Опиум. Вечность после...#2

События последних лет проносятся в моём сознании в обратном порядке, словно я отматываю назад киноплёнку, желая одного – найти тот самый момент и переснять зашедший не туда сюжет заново: одиночество, беспамятство, психушка, ребёнок в моих руках, больница, боль, шрамы, удар в мой живот, беременность, секс, похороны, институт, бар, выпивка, его свадьба, третья встреча, вторая встреча, первая, моя свадьба, Вейран, боль и отрешённость, Дэвид, произносящий слова «Вы родные», Дамиен, отвергающий меня жестом, крушащий кухню, материнские глаза, переполненные осуждением, дом перед Рождеством, мы двое на диване, я сверху, Дамиен снизу, его губы целуют мои, и он говорит, что «мы всё равно будем вместе»… стоп!

Я вздрагиваю, мои глаза раскрываются так широко как могут, я осознаю реальность – Дамиен инвалид, он больше никогда не встанет на ноги, мне не дано познать материнство, я погрязла в страхах и отвращении к своему неполноценному телу, я располнела, в конце концов! Да, я безобразно толстая, смотрю на свои колени и не узнаю их – будто только теперь дошло, кто я на самом деле. Как он видит меня…

Но нас двое. Я могу протянуть руку, дотронуться, взять его ладонь в свою и прижать к сердцу… а мир… пусть он просто живёт, только без нас.

- Пойдём на террасу, - предлагаю. – Дождь уже закончился.

- Пойдём.

Дамиену нужно много времени, чтобы подняться на второй этаж, но он управляется как раз к тому моменту, когда всё готово: все имеющиеся в доме одеяла и подушки постелены на деревянный пол террасы. Мы любили смотреть на редкие в Ванкувере звёзды, когда были юными. Когда наша любовь была чистой, молодой, искренней.

А разве она грязная теперь? Разве неискренняя? Старше стала, это так, но ведь и мудрее.



Глава 33. Откровения



Мы лежим на деревянном полу террасы, закутавшись в одеяла, и смотрим на звёзды. В горизонтальном положении, когда глаза устремлены в небо, возникает иллюзия отрешённости. Реальность, где мы оба неполноценны, остаётся за барьером с надписью «здесь и сейчас». Я не бесплодна и не выпотрошена, Дамиен не калека, способный передвигаться только в инвалидном кресле. В этом мгновении мы просто две души, свободные и почти счастливые.

Даже если у меня ничего не выйдет, я благодарна Мел за этот год. За каждый прожитый вчера и сегодня день, потому что рядом есть он - моя родственная душа. Мы даже думаем в унисон, слушаем мысли друг друга. Нам не нужно говорить, чтобы разговаривать.

- Я помню, как начала расти твоя грудь, - внезапно заявляет.

- Да?

- Угу.

- Я и не сомневалась, что ты заметил.

Некоторое время мы молчим, но Дамиен явно продолжает мыслить в том же направлении:

- Они виднелись через твои футболки и топы. Не просвечивались, а именно пропечатывались: маленькие такие… бугорки.

Если б он сейчас не смотрел в звёздную черноту Космоса, то непременно увидел бы степень перекошенности моего лица. Как и мои выпученные глаза и задранные до корней волос брови.

- И ты стала носить бельё. Но оно всё равно не помогало - их было видно.

- Бельё не для того, чтобы их скрыть.

- А для чего?

- Чтобы придерживать. Они болезненны, когда растут.

- Серьёзно? Я не знал.

- Ты вообще много чего не знал в десять лет, я думаю.

- Кое-что всё-таки знал.

- Что?

- Это твоё новое приобретение будило во мне странные чувства. Противоречивые.

- Угу. Это я тоже помню: треснуть по ним мячом, например.

- Что? С чего ты взяла?

Он возмущён, причём нешуточно - даже голову в мою сторону повернул.

- А разве ты не метил по ним при каждом удобном случае? Хоть в школе, хоть где: если мяч в руках Дамиена, то он всегда летит в Еву! И всегда с потрясающей меткостью в грудь! Ты в кольцо так успешно не попадал, как в меня!

- Ну и глупость! Не обижайся, но это - самый настоящий бред!

- А вот и нет!

