Поход

– Дальше?! – очнувшись от своих мыслей, произнёс я. – Дальше в своём докладе наш агент сообщает, что и буры и англичане активно используют поезда в своих военных действиях. При этом если англичане стараются свои блиндированные поезда полностью одеть в броню, включая паровоз, то буры используют все подручные средства для защиты своих поездов. Вот одним из таких простейших средств и являются мешки с грунтом. Их габариты позволяют быстро создавать на грузовых платформах защиту от пуль и осколков. С броней, конечно, не сравнишь, но хоть какая-то защита. Тем более и полное бронирование не спасает англичан от значительных потерь. Хотя и сыны Туманного Альбиона из-за нехватки средств также используют подручные средства. Агент прислал фотографию паровоза, который англичане защитили кусками корабельных канатов. Из-за такой защиты этот бронепоезд получил название «Волосатая Мэри».

Офицеры изумлённо посмотрели на меня, а потом дружно рассмеялись, комментируя способ бронирования и название вундервафли англичан. Активное обсуждение прервал подполковник Савицкий.

– Господа офицеры, давайте вернёмся к нашей задаче. Тимофей Васильевич, спасибо за познавательную информацию, но, боюсь, с нашими орудиями у нас ничего не получится, генерал Стессель по-другому планирует их использование. Но зато есть хорошая новость, которую я не успел сообщить. С нами в разведку идут американцы, у которых, как мне доложили, есть две французские горные пушки.

– Господа американцы решили нарушить свой нейтралитет? – иронично спросил Савицкого военный инженер Санников.

– Видимо, их заело, что их звездный, бело-красный, полосатый флаг не развевается ни на одном из фортов крепости Таку, – усмехнулся капитан Муравский.

– Причины, господа офицеры, мне не известны. Но к нам присоединяется отряд американских морских пехотинцев под командованием капитана Росса – сто тридцать человек с двумя орудиями, – продолжил Савицкий. – С учетом такой прибавки и необходимости вооруженных грузовых платформ, думаю, надо говорить минимум о двух поездах, а лучше трёх.

– Господин полковник, на станции имеется четыре паровоза, из которых три в рабочем состоянии. Предлагаю сформировать три состава. Первый для разведки и ремонта полотна, на котором расположатся мои саперы, выделенный для работ взвод стрелков, пулемётный отряд, полусотня казаков и, если американцы согласятся, то их хотя бы одно орудие с прислугой на головной платформе. Вместе с платформами получится где-то десять вагонов. Паровоз такой груз потянет без особого труда. На втором поезде предлагаю также установить спереди вооруженную орудием и пулемётами платформу. А у третьего состава такую платформу сзади, – всё это штабс-капитан Санников выпалил быстро, но чётко проговаривая каждое слово.

– Принимается, – на пару секунд задумавшись, произнёс Савицкий. – Ещё какие-то предложения будут?

Выслушав молчание офицеров, начальник десантного отряда продолжил:

– Господа, давайте тогда разберемся с размещением личного состава по поездам, с действиями в случае нападении противника, с порядком движения на марше. Не верится мне, что удастся нам с ветерком доехать до Таньцзиня. Казаки, которые доставили известия от отряда полковника Анисимова, вдоль реки пробирались, прячась в камышах. В каком состоянии железная дорога, сказать не смогли.

