Полное оZOOMление

Все началось незадолго до введения карантина и режима самоизоляции. Катюша написала маме записку и прикрепила не к холодильнику, как обычно, а к собачьей миске. Катюша, согласно школьной программе, проходила анаграммы и неожиданно увлеклась процессом. Она оставляла маме зашифрованные послания, прежде чем уйти на рисование, или просто так, ради развлечения, даже если мама находилась в соседней комнате. Иногда в анаграммах Катюша сообщала маме то, что не решалась произнести вслух: про «трояк», полученный за контрольную по биологии, или про то, что разбила чашку.

Наташа не была сильна в анаграммах, но терпела. Никакое другое занятие не вызывало у дочери столь явного и длительного интереса. Расшифровка занимала у мамы школьницы достаточно времени и лишила нескольких нервных клеток, потому что Наташа не знала, что случилось – хорошее или плохое? К тому же дочь сильно поднаторела в шифровках и выдавала не самые типичные сочетания букв.

Наташа уже шарахалась от холодильника, на который Катюша магнитом прикрепляла очередное послание. В тот раз мать сначала выдохнула, не увидев на холодильнике нового донесения под грифом «секретно», а потом вдохнула, потому что записка переместилась на новое место – собачью миску. Катюша воспользовалась скотчем и прикрепила намертво. Наташа еле отодрала, не переставая думать о том, что сейчас вот вообще не вовремя – сил нет, устала, как та самая собака, на работе цейтнот и полная неопределенность.

Дольше всего Наташа билась над словом «лимол», которое никак не складывалось в «лимон». Дальше следовало, что некто «лимол» выскочил из комнаты и наелся шерсти с ковра. Наташа решила, что у дочери прекрасное чувство юмора, раз она решила рассказать ей о том, что уронила лимон на ковер. А возможно, разлила чай с лимоном.

Наташа вдруг решила, что очень хочет винегрета, просто нестерпимо, и не поленилась сбегать в магазин за горошком и солеными огурцами. Катюша в это время находилась на занятии в студии рисования.

Винегрет удался на славу. Наташа даже сама себя похвалила. Но на душе все равно было неспокойно: почему Катюша приклеила записку с анаграммой к собачьей миске? Может, это что-то значило?

Домашнего питомца породы карликовый мопс завела дочь. Она умоляла маму, извела ее совершенно. Собаку, которая была похожа на что угодно, только не на одушевленный предмет, Наташа терпеть не могла. Игрушка, которая отчего-то вдруг лаяла и у нее не было кнопки, чтобы выключить звук. Боявшаяся собственной тени, дрожавшая и нервная. Молли – так ее назвала Катюша – обладала хрупким здоровьем. Заводчики предупреждали: нужно особенно следить за нервной системой, сердцем, легкими и дыхательными путями «вашей девочки».

– Какая она мне «ваша девочка»? А кто за моим здоровьем будет следить? – пыталась пошутить Наташа, но заводчики шутки не оценили. И еще раз рассказали про слабые легкие и дыхательные пути. Наташа хотела сказать, что больше волнуется не за дыхание собаки, а за то, чтобы ее ненароком не сдуло ветром на прогулке.

– Первое время не гулять, – предупредили заводчики, будто услышали Наташины мысли. – Приучите к пеленочке.

– Байковой или батистовой? – снова пошутила Наташа.

Но заводчики оказались вообще без юмора.

– Обычной, детской, одноразовой. Разве вы не мать? У вас же есть дочь. Разве вы не знаете про пеленки? Только если у вас паркет и пеленка скользит, прикрепите скотчем, чтобы девочке было удобно и она не пугалась.

Наташа закатила глаза. Заводчики нахмурились – можно ли отдавать щенка в столь безответственные руки? Катюша смотрела на мать и на заводчиков взглядом, в котором было все – мольба, подступившие слезы, отчаяние, надежда.

Молли оказалась на редкость брехливой и психически нестабильной. За свое детство она умудрилась переболеть всеми возможными болезнями. Наташа ходила в ветклинику так часто, как с ребенком, то есть с Катюшей, не ходила. То у Молли дыхание слишком шумное, то она во сне вздрагивает, то лежит пластом целыми днями и всем видом показывает, что жизнь ей не в радость.

Молличка, как называла ее ласково Катюша, требовала особого питания, особого отношения и прочего «особого» – от собачьих игрушек, не травмирующих психику, до гардероба – собака мерзла и отказывалась закаляться. На свежем воздухе начинала чихать и изображать бронхит, кашляя как сенбернар-спасатель на ответственном задании или овчарка-пограничник после тяжелой смены. Никакого толку от собаки не было, как Наташа ни искала. Ни ласки, ни нежности, никаких милых облизываний, забавных ситуаций. Молли все время страдала и истерила на пустом месте.

Катюша попыталась с ней потискаться, но безуспешно: она не нашла от питомца душевного отклика, к тому же Молли в результате этих попыток стала подволакивать лапу. С подозрением на вывих Наташа отвезла собаку в ветеринарку, где вывих не подтвердился, а депрессия от пережитого стресса – да.

