробилась спина Морейн. Дюйм за дюймом Айз Седай и ее мутное отражение отступали друг от друга. Она по-прежнему держала жезл перед собой и продолжала держать его, когда вывела вслед за собой из Путевых Врат Алдиб, — белая кобыла танцевала от страха, выкатывая глаза. По-прежнему следя за Путевыми Вратами, Морейн отступала прочь.

Путевые Врата потемнели. Туманное мерцание стало сумрачнее, от серого до антрацитово-черного, затем стало черным, как в самом сердце Путей. Словно бы очень издалека на путников взвыл ветер, в котором звучали глухие голоса, наполненные неутоленной жаждой живых существ, алчущие чужой боли, стонущие в разочаровании от рухнувших надежд.

Голоса шептали Ранду в уши, на самой грани понимания, выплескивались в разум. Плоть так прекрасна, так прекрасно разрывать ее, резать кожу; кожа — чтобы ее сдирать, чтобы плести ее, так приятно заплетать ее полоски, так приятно, так красны капли, что падают; кровь так красна, так красна, так сладка; сладостные вопли, прелестные вопли, поющие вопли, вопите вашу песню, пойте ваши стоны...

Шепотки плыли, чернота уменьшилась, рассеялась, истаяла, и Путевые Врата вновь стали сумрачным мерцанием в арке покрытого резьбой камня.

Ранд испустил долгий, прерывающийся выдох. Не один он облегченно перевел дух, он слышал вздохи других. Бела стояла возле лошади Найнив, а обе женщины обнимались, уронив головы на плечи друг другу. Даже Лан, казалось, расслабился, хотя по суровым граням его лица ничего нельзя было прочитать, — больше говорило то, как он, опустив плечи, сидел на Мандарбе; то, как он поглядел на Морейн; то, как наклонил голову.

— Он не сможет пройти, — сказала Морейн. — Думаю, что не сможет; надеюсь, что не сможет. Тьфу! — Она отшвырнула жезл на землю и вытерла руки о плащ. Жезл более чем на половину длины обуглился, став черным и жирным от сажи. — Порча разлагает там все.

— Что это такое? — спросила Найнив. — Что это было?

Лойал казался сбитым с толку.

— Ну, Мачин Шин, разумеется. Черный Ветер, который крадет души.

— Но что это? — настаивала Найнив. — Даже на троллока можно посмотреть, можно до него дотронуться, если желудок не взбунтуется. Но вот это... — Ее передернуло.

— Вероятно, нечто оставшееся от Времени Безумия, — ответила Морейн. — Или даже от Войны Тени, Войны Силы. Нечто скрывающееся в Путях столь долго, что оно не может больше выбраться наружу. Никто, даже среди огир, не знает, как далеко уходят Пути или как глубоко. Это может оказаться даже чем-то свойственным самим Путям. Как говорил Лойал, Пути — живые существа, а у всего живого бывают паразиты. Возможно, даже порождение самой порчи, что-то ставшее результатом разложения, им порожденное.

— Перестаньте! — крикнула Эгвейн. — Слушать больше не хочу. Я слышала, как это разговаривает...

Она осеклась, задрожав.

— Однако есть худшее, с чем приходится сталкиваться, — совсем тихо сказала Морейн. Ранду показалось, она не предполагала, что ее слова будут кем-то услышаны.

Айз Седай устало влезла в седло и устроилась в нем с довольным вздохом.

— Это опасно, — сказала она, оглядываясь на разбитые ворота. Обугленный жезл удостоился лишь мимолетного ее взгляда. — Это «нечто» выбраться не может, но кто-нибудь может случайно забрести внутрь. Нужно будет сказать Агельмару, чтобы сюда послали людей и замуровали эти Врата, — когда мы доберемся до Фал Дара.

Морейн указала на север, на башни, виднеющиеся в далекой дымке над голыми верхушками деревьев.





Глава 46


ФАЛ ДАРА




Местность вокруг Путевых Врат перекатывалась поросшими лесом холмами, но подле самих ворот не было никаких признаков огирской рощи. Большинство деревьев торчали серыми, царапающими небо скелетами. Вечнозеленых деревьев, что пятнами виднелись меж голых стволов, оказалось еще меньше, чем привык Ранд, и их покрывало больше бурой хвои и листвы, чем раньше. Об окружающем пейзаже Лойал не обмолвился ни словечком, лишь печально покачал головой.

— Так же мертво, как и в Проклятых Землях, — сказала, хмурясь, Найнив. Эгвейн куталась в плащ и дрожала.

— По крайней мере, оттуда мы выбрались, — сказал Перрин, а Мэт добавил:

— Выбраться-то выбрались, только вот куда?

— Шайнар, — сказал им Лан. — Мы в Пограничных Землях.

Суровый голос Стража прозвучал так, будто он говорил о «доме», почти о «доме».

Ранд, ежась от холода, подтянул плащ. Пограничные Земли. Тогда недалеко и Запустение. Запустение. Око Мира. И то, к чему они шли.

— Мы недалеко от Фал Дара, — сказала Морейн. — Всего в нескольких милях.

Над верхушками деревьев, к северу и востоку от отряда, темнели на фоне утреннего неба высокие башни. Пока путники скакали, башни часто исчезали между холмами и перелесками, а потом вновь появлялись на виду, когда отряд поднимался на холм повыше.

