Полночь

Жаль, что на полированной поверхности дерева сразу же появились мокрые пятна, но ничего нельзя было поделать, с ее одежды вода текла ручьем.

Месса шла своим чередом. Кроме Крисси, в храме присутствовали лишь двое верующих, что само по себе было удивительно. Крисси обычно ходила с родителями только к воскресной мессе, в будний день она в последний раз была в церкви много лет назад и плохо помнила, сколько тогда было народу. Но скорее всего пришельцы и тут оставили свой след. Они наверняка не верят в Бога или, что еще хуже, верят в какого-нибудь демона по имени Яга или Скогблатт.

К удивлению Крисси, мессу служил не отец Кастелли, а молодой священник, недавно назначенный в приход. Его звали отец О'Брайен. Имя его было Том, и, подражая отцу Кастелли, он иногда призывал прихожан называть его отцом Томом. Молодой священник был приятным человеком – может быть, не таким приятным и веселым, как отец Кастелли, но Крисси он нравился, хотя она ни за что не могла заставить себя называть его столь фамильярно. Ведь если быть последовательной, тогда и папу римского следует величать папой Джонни. Родители Крисси часто вели разговоры о переменах в церкви, о том, что она стала менее официальной, они относились к этому с одобрением. Но Крисси уважала традиции и иногда жалела, что не родилась в те времена, когда мессы служили на латыни, когда они были таинственными и торжественными, когда в службу не входил глупый и пошлый ритуал «дарования мира», совершаемый самими прихожанами и обращенный к их соседям по церковным скамьям. Однажды Крисси присутствовала на службе в соборе в Сан-Франциско, там она была на каникулах. Мессу служили на латыни, по старым канонам, и Крисси просто влюбилась в этот обряд. Понятно, когда делают более совершенные самолеты, превращают черно-белое телевидение в цветное, спасают человеческие жизни с помощью более эффективных лекарств и медицинской техники, заменяют грампластинки на компакт-диски – все эти перемены нормальны и желательны. Но в жизни есть вещи, которые нельзя менять, так как в них люди ценят именно их неизменность. Если живешь в мире, где все постоянно меняется, то обязательно должно быть место, где царят мир и покой. Эта мысль казалась Крисси настолько естественной, что она не могла понять восторга ее родителей перед изменениями в церкви. Впрочем, взрослые иногда бывают такими недалекими.

Крисси посидела и послушала мессу примерно две минуты, то есть ровно то время, в течение которого ей надо было прочитать молитву и попросить благословения у Пресвятой Девы Марии. За эти минуты она также успела убедиться, что отца Кастелли в церкви не было – он иногда любил сидеть на скамье, как простой прихожанин, – не было его и у алтаря. Крисси встала еще раз на колени, перекрестилась и пошла назад, к выходу из церкви. Там мягко мерцали лампы, спрятанные за янтарно-желтыми стеклами. Крисси открыла входную дверь и собиралась уже шагнуть за порог.

Вниз по Оушн-авеню спускалась еще одна полицейская машина, но уже другая, не та, что она видела недавно. Эта была поновее, и в ней сидел только один полицейский. Машина двигалась медленно, полицейский словно высматривал кого-то на улицах.

Когда полицейский автомобиль пересекал перекресток у костела Девы Марии, ему навстречу выполз еще один автомобиль. Это был обычный «Шевроле» синего цвета. Необычным было то, что люди в этой машине вели себя точно так же, как полицейские, – они явно высматривали кого-то. Разъезжаясь на перекрестке, водители двух машин не обменялись никакими знаками, но Крисси почувствовала, что они заняты одним и тем же делом. И полицейские, и люди в штатском кого-то усиленно искали.

«Они ищут меня», – подумала Крисси.

Они охотятся за ней, так как она слишком много знает. Так как она вчера утром видела у себя дома своих родителей, обратившихся в пришельцев. Так как она была теперь препятствием для их планов установить контроль над всей человеческой расой. Так как пришельцы, возможно, хотят попробовать, какая она на вкус, если приготовить ее с гарниром из марсианского картофеля.

