Пираньи Неаполя

– С вашим боссом, с вашим мужем, кто тут главный? Кто велит грабить? Кто тащит все из домов? Кто обчистил “Махаджу”? Признавайтесь!

– Да пошел ты! – толкнул его какой-то мальчишка. Откуда он взялся? Николас вместо ответа дал ему коленом в живот так, что тот упал на землю. Женщины, путаясь в юбках, подбежали к мальчику. Самая молодая из них, с подхваченными платком пепельными волосами, раздраженно крикнула Чёговорю:

– Зачем пришли? Что вам тут надо?

Другие тем временем окружили Николаса, принялись хватать его за одежду, толкать в разные стороны. Он старался устоять на ногах, сохранить равновесие, но цыганки с силой рвали его во все стороны. Если б Николас не достал пистолет, вслепую наставив его на этот обезумевший рой, неизвестно, как долго продолжался бы такой танец. Мгновение – и вдруг он почувствовал, как шею крепко обхватила чья-то мускулистая рука. Он не мог дышать, будто кадык провалился в горло. В глазах резко потемнело, но Николас успел заметить Чёговорю, бегущего к мопеду.

Цыгане не взвешивали ситуацию, им было не до этого – они схватили того, кто им нужен. Николаса притащили в какой-то барак и привязали к деревянному стулу с железными ножками, скорее всего, украденному в школе или больнице. Отовсюду на него сыпались удары и пощечины, сопровождаемые криками:

– Зачем пришел? Все, парень, тебе конец.

– Хотел стрелять по нашим детям?

Николас чувствовал, как подступает страх. Отвратительное чувство. Нет, цыган нельзя, ни в коем случае нельзя бояться.

– Воры, воры, это вы грабили! – повторял он, как заведенный. И чем больше он это повторял, тем больше ударов сыпалось на него.

Чёговорю тем временем звонил единственному, кто мог помочь в этой ситуации, единственному, в чьих жилах текла голубая кровь: Драго.

Драго был Стриано, а цыгане могли разбить табор только с одобрения клана. Телефон не отвечал. После третьей неудачной попытки Чёговорю отправился в Форчеллу.

Драго нашелся в баре, играл в бильярд. Чёговорю направился прямиком к нему, ни с кем не здороваясь.

– Драго, скорей, поехали!

– Что случилось? – спросил Драго, откладывая кий. По голосу друга он понял, что дело серьезное.

– Николас, его схватили цыгане!

– Ну и хорошо, если его украли цыгане… – засмеялся Драго.

– Его схватили, правда, давай, шевелись!

Драго ни о чем больше не спрашивал, они вышли на улицу. По дороге Чёговорю надрывал голос, пытаясь рассказать, что произошло.

– Он что, ненормальный?

– Он думает, что ограбили цыгане, а я чё говорю, кто его знает, они или нет.

Тем временем в барак, где удерживали Николаса, вошел тот, кто явно был здесь главным. Его походка давала понять, что все здесь принадлежит ему. Это его имущество. Не люди, не животные. Имущество. Его собственность, естественно. Цыган был одет в новый, безупречный спортивный костюм “Адидас”, только костюм был ему великоват – рукава несколько раз подвернуты, а штанины волочились по земле. Хозяин нервно жевал зубочистку: определенно, его беспокоило непрошеное вторжение. Он плохо говорил по-итальянски, скорее всего, приехал недавно.

– Ты кто?

– Николас из Форчеллы.

– И чей ты?

– Свой собственный.

– Ах, свой?! Я слышал, ты пугать детей пистолет. Ты умирать здесь, понятно?

– Ты не можешь меня убить.

– Почему? Не хочешь, чтоб твой мать бояться, приходить сюда за твой труп? – цыган не смотрел на Николаса, он расхаживал, глядя себе под ноги. Точнее, на носки своих кроссовок. “Адидас”. Блестящие. – Ты умирать здесь, – повторил он.

– Нет, ты должен позаботиться о своей жизни, – сказал Николас и мотнул головой, как бы приглашая всех в свидетели. – Позаботиться о своей жизни, потому что, когда я стану боссом, я не убью тебя и не перестреляю всех вас, цыган, по одному. Ты и пальцем меня не тронешь, ведь иначе вы сдохнете все, все. – Он повернулся к хозяину.

На правую скулу Николаса обрушился удар такой силы, что у него потемнело в глазах. Николас поморгал, и перед ним снова возник человек в спортивном костюме.

– А, значит, ты стать босс…

Еще одна пощечина, на этот раз не такая убедительная. Красная щека, порванные капилляры, но кровь не текла, только во рту чувствовался металлический привкус. Они хотели понять, кто его прислал. Вот что их беспокоило. С улицы доносились голоса детей, какой-то мужчина просунул голову внутрь:

– Дружок его вернулся.