Совещание вскоре закончилось, и началась суета по формированию составов, погрузке и прочему, прочему, прочему. Ближе к двум часам после полудня наконец-то двинулись. Я находился на головной платформе первого состава, где было расположено французское горное орудие де Банжа американской морской пехоты с прислугой из комендора и шести человек, два пулемёта Максима из полубатареи капитана Муравского с общим количеством обслуги в десять человек, два расчета ручных пулемётов Мадсена. В общей численности на платформе собралось больше двадцати человек. В тесноте между мешками, но не в обиде. Как представил, что вместо этой небольшой горной пушки нашу четырехфунтовку поставили бы, так страшно за себя и весь личный состав стало. Для контроля отката у пушки де Банжа использовались подпружиненные цепи-оттяжки, крепившиеся за хобот лафета и за спицы колес, из-за чего откат был меньше полуметра. А вот сошник станины лафета нашей полевой пушки вряд ли также эффективно сработал бы на досках. Поэтому хорошо, что с нами морпехи США идут со своими орудиями. Они к тому же почти на девять пудов легче наших. Да и транспортировать этот восьмидесятимиллиметровый «окурок» можно как на колесном ходу, так и во вьюках, разбирая на три части: ствол, лафет и колеса. Обозвали «окурком» из-за того, что эта пушка имела укороченный в сравнении с полевым орудием того же калибра ствол и более низкий лафет.

Всю эту информацию о пушке я узнал от её словоохотливого комендора Уотсона. Сержант Барни Уотсон оказался человеком, который мог выпалить сто слов в минуту. С учетом его диалекта жителя штата Вирджиния и скорости подачи информации я понимал процентов шестьдесят из того, что он говорил, но и этого хватило, чтобы выяснить, что Барни был непутевым представителем большого семейства Уотсонов, один из основателей которого в своё время был на дружеской ноге с самим Вашингтоном. Да и дед сержанта пару раз избирался в сенаторы США. Сам Барни, проучившись пару лет в Висконсинском университете в Мэдисоне, из-за семейного конфликта и назло всем родственникам завербовался в морскую пехоту, где встретил свою неожиданную любовь – горное орудие де Банжа. Хорошие математические способности позволили ему стать отличным комендором, и другой жизни он теперь не желает, несмотря на уговоры отца и матери вернуться домой, благо «папа Арчи» со своими связями легко мог организовать дембель.

Всё это я выслушивал, внимательно осматривая местность, через которую проезжали. Судя по реакции морпехов, рассказ о перипетиях судьбы сержанта Уотсона они слышали неоднократно. Я же удивился про себя тому, что представитель такого семейства оказался здесь и сейчас. Мог бы быть ярким представителем «золотой молодёжи»! Нет, попёрся в армию. Жалко, что Барни не рассказал, что за конфликт подвиг его принять такое решение. Но выглядел сержант довольным жизнью. Как говорится, у каждого свои тараканы в голове.

Под болтовню комендора наш состав прошёл по моим прикидкам где-то около двадцати вёрст. Дорога всё это время радовала. Каких-либо разрушений пути не было. В нашу сторону не произвели ни одного выстрела. Можно сказать, что ехали со всеми удобствами, если бы не жара и постоянное ожидание нападения. Эти два фактора давили на психику больше всего.

Слушая Барни о том, какой его отец крутой перец, я заметил, что состав замедляет ход.

– Что случилось? – спросил я одного из унтеров пулемётного расчета Максима, который был на нашей платформе впередсмотрящим.

– Ваше высокоблагородие, кажись, пути дальше разрушены. Точно, разрушены! Вот же глазастый машинист! – ответил мне тот, вставая во весь рост и перекрещивая руки над головой.

Тут же заскрежетали тормоза, и состав плавно, но быстро начал терять ход, пока не остановился.

– Братцы, внимательно смотрим по сторонам. Разобрали секторы обстрела. Сержант Уотсон, – уже на английском обратился я к комендору, – подготовиться к стрельбе из орудия.

Эти слова произнёс уже в спину Барни, который бросился к пушке, по пути раздавая приказы морпехам.

Из бокового окна кабины машиниста поезда выглянул штабс-капитан Санников, находившийся там во время всего пути.

– Что там, Тимофей Васильевич?

– Пути разрушены, – ответил я военному инженеру.

После моих слов капитан выбрался из кабины, спрыгнул на насыпь и пошел вдоль состава.

– Алимов, Лыков, со вторыми номерами за мной, остальные наблюдают за округой, – произнеся команду, я двинулся к цепке, где на платформе в мешках был сделан проход.