- Ева! - я хоть и смотрю на звёзды, но чувствую, как его взгляд прожигает мой профиль. - Я бросал мяч не в тебя, а тебе! Потому что из всех окружавших людей, меня ВСЕГДА, всегда интересовала только ты! Мне хотелось играть с тобой и смотреть на тебя. И я клянусь, что ударить в твою растущую грудь не только не приходило, но и в принципе не могло прийти в мою голову, потому что…

- Потому что?

- Я хотел потрогать их. И увидеть. И…

- И?


- И это новое чувство, связанное с ними, оно и бесило одновременно и…

- И?

-И не давало покоя. Ты ещё прочнее поселилась в моей голове, и теперь совсем в другом контексте.

- В десять?

Нет, всё-таки хорошо, что темно.

- В десять.

- Я не верю.

- Не верь. Но меня теперь удивляет то, как мы не понимали друг друга. Ты видела подвох даже там, где его не просто не было, а даже не могло быть.

Мы смотрим на звёзды, ждём падения хоть одной, но далёкие голубые и белые карлики стабильны как никогда. Ни единого даже самого крошечного метеоритика!

- У брата не должно возникать таких мыслей, - подытоживает свои размышления. - Ладно, окей с мыслями, но эмоций быть не должно.

- К чему ты клонишь?

- Я никогда не испытывал к тебе братских чувств. Никогда.

- Не ври. Ты вступился за меня в школе. Ты защищал!

- Как мужчина защищает свою женщину.

Я едва не задохнулась от этих его слов:

- Ты встречался с Меланией, Дамиен! О чём ты говоришь!

- О том, что было, Ева. Когда-нибудь должны же мы поговорить начистоту? Почему, ты думаешь, я порвал с ней? Причём не сомневаясь?

- Я… не знаю.

- Потому что желание защищать тебя 24 часа в сутки стало моей одержимостью. Потому что я не просто хотел, а испытывал потребность в этом. Пугающе стабильную потребность. И поверь, ничего братского в тех чувствах не было.

- Да, я знаю… вошла однажды в твою мансарду, когда ты душ принимал…

- Что?

- Ты произнёс мое имя.

- А вот теперь мне действительно стыдно! Даже не верится, что я еще способен краснеть! - смеётся. - Тебе стоило сжалиться и облегчить мою участь!

- О, нет! Ушам своим не верю! Дамиен был кем угодно, но только не пошляком!

- Сама ты пошлячка! Я говорил о душевной близости! А ты что подумала?

Боже, я отдам всё, что у меня есть, только за то, чтобы эта искренняя глубинная улыбка не сходила с его лица! Он улыбается! Не ртом и глазами, он улыбается душой! Только в самые счастливые и беззаботные моменты нашей жизни я видела этот фантастический прищур.

Не выдерживаю, тянусь и целую лучи у края его сощуренных игривостью глаз. Весёлость уступает место серьёзности, но она другая: ласковая, мягкая, тёплая. В ней нежность и принятие. В ней близость.

- Мне нравится, как ты улыбаешься. Я живу, когда ты смеёшься! – признаюсь.

Я говорю с ним искренне. У нас были годы на игры в прятки и обиды, на драму, скользящую по спирали наших поступков вокруг всё той же оси, называемой судьбой. А теперь мы в той точке, где можно быть открытым, где «не сказать и потерять свой шанс» страшнее, чем «сказать и быть непонятым». Мы в стадии замены навязанных ценностей истинными. Мы на ступени, где счастье важнее гордости. Где достоинство уступает место возможности.

Возможность - это слово стало главным для меня, оно пришло на смену твёрдому и непоколебимому «нет», превратившему мою жизнь в тёмный душный подвал. Нет души, нет свободы, есть только правила и законы, нарушать которые смерти подобно. Но мы однажды нарушили, и ведь не умерли же. Оба живы, оба дышим. Лежим рядом и смотрим на звёзды. Так почему же не позволить себе быть настоящими?

- Я думаю, эти эмоции нормальны, и они случаются. Но люди воспринимают их сквозь призму табу, если знают, что их связывает родство. Это как нераспустившийся бутон, он так и засыхает. Наш распустился, но не успел дать плоды.

Дамиен молчит, ничего не отвечает. А мне почему-то хочется признаться:

- Я была там.

- Знаю, видел.

- Почему не подошёл?

- Хотел, чтобы сама решилась.

- Я так и не смогла.