А потом голос Чёговорю:

– Николас, Николас, ты где?

– Видишь, друг твоя здесь, – усмехнулся цыган и снова ударил Николаса. Тем временем женщины и дети окружили Драго и Чёговорю. Табор был как растревоженный муравейник, как муравьи, которые забираются тебе на ногу, поднимаются по лодыжке, по голени, чтоб защитить свое гнездо.

– Я Луиджи Стриано, – закричал Драго. – Знаете моего отца?


В бараке воцарилась тишина, и кольцо, окружавшее двух друзей, перестало сжиматься.

– Мой отец – Нунцио Стриано, Министр, его брат Феличано Стриано, Граф. Мой дед – Луиджи Стриано, Король, и меня зовут так же, как его.

Услышав про Министра, цыганский барон замер. Закатав для солидности рукава, он неторопливо вышел из барака. Люди, окружившие Драго и Чёговорю, расступались на его пути, как колосья пшеницы.

– Так ты сын Министра?

– Да, он мой отец.

– Моджо, – представился он, пожимая Драго руку. – Чего они? Чего вы здесь? Разве Министр посылать гонцов? В чем дело?

– Мне надо поговорить с Николасом.

Николас дерзко усмехался. Ситуация явно менялась в его пользу, теперь не грех было изгадить новенький костюм цыгана. Плевок пришелся прямо на черный трилистник логотипа. Моджо рванул вперед. Драго остановил его резким ударом и напомнил, откуда он, Моджо, пришел и куда должен был отправиться.

– Развяжите его, немедленно, – приказал Драго.

Моджо кивнул головой, и Николаса освободили. Драго очень хотел спросить у Николаса, какого черта он здесь, но тогда Моджо сразу поймет, что Министр никого не посылал, и он решил продолжить спектакль:

– Николас, объясни Моджо, почему вы здесь.

– Потому что вы, вы обчистили “Нового махараджу”.

– Это не мы.

– Вы, и вы за это ответите.

Моджо схватил Николаса за горло:

– Говорю же, не мы, черт побери!

– Тихо, тихо, – разнял их Чёговорю.

– Значит, так: “Нового махараджу” в Позиллипо обворовали дочиста, и это ваших рук дело. Вы вывезли все в своем фургоне, – Николас смотрел цыгану прямо в глаза.

– Это не мы, мы ни при чем.

– Мой отец считает, что при чем. И другие семьи в Системе так считают, – вступил в разговор Драго.

Моджо поднял руки, как бы капитулируя.

– Идемте, идемте со мной, сами все увидите! – пригласил он приятелей.

Фургонов было три: белые “Фиат-Фьорино”, все одинаковые, чистые, без надписей. Вне подозрений. Моджо открыл двери.

– Смотрите, сами смотрите, что там, – сказал он, оттирая с куртки плевок тыльной стороной ладони.

В полутьме можно было различить очертания стиральных машин, холодильников, телевизоров, даже целую кухню, оснащенную бытовой техникой. Были там мотокосилки, электропилы и прочий блестящий инвентарь образцового садовника. Все это не имело никакого отношения к “Новому марадже”.

– За дурака меня держишь? – сплюнул Николас. – Все, что вы взяли в “Новом марадже”, уже тю-тю, ищи его где-нибудь на Цыганщине.

– Мы ни при чем. Если мы грабили, я назначаю цену. Просить выкуп.

– Отец заставил бы тебя отдать все без выкупа, – заметил Драго.

– Твой отец договориться с Моджо.

Моджо доказал, что глупостями не занимается, и теперь мог взять реванш.

– Эй, как тебя там… Моджахед, мой отец придет сюда, сожжет все поле, продаст все, что захочет, ты понял это?

– Почему Министр хочет жечь? – Моджо забеспокоился, и это было кстати.

– Нет, я имел в виду, если бы ты украл, без спросу… так уже было…

– Моджо не спрашивает, Моджо крадет, и если семьи Системы что-то хотят, то приходят сюда и берут.

Моджо уважал договор, это очевидно, он промышлял в других местах. В фургонах был товар для блошиного рынка. Эти цыгане не пачкали рук квартирными кражами. Их бизнес – оружие и мусор. Они занимались подпольной переработкой вторсырья: тряпки, резина, медь. Управлять всем этим было непросто, поэтому грабить такие рестораны, как “Новый мараджа”, им не было никакого резона.

– Ладно, я передам отцу, что это не вы. А вы не болтаете о том, что здесь было!

– Нет, нет, Моджо не болтать глупостей, – заверил Моджо и дал знак одному из своих принести франкотт Николаса. Моджо кинул пистолет, тот упал прямо в грязь у переднего колеса “Беверли”.

– А теперь уезжайте.