Пари, леди, или Укротить неукротимого

Со священным ужасом на лице по ту сторону ограды замер комендант.

— Вы что, решили вернуться? — От расстройства его рука вместо сердца легла на печень.

— Еще не решила, — Алис гордо вошла в калитку, хотя вовсе не собиралась заходить, — но вот раздумываю.

— И не думайте даже, не думайте! У меня сил нет отстраивать все, что по вашей милости рушится.

— Простите? — возмутилась Алисия.

— Нет, это я прошу прощения, поскольку территория университета закрыта для посещения посторонними личностями. Идите, леди, идите.

— Никуда я не пойду, — тут же пошла наперекор Алисия. — Я собираюсь навестить Ибельнишойнцхена.

— Что? Ни за что вас к нему не пущу!

— Еще как пустите.

— Вы по отдельности бедствие, а вместе — и того хуже!

— Ах вот как?

— Именно так.

— Вот через год сюда поступлю, тогда узнаете!

— Поступите? Да упаси нас бог! Для вас не будет комнаты!

— Выделите как миленький.

— Слава богу, вы уволились, а значит, жильем распоряжаюсь я. Счастье-то какое было, что уехали, ан нет! Вернулась! Не возьмет вас уже никто в секретари, вот!

— А я не особо и стремлюсь. Такого начальства и врагу не пожелаешь.

— Вот и идите себе, леди, идите, подальше от нашего начальства. Займитесь делом: салфеточки вышивайте, книжки читайте, чай пейте. Вам в секретари нельзя.

— А это не ваш университет, чтобы решать, от кого мне нужно держаться подальше. Да и зачем я вообще с вами спорю и трачу драгоценное время?

— Вот-вот. Не спорьте! Идите.

— И пойду. К Ибельнишойнцхену. Пропустите.

— Нет! Ни за что! Не выйдете за ворота, так я силой выставлю.

— Ах, силой?! — Возмущенной Алисии, которой вдобавок к огорчениям этого дня еще и указали на дверь, было совершенно нечего терять. И когда комендант принял угрожающую позу, девушка схватилась за любимый зонтик, однако привлеченный громкими голосами Хвостик высунул мордочку из дамской сумки…



— Я всего лишь хотела увидеться с тобой, — глядя, как Бен затаскивает коменданта в комендантскую и тихонько прикрывает дверь, объясняла Алисия.

— Тяжелый! Кабы не зелье силы, не унес.

— Он в порядке?

— Ну, если не считать того, что в отключке.

— У Хвостика появилась дурная привычка бить электрическим разрядом всех, кто так или иначе мне угрожает.

— Раньше он просто всех кусал, — с опаской глянув в сторону сумочки, крепко завязанной на все тесемки, сказал Бен. Сквозь отверстия периодически высовывался нос или проглядывала пушистая белая шерсть. Зверек возился внутри, тихонько попискивая: то ли просил прощения, то ли, наоборот, возмущался несправедливости.

— А я, знаешь, обиделся, что ты взяла и уехала. Не попрощалась, ни слова не сказала.

— Я не думала уезжать насовсем, так вышло.

— Теперь вернешься?

Алис, задумчиво идущая вслед за студентом, пожала плечами.

— Не уверена. Кстати, Бен, а какие еще зелья у тебя есть?



— Вот никогда не любил эту часть твоего дара. Честное слово. — Карен поежился, глядя, как Даниар достает нож. — Лучше бы мы тихо попили чаю и обошлись без всяких призывов.


— Тогда для чего было заменять чай коньяком?

— Для расслабления. Я несколько испугался за тебя там, на улице.

— Обычный момент слабости, ничего более. Ты застал меня в неподходящее время.

— Да, сейчас ты выглядишь вполне обычно. Но зачем ты вбил себе в голову, будто непременно нужно вызвать предка?

— Для твоего успокоения скажу, что он может и не откликнуться.

— Правда? Я считал, твоей силе призраки не могут противиться.

— Не могут. Но это бывший фиолетовый маг, чья сила сравнима с моей. Он может просто не прийти.

— Пускай лучше не приходит. Меня вгоняют в дрожь твои призраки.

— Всех вгоняют.

Карен оглядел отдельный кабинет, выделенный им в элитном клубе, закуски на столе, бутылку дорогого коньяка, к которому Даниар почти не притронулся, и решил, что отсесть подальше от стола было бы нелишним.

— Кровь тоже пускать обязательно? — спросил он, видя, как лорд подносит острие ножа к ладони. — Это чтобы наверняка? Некий призыв на крови?

— Почти, — кивнул Даниар, которому непросто было в двух словах описать другу все сложности призыва сущности этого уровня. Честно говоря, его отец несколько раз пытался. Хотел выяснить кое-что о фамильных сокровищах, но предок так и не откликнулся.

— Начнем? — Он поднял голову и взглянул на бледного Карена, который крепче прижал к груди бутылку с коньяком и неуверенно кивнул.