До сих пор Крисси видела только, как пришельцы берут людей под свой контроль, но ни разу не наблюдала, как они расправляются с людьми, пожирая их. И все же она продолжала думать, что аппетит у пришельцев отнюдь не вегетарианский, они наверняка лакомятся человеческим мясом. Крисси просто чувствовала, что так оно и есть. Когда машины разъехались в разные стороны, она приоткрыла дверь пошире и вышла наружу. Внимательно осмотрелась, нет ли поблизости других патрулей. Никого не было видно, и она свернула за угол здания. Здесь она также проверила, нет ли опасности, и направилась к жилому дому пастора.

Этот двухэтажный кирпичный дом был украшен по фундаменту гранитными плитами и выглядел весьма солидно. Разросшиеся у входа деревья прикрывали своей кроной Крисси от дождя, но она уже все равно вся промокла до нитки. Когда она ступила на порог дома, ее теннисные туфли при каждом шаге отвратительно чавкали.

Крисси уже собиралась нажать на кнопку звонка у входной двери, но ее вновь стали одолевать сомнения. Ей стало вдруг казаться, что она хочет переступить порог дома, над которым уже властвуют пришельцы, – мысль была довольно дикой, но полностью сбрасывать со счетов такую возможность было бы неразумно. Кроме того, она сообразила, что отец О'Брайен неспроста читает утреннюю мессу, возможно, он подменил отца Кастелли, дав ему отдохнуть, а она своим приходом в ранний час нарушит отдых пастора.

ЮНАЯ КРИССИ, – продолжала сочинять девочка, – БЫЛА, БЕЗУСЛОВНО, ОЧЕНЬ ХРАБРОЙ И СООБРАЗИТЕЛЬНОЙ. НО ЕЕ ОБОСТРЕННАЯ ЩЕПЕТИЛЬНОСТЬ В ВОПРОСАХ ЭТИКЕТА СЫГРАЛА С НЕЙ ЗЛУЮ ШУТКУ. В ТО ВРЕМЯ КАК ОНА, СТОЯ НА КРЫЛЬЦЕ ДОМА ПАСТОРА, РАЗМЫШЛЯЛА О ПОДХОДЯЩЕМ ПРЕДЛОГЕ ДЛЯ СТОЛЬ РАННЕГО ВИЗИТА, КРОВОЖАДНЫЕ ДЕВЯТИГЛАЗЫЕ ПРИШЕЛЬЦЫ УЖЕ ПРИМЕТИЛИ ЕЕ И, НЕОЖИДАННО НАПАВ СЗАДИ, СЪЕЛИ ЕЕ НА МЕСТЕ. К СЧАСТЬЮ, ОНА БЫЛА ПОЧТИ МЕРТВОЙ ОТ УСТАЛОСТИ И НЕ ПОЧУВСТВОВАЛА, КАК ЖЕСТОКО ОНИ РАСПРАВИЛИСЬ С НЕЮ, СМЕРТЬ ЕЕ БЫЛА БЕЗБОЛЕЗНЕННОЙ И МГНОВЕННОЙ.

Крисси позвонила. Два раза.

Мгновение спустя за причудливо изломанным декоративным стеклом, составлявшим верхнюю часть двери, показалась уродливая, призрачная фигура. Крисси уже была готова бежать со всех ног куда глаза глядят, но вовремя сообразила, что это всего лишь искаженная декоративным стеклом фигура пастора.

Отец Кастелли открыл дверь и застыл от удивления при виде ранней гостьи. Он был одет в черные брюки, в черную рубашку и в серый кардиган, так что, слава Богу, похоже, она не разбудила его. Пастор был невысокого роста, примерно пять футов семь дюймов, плотного телосложения, но не толстяк, его черные волосы уже поседели на висках. Его орлиный нос не мог создать впечатления суровости: все остальные черты лица были удивительно мягкими и придавали их обладателю – очень добродушный и сердечный вид. Он моргал явно от удивления – Крисси впервые видела его без очков – и наконец вымолвил:

– Крисси?