Очутившись на земле, вместе с Санниковым подождали, когда спустятся бойцы, и все вместе двинулись вдоль пути. При этом Алимов контролировал пулемётом левую сторону, а Лыков – правую. Я же матерился про себя, проклиная устав и форму одежды, так как был вынужден соответствовать современным требованиям к форме и вооружению офицера. «И чего я с одним револьвером, если что случится, сделаю?! Даже винтовку взять в руки нельзя. Иди вперёд красивым и надушенным болванчиком. Хотя Санникова такое положение нисколько не напрягает. Идёт, как по Невскому проспекту в воскресный день. Но это до первого обстрела», – усмехаясь про себя, подумал я, косясь на штабс-капитана, который действительно шёл рядом с насыпью как на прогулке. Всё его внимание было сосредоточено на путях впереди, куда он смотрел, словно знакомую девушку высматривал. Всё остальное его не интересовало.

– Николай Сергеевич, а где второй и третий составы? – спросил я штабс-капитана.

– Две версты назад мы проезжали станцию Цзюньлянчэн. Вы там ничего не рассмотрели?

– Признаться, нет. В здании вокзала не было ни одного целого стекла, заметил следы попадания пуль в стены, но трупов или кого-нибудь живых не увидел ни в здании, ни на платформе и вокруг вокзала. Там дальше были строения, но, рассматривая их в бинокль, также ничего подозрительного не увидел.

– Я тоже ничего подозрительного не рассмотрел, но второй состав остановился, проехав станцию. Думаю, скоро нас догонят. А нам и здесь найдется, чем заняться, – произнёс Санников, остановившись перед насыпью, где отсутствовали и шпалы и рельсы. – Причём серьёзно так заняться.

Открывшаяся картина не радовала. Впереди на железнодорожном пути шагов на сто отсутствовал сам путь, а дальше не было моста через небольшой приток Пэйхо. Подойдя к берегу этого ручья-речки, мы увидели одну не до конца разрушенную опору моста высотой метра три, я привычно для себя воспользовался метрической системой мер, а также завалы из рельсов, шпал, досок, бревен, которые были сброшены в реку, местами образуя небольшие запруды.

– Вряд ли сможем восстановить всё до захода солнца, – задумчиво произнёс Санников. – Хорошо бы завтра до полудня успеть.

В этот момент к нам, придерживая шашку, подбежал хорунжий Тонких.

– Господин капитан, что случилось? Какие будут приказания?

– Судя по всему, сегодня дальше поезд не пойдет, Иван Васильевич. Выгружайте казаков. Надо порыскать по округе, разведать обстановку, переправу через этот ручей поискать выше по течению. Здесь берега высокие и крутые, ноги переломать можно, да и орудия тяжело перетащить будет.

– Есть выгружаться, – лихо козырнув, хорунжий, как спринтер, помчался назад к поезду.

– Николай Сергеевич, времени терять не будем. Начинайте восстановительные работы. А я пока до того холма доберусь, посмотрю, что в округе, заодно намечу там позиции для пулемётов. Нападения можно ожидать откуда угодно, господствующая высота нам не помешает.

– Полностью с вами согласен. А позиции можно временно оборудовать из тех же мешков с платформы. До холма от поезда недалеко. Копать местный грунт тяжело, да и лопат кот наплакал. А мешки быстро перетаскаем. Какая удобная вещь, оказывается.


– В этом вас также полностью поддерживаю, – ответил я, отмечая про себя инженерную и военную хватку штабс-капитана. – Алимов, Довбив, за мной. Лыков, со вторым номером остаетесь пока здесь, контролируете противоположный берег. И вертите головой вокруг, ихэтуани могут быть везде.