По прошествии долгого времени ректору уже стало казаться, что ничего не произойдет и можно перевести дух. Кровь шипела в плошке на столе и практически полностью испарилась. А Даниар зажал прежде кровоточащий порез и наблюдал за ее исчезновением.

— Больше не получишь, — прозвучало резко, а в словах проскользнула нотка сдерживаемой ярости, но лорд не стал сетовать на того, кто не желал явиться на зов и отвечать на его вопросы. Тело наполнилось усталостью, призыв упрямой и могущественной сущности вытянул немало сил.

Лорд опустил голову, на мгновение прикрыл глаза, о чем-то раздумывая, а когда последняя капля крови на дне плошки зашипела, произнес:

— Я не неволю тебя. Призывы ответить потомку оставлю для тех, кто верит, будто тебе есть дело до оставленных на земле. Просто расскажи о той, которую любил. Расскажи о ней.

Шипение стихло, огонек свечи, горевшей рядом с плошкой, дернулся и погас, Карен потянулся губами к горлышку, зубы стукнули по стеклу, но тут тьма сгустилась. Из фиолетового сумрака соткалась фигура. Она отличалась от обычных, виденных ректором существ, своей непохожестью на призрак. Такой объемный образ, от присутствия которого воздух сделался вязким и тяжелым.

— Звал? — Дух повернулся к Даниару. И в этом повороте и стремительном движении было даже что-то знакомое.

— Расскажи. — Даниар сложил домиком ладони и подпер подбородок.

— О той, кого любил… — Призрак прошелся по комнате. Он не летал, он именно ступал. Степенная, твердая поступь, высоко поднятая голова и прямая спина. Облик непоколебимого, сильного человека, только давно уже неживого.

Карену захотелось узнать, сколько энергии тянет подобное общение из призывающего мага, но он не решился подать голос.

— Как делаем выбор и как это изменить?

— Не изменить, — рассмеялся дух. — Если ты встретил свою женщину, то ничего не изменишь. Ты можешь перестать быть собой? Нет? Ты сделал выбор и полюбил именно ее, потому что ты такой.

— Какой была твоя любовь?

— Она стала моим светом. Среди опустошающего темного дара какая радость — ощутить тепло, сострадание и счастье! Какая редкость встретить истинно светлого человека. А коли встретил, то внутри все будет ныть, пока она не станет смыслом жизни.

— У меня есть смысл жизни!

Даниар ударил по столу, резко поднялся, но покачнулся и вновь опустился на стул. Призрак с наслаждением впитывал силу, которую тянул из призыва мага.

— Существует много того, чем я желал бы заниматься, на что хотел потратить жизнь.

— Твоя зависимость от нее будет расти, — хохотнул дух. — Станет еще хуже. Я не смог с этим справиться. А ты сможешь?

Даниар сжал ладони и уперся в кулаки лбом, но ничего не ответил.

— Страсть оглушает, да? Любовь проникает в кровь. Я ощутил этот привкус. А она тоже не любит тебя?

Призрак снова рассмеялся.

— Нас редко любят. Свет не приветствует тьму. Ее боятся, будь ты хоть в сотню раз лучше тех, кто не открывает тьму миру, а прячет от наивных глаз. Нас отталкивают и не понимают. Я не выдержал, и ты не выдержишь. Нет возможности преодолеть темные порывы души, что заставляют завладеть своим сокровищем. Я заставил ее полюбить и погасил ее свет. Она нашла силы простить спустя многие годы. И спустя века моя душа практически обрела покой. Не беспокой меня больше. Я не откликнусь ни тебе, ни кому-то иному. Прощай.

Тьма рассеялась, Карен громко икнул и сразу выхлебал половину бутылки, а Даниар не замечал ничего вокруг. В голове крутилась фраза предка, на которую он и ответил: «Нельзя заставить полюбить».



Солнце светило столь жарко, что напекло бедному Робину голову даже сквозь шляпу. За неделю жизни в столице деньги практически совсем закончились. И кузен Алисии все надежды нынче возлагал на себя как на мужчину, призванного позаботиться о своих женщинах. Поскольку навыки джентльмена, необходимые для трудоустройства, сводились к умению выезжать лошадей, можно было предложить свои услуги в качестве грума, хоть это безмерно унижало аристократическое достоинство. Как и Алис, Робин привык к совершенно иной жизни, но, в отличие от кузины, был не так молод и не столь полон энтузиазма. Однако на что не пойдешь ради дорогих леди, а потому Робин пошел в клуб.

Он состоял в нем раньше и любил заглядывать на чашечку чая или кофе с коньяком, а иногда — перекинуться в партейку с хорошими знакомыми. Именно в этом привилегированном заведении отец Алис когда-то проиграл свой особняк, а после Робин оставил последние деньги, пытаясь вернуть дом Алисии. Теперь же, не имея возможности оплачивать членский взнос, сэр Аксэн-Байо-Гота из аристократа средней руки и уважаемого джентльмена превратился в обычного просителя и пришел сюда в поисках работы. Толковый управляющий мог подобрать кому угодно что угодно, ведь в элитном клубе не только услуги, но и прислуга должна быть элитной.