После этого на его лице появилась знакомая улыбка, и Крисси поняла по ней, что наконец-то попала туда, куда надо.

– Ну же, рассказывай, что тебя привело сюда в такую погоду? – Он заглянул за дверь и увидел, что на крыльце больше никого нет. – А где же твои родители?

– Святой отец, – начала Крисси, не удивившись тому, что голос ее дрогнул, – я должна поговорить с вами.

Улыбка исчезла с лица пастора.

– Что-нибудь случилось?

– Да, святой отец. Все очень плохо. Ужасно, ужасно плохо.

– Заходи же, заходи в дом. Да ты промокла до нитки! – Он провел ее в прихожую и закрыл дверь. – Милая девочка, так в чем же дело?

– Пришельцы, святой отец, – выдохнула Крисси, дрожа то ли от холода, то ли от страха.

– Проходи скорей на кухню, – предложил пастор. – Это самая теплая комната в доме. Я как раз приготовил завтрак.

– Я боюсь, что на ковре останутся следы от моих туфель, – сказала Крисси, указывая на красивую ковровую дорожку, устилавшую коридор. По сторонам от нее виднелся начищенный дубовый паркет.

– Об этом не беспокойся. Это старый ковер, он существует для того, чтобы по нему ходили. Этим надо пользоваться. Будешь пить со мной какао? Я всегда готовлю себе на завтрак большой кофейник хорошего какао.

Крисси, испытывая неизмеримую благодарность, пошла вслед за пастором по мягко освещенному коридору, в котором чувствовался запах лимона, сосновой смолы и чуть-чуть – ладана.

Кухня в доме пастора была очень уютной. Чистый пол из зеленоватого линолеума. Стены выкрашены в мягкий салатный цвет. Кухонные шкафы были из темного дерева с белыми фаянсовыми ручками. Поверхность столов была из серой и зеленой пластмассы. Здесь имелась вся необходимая кухонная техника – холодильник, плита, микроволновая печь, тостер, электрическая открывалка для банок – все как в обычной кухне. Это удивило Крисси, хотя тут не было, в общем-то, ничего удивительного. Священникам ведь тоже надо что-то себе готовить. Ведь не просить же Бога о том, чтобы он даровал им кусок хлеба с маслом и кофейник с горячим какао.

Запахи на кухне были восхитительные. Закипал кофейник с какао. Жарились тосты. На плите на небольшом огне поджаривалась колбаса.

Отец Кастелли предложил Крисси устраиваться на одном из пластмассовых стульев, окружавших стол, и стал расставлять перед ней тарелки, достал чашку; он суетился вокруг нее, словно она была цыпленком, а он – заботливой наседкой. Он поднялся наверх, принес два чистейших, пахнувших свежестью полотенца и предложил:

– Одним полотенцем вытри волосы, а в другое завернись, как в шаль. Сейчас ты живо у меня согреешься. – Пока Крисси выполняла его распоряжения, пастор снова сбегал наверх, за аспирином.

Положив таблетки на стол, он стал наливать ей апельсиновый сок.

– Апельсиновый сок – это именно то, что тебе сейчас надо. В нем полно витамина С. Аспирин с витамином С – это как бы двойной удар – он вышибет простуду из организма еще до того, как она там устроится. – Пастор повернулся к ней с бокалом сока в руке, и ей показалось, что он смотрит на нее с чувством жалости и понимания. – Дорогая девочка, так что же заставило тебя подняться так рано? – Казалось, пастор не расслышал ее слов о пришельцах. – Нет, подожди, расскажешь все за завтраком. Ты ведь не откажешься позавтракать со мной?

– Нет, я просто умираю от голода. Со вчерашнего вечера мне не удалось перехватить ничего, кроме двух шоколадных батончиков.