Ранд заметил деревья, расколотые как от удара молнии.

— Холод, — ответил Лан на его вопрос. — Иногда морозы зимой здесь так жестоки, что сок в стволах замерзает и деревья лопаются. Бывают ночи, когда треск стоит как от фейерверка, а ветер столь пронизывающе-холоден, что кажется, будто и вы сами вот-вот разлетитесь вдребезги. Прошедшая зима была обычной, и не более того.

Ранд покачал головой. Деревья лопаются? И это обычной зимой. На что же должна походить такая зима? Наверняка ему и не вообразить.

— Кто говорит, что зима прошла? — сказал Мэт, клацая зубами.

— А вот это — прекрасная весна, овечий пастух, — сказал Лан. — Прекрасная весна, чтобы остаться в живых. Но коли тебе хочется тепла, что ж, в Запустении будет жарко.

Мэт тихо пробормотал:

— Кровь и пепел. Кровь и проклятый пепел!

Ранд едва слышал Мэта, но говорил тот искренне.

Стали попадаться фермы, но, хотя стоял уже полдень, время обеденное, из высоких каменных труб дым не поднимался. Поля и луга пусты — ни людей, ни скотины, хотя иногда путники подмечали оставленные плуг или повозку, словно в любую минуту сюда мог вернуться хозяин.

У одной фермы, возле дороги, во дворе скребся одинокий цыпленок. Дверь сарая болтало ветром; другая створка, со сломанной петлей, висела перекосившись. Высокий дом, непривычный для глаз двуреченца Ранда, крытый крупной дранкой, с остроконьковой крышей, доходящей почти до земли, стоял тих и безмолвен. Полаять на путников не вышло ни одной собаки. Посередь скотного двора валялась коса; рядом с колодцем громоздилась куча корзин.

Морейн хмуро оглядела ферму, потом отпустила поводья Алдиб, и белая кобыла ускорила шаг. Двуреченцы сбились в кучку вместе с Лойалом позади Айз Седай и Стража.

Ранд все качал головой. Он и вообразить не мог, чтобы тут хоть что-нибудь росло. Но ведь он и Пути представить себе не мог. Даже теперь, когда он прошел через них, все равно не мог.

— По-моему, этого она не ожидала, — тихо сказала Найнив, обведя рукой все увиденные ими опустевшие фермы.

— Куда они все подевались? — произнесла Эгвейн. — И почему? Надолго же они не уйдут.

— С чего ты взяла? — спросил Мэт. — По виду той амбарной двери, их тут всю зиму и в помине не было.

Найнив и Эгвейн воззрились на него как на непроходимого тупицу.

— Занавески на окнах, — терпеливо объяснила Эгвейн. — Они слишком светлые для зимних занавесок, даже здесь. В такой холод ни одна женщина не повесила бы такие больше чем неделю или две назад, а то и меньше.

Мудрая кивнула.

— Занавески, — хохотнул Перрин. Он тут же стер с лица усмешку, едва обе женщины глянули на него. — Ну, с вами я согласен. На той косе мало ржавчины, как раз за неделю под открытым небом наросло. Ты бы мог заметить это, Мэт. Даже если проглядел занавески.

Ранд бросил искоса взгляд на Перрина, стараясь не особенно в него всматриваться. Глаза у него были зорче, чем у Перрина, — или так было тогда, когда они вместе охотились на кроликов, — но он не разглядел лезвие косы настолько хорошо, чтобы заметить какую-то ржавчину.

— Мне на самом-то деле все равно, куда они все ушли, — пробурчал Мэт. — Мне просто хочется найти местечко с очагом. И поскорее.

«Но почему они ушли? — спросил Ранд самого себя. — Не так далеко Запустение. Запустение, где Исчезающие и троллоки, те, что не отправились ловить их в Андор. Запустение, куда направлялся отряд».

Ранд повысил голос, чтобы услышали те, кто скакал рядом с ним:

— Найнив, может быть, вам с Эгвейн не нужно идти с нами к Оку. — Обе женщины посмотрели на него так, будто он нес полную чушь, но Ранд должен был попытаться отговорить Найнив и Эгвейн, именно теперь, когда Запустение так близко. — Может, вам не стоит оставаться с нами? Морейн не говорила, что вы должны идти. И ты, Лойал. Вы могли бы остаться в Фал Дара. Или отправиться в Тар Валон. Наверняка туда будет купеческий караван, или же, готов поспорить, Морейн по средствам нанять экипаж. Когда все кончится, мы встретимся в Тар Валоне.

— Та'верен. — Вздох Лойала прогрохотал, словно отдаленный гром у горизонта. — Ты свиваешь жизни вокруг себя, Ранд ал'Тор, ты и твои друзья. Ваша судьба избирает наши судьбы. — Огир пожал плечами, и вдруг широкая ухмылка рассекла его лицо. — Кроме того, это будет нечто особенное — повстречать Зеленого Человека. Старейшина Хаман вечно толковал о своей встрече с Зеленым Человеком, как и мой отец, как и большинство Старейшин.

— Столь многие? — сказал Перрин. — Предания говорят, Зеленого Человека найти непросто, и никому не удавалось встретить его дважды.