Дела закрутились, завертелись. Через час, когда прибыли второй и третий состав, на холме, возвышавшемся над округой, была оборудована неплохая позиция для пулемётов и стрелков. Казаки сотника Смоленского четырьмя отрядами растеклись в разные стороны для разведки, а бойцы восьмой роты и сапёры под руководством Санникова занялись восстановлением железнодорожного пути и моста, благо за речкой рельсы и шпалы присутствовали.

Прибывший подполковник Савицкий мои действия одобрил и дал команду выгружаться всему десанту. Дальше двинемся пешком, вдоль железной дороги. Как оказалось, на станции Цзюньлянчэн составы задержались из-за того, что после её прохождения нашим первым поездом на перрон выбежало несколько русских солдат, которые и остановили второй состав, в котором следовал Савицкий со своим штабом. Выяснилось, что капитан Гембицкий и поручик Воздвиженский с третьей ротой двенадцатого полка и одним французским орудием по приказу полковника Анисимова заняли станцию и с четвертого числа, окруженные китайцами со всех сторон, держали на ней оборону, отрезанные и от Тяньцзиня и от Тонгку.

Сегодня утром ихэтуани и китайские солдаты по неизвестной причине отошли в сторону Тяньцзиня, и третья рота впервые за три дня получила передышку. Первый поезд остановить не успели, так как не знали, кто на нём следовал. Увидев второй состав, на котором развевались российский и американский флаги, попытались остановить его, что им и удалось. Поделившись с защитниками станции водой, продуктами и медикаментами, десант двинулся дальше, а капитану Гембицкому был отдан приказ держать оборону станции либо до окончания разведки отрядом подполковника Савицкого, либо до прибытия на станцию основных союзных сил.

Где-то примерно через полчаса отряд, сформировав две колонны, под прикрытием казачьих дозоров двинулся вперед. Точнее, сначала вверх по течению притока Пейхо, через полверсты через удобный брод форсировали его и вернулись к железной дороге. Позади остались составы и штабс-капитан Санников вместе со своими сапёрами и стрелками восьмой роты. Они продолжили восстановление моста и дороги. На холме пришлось для охраны оставить пулемётную команду с двумя «максимами» и двумя ручными пулемётами.

Русские следовали слева вдоль полотна, по пути обследуя все встречающиеся на берегу Пэйхо китайские деревушки. Американские морпехи с двумя орудиями шли справа. За два часа прошли где-то десять вёрст, когда впереди показался лесной массив, в который уходила железная дорога.

– Господин полковник, прикажите остановить колонну, – выпалил подскакавший сотник Смоленский, выдыхая со словами сгусток пыли изо рта.

– Что случилось, Василий Алексеевич? – спокойно спросил Савицкий, глядя на сотника, соскочившего с коня и направляющегося в его сторону.

– Господин полковник, впереди лес, очень уж удобный для засады. Разрешите, мы слева и справа его тихонько на цыпочках обойдём двумя десятками. Посмотрим что к чему. Что-то у меня душа к нему не лежит.

– Кто поведет десятки?

– Один я, другой хорунжий Тонких.

– Сколько времени надо?

– Думаю, получаса хватит, – ответил сотник.

– Хорошо, Василий Алексеевич. Действуйте.

– Артемий Алексеевич, – Савицкий обратился к начальнику штаба. – Объявите привал. До Тяньцзиня осталось меньше десяти верст. Если и здесь будет чисто, то часа через два, как раз до захода солнца, дойдём до пригорода, где дипломатические концессии находятся.

– Это было бы замечательно, – со вздохом произнёс я, подойдя к группе штабных офицеров в тот момент, когда прискакал сотник.

– Вас что-то тревожит, господин капитан? – обратился ко мне подполковник Валевский.

– Да, господин полковник. Что-то и у меня неспокойно на душе. А я этому чувству привык доверять. Не раз от смерти спасало.

– Ваши предложения, – резко спросил подполковник Савицкий.