– Кроме двух шоколадных батончиков? – Пастор вздохнул. – Шоколад, конечно, дарован нам Богом, но его часто использует дьявол, чтобы ввергнуть нас в грехи чревоугодия. – Он погладил себя по круглому животу. – Я, конечно, тоже люблю поесть, но я никогда, ни-ког-да, – он подчеркнул это слово, – не предавался греху чревоугодия. К тому же, видишь ли, есть только один шоколад вредно, от него портятся зубы. Поэтому… у меня на сковородке – хорошая порция жареной колбасы, нам двоим вполне хватит на завтрак. Я как раз собираюсь еще поджарить себе пару яиц. Будешь яичницу?

– Да, с удовольствием.


– А тосты будешь?

– Конечно.

– Вот еще булочки с корицей. А вот – горячее какао. Крисси выпила аспирин, запила его соком. Готовя яичницу, пастор оглянулся и еще раз внимательно посмотрел на Крисси:

– С тобой все в порядке?

– Да, святой отец.

– Точно?

– Да, сейчас я чувствую себя гораздо лучше.

– Я очень рад, что за завтраком у меня такая приятная гостья.

Крисси допила апельсиновый сок. Пастор продолжал:

– Когда отец О'Брайен приходит после мессы, он ничего не ест. Говорит, что всегда, когда волнуется, не хочет ничего есть. – Отец Кастелли прищелкнул языком. – У всех молодых священников бывают желудочные колики, когда они начинают служить в приходе. Несколько месяцев у них дрожат коленки, как только они всходят на алтарь. Это ведь не так просто – отслужить мессу, молодые священники всегда боятся что-нибудь перепутать, они… они, наверное… думают, что тем самым они оскорбят Бога. Но дело в том, что Бога оскорбить не так-то легко. Если бы он был таким слабонервным, он бы давно перестал нянчиться с человеческим родом. Тогда они приходят после мессы и готовы съесть за завтраком целого быка.

Крисси понимала, что пастор говорит обо всем подряд только для того, чтобы как-то успокоить ее. Он наверняка заметил, насколько она измотана. Он хочет просто подбодрить ее, чтобы потом поговорить в спокойной обстановке. Она и не возражает против этого ни капельки. Ей действительно необходимо, чтобы ее поддержали.

Отец Кастелли продолжал заниматься приготовлением завтрака. Он поставил на стол всю необходимую посуду и снова обратился к Крисси:

– Ты, девочка, выглядишь не просто испуганной, ты как будто только что видела призрака. Но теперь тебе надо успокоиться. Конечно, даже взрослые люди иногда боятся чего-то, но надо понять, что мы сами создаем для себя большинство наших страхов. Если мы можем их создать, значит, мы в состоянии также и избавиться от них.

– В моем случае это не очень просто, – возразила Крисси.

– Посмотрим.

Пастор разложил яичницу с колбасой по тарелкам. Для Крисси впервые за целые сутки мир вокруг приобрел нормальные черты. Когда отец Кастелли предложил приступить к завтраку, Крисси с облегчением вздохнула. Ей страшно хотелось есть.





Глава 8




Шаддэк обычно ложился спать на рассвете, поэтому во вторник рано утром он поминутно зевал и протирал глаза. Он кружил по городу в поисках места, где он смог бы поспать в машине несколько часов. Только бы поблизости не было Ломена Уоткинса. Уже начинался день – серый, мрачный: солнце лишь изредка проглядывало сквозь тучи и слепило глаза.

Ему пришла в голову мысль отправиться к дому Паулы Паркинс, той женщины, которая пала жертвой «одержимых» в сентябре. Ее участок размером в полтора акра находился на окраине города, в самой необжитой его части. Родственники из Колорадо выставили его на продажу через местное агентство по торговле недвижимостью, но предложение не нашло покупателя. Шаддэк заехал во двор, поставил машину в пустой гараж, выключил двигатель и закрыл массивные ворота.

