Почти нормальная семья

– Что? Не хочешь ли ты сказать…

– Я рада, что мы не заявили на него в полицию.

Винни-Пух охает.

– А иначе мне пришлось бы выступать в суде и объяснять, зачем я поцеловала его, зачем пошла в его комнату. Они усомнились бы в моих словах – почему же я не сопротивлялась, не звала на помощь? Народ осудил бы меня, хотя я была пострадавшей.

Винни-Пух качает головой:

– Надо полагаться на правосудие.

– Нет. Я бы хотела на него полагаться, но не могу. Я должна защитить себя сама.

В глазах у Винни-Пуха мелькает искорка, словно он только что о чем-то догадался. Я начинаю бояться, что рассказала ему слишком много.





63




В субботу вечером мы сидели на балконе в квартире Амины и обсуждали, чем бы заняться. То Амина всячески меня убеждала, что надо куда-нибудь сходить, а я сомневалась. То мне вдруг жутко хотелось где-нибудь оторваться, а Амина шла на попятную.

– Завтра у меня матч, – сказала она. – А тебе разве не надо на работу?

Мне нужно было на работу. Я собиралась работать каждый день практически все лето.

– Это не труд, потому что он не трудный. Это даже весело. Учиться было безумно тяжело, а работа в «H & M» меня ничуть не напрягает.

Амина рассмеялась:

– Неужели тебе было так тяжело в школе?

– Возможно, мне и не так, а вот тем, кто по-настоящему учился, – да.

Разумеется, Амина была одной из них. Сама я как-то выплывала за счет общей эрудиции, здравого смысла и того, что у меня язык подвешен. Амина же, напротив, обладает качествами, которых у меня нет. Кажется, это называется чувством долга – эта способность принимать некоторые вещи, делать, что скажут, не протестуя и ни в чем не сомневаясь. Она говорит, что у нее это в крови, но я не уверена, что это так. Во всяком случае, так было всегда. Амина послушно кивает и делает, что ей велели, чтобы выплеснуть потом все чувства в другом месте, в то время как я упираюсь, раззадориваюсь и жарко протестую в тот момент, когда меня пытаются заставить.

– Отлично, будем сидеть дома, – сказала я. – Будем сидеть и разлагаться от безделья.

Внизу на улице радостно вопила компания девчонок, в то время как Амина налила нам еще вина в бокалы.

– Чем занят Крис сегодня вечером?

– Понятия не имею, – пожала плечами я. – Чем там занимаются тридцатилетние дядьки? Званый ужин? Банковская встреча? Закупки на неделю?

Амина ввела его имя в поиске в «Фейсбуке».

– Страница закрыта.

– Ничего удивительного, раз его преследовали.

– Общий друг, – продолжала Амина. – Стелла Сандель. Ты можешь зайти на его страницу.

– Зачем?

– Чтобы разнюхать, ясное дело.

Достав мобильник, я нашла его страницу. На фото аватарки он смотрел прямо в камеру – с роскошной шевелюрой и искоркой в глазах.

Страничка у него была почти пустая. Несколько обновлений статуса и фотографии из поездок, одна рекомендация ресторана. Всего сто восемьдесят семь друзей.

– Посмотри старые фото обложки, – посоветовала Амина. – Народ обычно забывает их почистить.

Я кликнула на фото обложки, изображавшей бескрайний пляж с белым песком на фоне апельсинового заката. Обнаружились и еще две фотографии. Одна представляла собой логотип футбольного клуба «Ливерпуль». На второй Крис стоял у высокой каменной стены. Он был загорелый и держал за руку женщину.

– Это она? Его бывшая?

Амина потянула у меня из рук телефон.

– Не знаю.


Однако меня не покидало ощущение, что я все-таки знаю. Должно быть, это она. Линда.

Женщина на фотографии выглядела как супермодель. Роскошные светлые локоны и сияющие голубые глаза, высокие скулы, ровная персиковая кожа.

– Что-то она не очень смахивает на психопатку, – проговорила Амина.

Я не ответила. Мне не нравилось то, что я видела.

– Взгляни сюда! – сказала она, указывая на дисплей своего телефона.

Она нашла страничку с личными данными. Наверху стояло имя Кристофер Ольсен. Адрес верный – Пилегатан в Лунде. Ниже указывалось, что он владеет акциями четырех компаний. Холост, день рождения в декабре. Ему исполнялось тридцать три.

– Тридцать три? Но ведь он же сказал…

– Наврал про возраст.

Амина озабоченно посмотрела на меня. Я ничего не заподозрила. Видимо, Крис Ольсен – талантливый лжец.



Ночной воздух был теплым, когда я ехала домой на велосипеде. Сумочка болталась на руле. Все окна погашены. Лунд спал.

Когда позвонил Крис, моя первая мысль была – не отвечать. Опустив ноги на землю с двух сторон от велосипеда, я стояла в тоннеле под железной дорогой и держала в руке вибрирующую трубку. Его имя на дисплее влекло меня, и в конце концов любопытство победило.

– Ты не могла бы приехать ко мне?

– Сейчас?

Я взглянула на часы. Половина первого.

– Да, сейчас.

Он побывал на каком-то роскошном ужине в Хельсингборге и был немного нетрезв.

– Я скучаю по тебе, – проговорил он.

Казалось, он говорит это очень искренне.

Я по-прежнему была бодра и полна сил и немного разочарована тем, что Амина не захотела пойти в бар.

– Хорошо. Я приеду.

Что могло бы случиться? Типа самое худшее?



Дверь подъезда желтого кирпичного дома была открыта, и я быстро поднялась по лестнице. Крис был в клетчатой рубашке и при галстуке. От него исходил запах мужественности – воздух между нами завибрировал.

– Меня весь день мучило раскаяние, – проговорил он, беря у меня из рук мою куртку. – Сам не понимаю, почему я не… Я действительно хотел поцеловать тебя, Стелла.

Он взял мои ладони в свои и заглянул мне в глаза.

Я колебалась. Почему он наврал про свой возраст?

– Так сколько, говоришь, тебе лет?

Он ответил мгновенно, даже не отреагировав на мой тон:

– Я сказал, что мне двадцать девять. На самом деле мне тридцать два.

– Стало быть, ты солгал?

Он сделал смущенную гримаску:

– Я боялся отпугнуть тебя. Когда Амина предположила, что мне двадцать девять, я автоматически сказал, что так и есть.

Маленькая ложь. Я сама не раз и не два прибавляла себе годы.

– Возраст – всего лишь цифра, – проговорила я.

Крис улыбнулся:

– Я не знал, что ты тоже так к этому относишься. Но все равно – прости, я должен был рассказать раньше.