– Господин полковник, разрешите выдвинуть две двуколки с пулемётами Максима, а также два расчета с ружьями-пулемётами Мадсена, которые я передал казакам, ближе к лесу. Вон тот пригорок позволит взять под прицел большую площадь перед лесом, – я показал рукой на возвышенность рельефа метров за двести от кромки лесного массива, куда уходила железная дорога. – Если появится противник, то сможем задержать его, пока отряд подготовится к бою, а потом отойдем.

– Хорошо. Действуйте.

Получив разрешение, я бегом направился к казачьей полусотне, где Смоленский уже начал отдавать приказы, формируя два десятка для разведки. Успел и уже с четырьмя казаками и пулемётами вернулся к капитану Муравскому. Через пару минут две оставшиеся двуколки с «максимами» и казаки с двумя «мадсенами» направились к примеченному мною пригорку. Добрались быстро и начали выбирать позиции.

Представьте же моё удивление, когда мимо нас к лесу проследовала колонна американских морпехов вместе со своими орудиями. Проходивший мимо Барни помахал мне рукой. Забрав у казака коня, я взлетел на него и намётом полетел к начальнику американского десанта.

– Господин капитан, – соскочив с коня, я подбежал к Россу, – что это значит? Почему ваш отряд идёт вперёд, когда объявлен привал и не закончена разведка лесного массива?

– Господин капитан, почему я должен отчитываться перед вами? – Сухощавый и жилистый командир морпехов посмотрел на меня, как… Плохо, в общем, посмотрел. За такой взгляд и на дуэль можно вызвать.

– Я получил приказ своего командования следовать на Тяньцзинь, что я и делаю. Если ваши солдаты не способны выдерживать такой темп, как мои морпехи, это ваша проблема.

Я глубоко вздохнул и медленно выдохнул. «Что же, каждый выбирает свою дорогу самостоятельно. Дай Бог, чтобы моя чуйка и опасения сотника Смоленского оказались ошибочными, – подумал я, развернувшись и направляясь к оставленному коню. – Дай Бог!»





Глава 9. Игра со смертью




Вернулся на позицию неторопливой рысью. Пока я отсутствовал, пулемётная прислуга, понукаемая фейерверкерами под руководством капитана Муравского, оборудовала позиции для боя. Расставив на флангах «максимы», а в центре холма «мадсены», Виктор Александрович заставил ездовых спустить запряженные двуколки для пулемётов вместе с патронными, а также лошадей казаков в небольшую ложбину перед пригорком. Там их не должны были зацепить пули, если противник выйдет из леса и откроет огонь.

Оставив коника ездовым, я поднялся на пригорок к Муравскому.

– Как позиция, Виктор Александрович?

– Хотелось бы лучшего, но… – капитан сожалеюще махнул рукой. – Наблюдатели промеряют дистанцию, наводчики выставляют примерные прицел и целик. Если что-то действительно произойдет, одиночными пристреляемся, ну а потом… Хорошее оружие эти последние «максимы» на новых станках. Словно швейная машинка работает, особенно в умелых руках. А у меня все наводчики отлично стреляют. И повезло нашему дивизиону, что успели перевооружить.

– Действительно, хорошие машинки. По последним слухам в столице, Хайрем Максим согласился принять условия государя, и уже в этом году вместе с Норденфельтом по примеру генерала Мадсена будут строить под Тулой завод по производству русских моделей своих пулеметов. Возможно, перевезут и завод из Англии. Там начались какие-то судебные проблемы с фирмой «Виккерс», которую усиленно поддерживает британское правительство. Недовольны джентльмены, что император всероссийский имеет контрольный пакет акций «Maxim-Nordenfelt Guns and Ammunition Company» и что эта компания в основном выпускает оружие для нашей армии, – поделился я информацией с командиром полубатареи, от которой здесь присутствовало всего два пулемёта.

– По мне, так пусть три завода построят по выпуску этих пулемётов. Как бы хорошо было, если при каждой роте было хотя бы по два «максима», – мечтательно произнёс Муравский, а я почувствовал родство душ с ним по этому вопросу.