Он вынул банку кока-колы, съел бутерброд с ветчиной. Стряхнул крошки. В задней части кузова были сложены одеяла, Шаддэк улегся на них и погрузился в сон.

Бессонницей он никогда не страдал, возможно, потому, что был уверен в своем жизненном предназначении, в своей судьбе и не тревожился за завтрашний день. По его глубокому убеждению, все должно было развиваться по плану, разработанному им самим.

На жизненном пути ему постоянно попадались приметы, говорившие о его незаурядности, знаки судьбы сулили ему успех в любом из начинаний.

Впервые он узнал о приметах от Дона Ранингдира. Ранингдир – что значит «Бегущий Олень» – был индейцем, Шаддэк так и не смог понять, какого племени, и служил садовником в доме отца Шаддэка в Фениксе. Он брался, впрочем, за любую работу. Бегущий Олень был ловким и быстрым во всем. Обветренное лицо, стальные мускулы, натруженные руки. Яркие, маслянисто-черные глаза излучали удивительную энергию. Многие не выдерживали этого взгляда и опускали глаза… или, наоборот, не могли пошевельнуться, как бы этого ни хотели. Индеец начал присматриваться к юному Томми Шаддэку, позволяя ему время от времени выполнять вместе с ним ту или иную работу по хозяйству. Отца и матери Томми в это время не бывало дома, и никто не знал, что мальчик проводит время с человеком явно не его круга. Получалось так, что Томми в возрасте от пяти до двенадцати лет все свое свободное время проводил с индейцем. Родителям было не до сына.

В памяти Томми очень отчетливо отпечатался день, когда Бегущий Олень обратил его внимание на одну примету – змею, впившуюся в собственный хвост…

Томми было тогда лет пять. Он ползал среди своих игрушек фирмы «Тонка» на заднем дворе их большого дома в Фениксе. Но больше, чем игрушки, его интересовал индеец, подстригавший кустарник большими садовыми ножницами. Стояла полуденная жара. Индеец снял с себя рубашку, на загорелом теле перекатывались мощные мускулы. Мальчик завороженно смотрел на сильное мужское тело.

Судья Шаддэк, отец Тома, был худощавым, бледным мужчиной, его сын телосложением пошел в отца и был чрезвычайно худ. На тот момент Бегущий Олень работал у них всего две недели, но даже за это время Томми почувствовал необъяснимую тягу к этому человеку. Бегущий Олень просто иногда улыбался ребенку и рассказывал сказки о койотах и гремучих змеях и о других животных пустыни. Иногда он называл Томми «Маленький Вождь», это было первое прозвище, которое мальчик получил в своей жизни. Мать всегда называла его Томом или Томми, отец обращался к нему торжественно – Томас. Так вот, в тот жаркий день он играл в свои игрушки, но с каждой минутой все больше отвлекался, пока не бросил их совсем и не уставился на Бегущего Оленя как завороженный.

Неизвестно, сколько времени продолжалось это оцепенение. Он очнулся от голоса Бегущего Оленя, звавшего его.

– Маленький Вождь, подойди сюда, взгляни, что здесь происходит.

Эти слова поразили его, он не мог произнести ни звука. Руки и ноги ему не повиновались. Он словно обратился в камень. – Иди же, иди сюда, Маленький Вождь. Ты должен это увидеть.

Томми удалось в конце концов подняться на ноги, он выбежал на лужайку и приблизился к кустарнику, окружавшему плавательный бассейн, туда, куда звал его Бегущий Олень.

– Это большая редкость, – торжественно произнес индеец и указал на зеленую змейку, лежавшую у его ног на горячем от солнца бетонном обрамлении бассейна.

В страхе Томми отпрянул назад.

Однако индеец схватил его за руку, притянул к себе и сказал:

– Не бойся, это всего лишь безобидный уж. Он тебя не укусит. Но он здесь не случайно, он послан сюда, чтобы подать тебе знак.