Катюша стала мечтать о кролике. Или крысе. Или, на худой конец, о хомячке. Мать могла понять дочь, но решительно ответила, что грызунов в доме не потерпит ни в каком виде. Тем более в виде кролика.

Наташа выгуливала Молли по утрам, чуть ли не таща собаку волоком на поводке – та категорически отказывалась гулять. Садилась на попу, и Наташе приходилось ее тянуть. Молли упрямо сидела на попе. Наташе упрямства было не занимать, и она продолжала тянуть. Так они проделывали половину пути – хозяйка тащила за собой собаку, которая сидела, развалясь, на попе и упиралась всеми лапами.

Наташа разве что не гавкала, рассказывая собаке, как она тоже не хочет вставать в шесть утра и тащиться в парк. Им, точнее Наташе, делали замечания все встречавшиеся по пути собачники. Мол, собаку вы не чувствуете, не понимаете. Наташа даже вспомнила, как гуляла с маленькой Катюшей и ей тоже все мамочки, а также бабушки – знакомые и незнакомые – делали замечания. Мол, не понимаете ребенка, не чувствуете.

Если бы существовали органы опеки над собаками, то Наташу давно поставили бы на учет как нерадивую и безответственную хозяйку.

После прогулки у Молли случался нервный срыв, и она пряталась под диваном. На любой звук реагировала лаем. Ну не то чтобы лаем, скорее истерическим скандалом. Молли срывалась на истошное повизгивание. Вот визжать она могла очень долго, без всяких проблем с дыхательной системой. Могла цапнуть за щиколотку, если та попадалась в поле ее зрения, и тут же сбежать под диван. Обычно Молли реагировала на щиколотку Наташи. Прикусывала не больно – она и кусаться толком не умела, – но всегда неожиданно и оттого обидно.

Наташа готова была смириться со многим. Но Молли, достигнув взрослого возраста, начала храпеть. И храпела так, будто она не собака-девочка, а собака – взрослый дядечка.

– Лучше бы я еще раз замуж вышла, – причитала Наташа, проснувшись среди ночи от этого храпа.

Катюше храп нисколько не мешал, ее пушкой нельзя было разбудить.

Молли часто становилось то ли скучно, то ли тоскливо, и она начинала грызть туфли, оставленные в коридоре, коврик в ванной, утаскивала под диван тапочки.

Наташа пыталась договориться с собакой, предлагая ей выбор – или ты храпишь, или грызешь. Но Молли не понимала. Или делала вид, что не понимает. Один раз Наташа пошла на крайние меры – разбудила храпящую, как муж, которого не имелось в наличии, собаку и ткнула ей обгрызенным ботинком в морду. У Молли вместо осознания содеянного и пробуждения совести случился еще один нервный срыв. Она начала как-то странно подвывать, высовывать язык и не засовывать назад, приволакивать заднюю правую лапу.

Наташа, выругавшись не как женщина, а как муж, которого, как мы помним, у нее не было и не предвиделось, запихнула Молли в переноску. Транспортное средство для собаки размером с две ладони стоило как новое вечернее платье для корпоратива, на который Наташа не попала из-за Молли и сгрызенных ею новых туфель.

В ветеринарке их приняли как родных и с ходу поставили диагноз: «девочка», то есть Молли, опять вся на нервах, а Наташа – плохая мать, то есть хозяйка, раз довела «бедную малышечку, пупусечку, кукусечку» до такого состояния.

Услышав про «малышку и кукусечку», Наташа хотела гавкнуть на ветеринаршу и даже укусить ее за щиколотку, но сдержалась. Ожидая, когда Молли проведут полную диспансеризацию, Наташа поймала себя на мысли, что уже давно спокойно реагирует на температуру, кашель и другие жалобы собственной дочери. И пристально наблюдает за Молли – как она дышит, как гуляет, как ест.

Наташа хотела уделять дочери больше внимания, поэтому и вспомнила про игру «Шифровальщики», когда дочь пришла за помощью по русскому – никак не могла разобраться в анаграммах. Наташа даже обрадовалась поначалу, поскольку надеялась таким образом узнать, что дочь беспокоит.

Ведь куда легче оставить послание в шифровке, чем высказать его словами.

Так и случилось – Катюша каждый день оставляла маме шифровки.

Когда Наташа задумалась о том, что надо бы Катюше рассказать про палиндромы, потому что анаграммы уже порядком надоели, Молли начало тошнить. Собака изрыгала из себя какие-то нитки. Наташа подумала про глистов. Молли выплюнула нитку красного цвета, а потом синего. Наташа решила, что глисты не бывают разноцветными, и немного успокоилась. Но потом в голову пришла мысль, что глисты могли мутировать, окраситься под воздействием пищи, особой, предназначенной именно для этой породы, стоившей столько, будто корм был присыпан сверху трюфелями или содержал в своем составе черную икру.

Наташа схватила собаку, засунула в переноску, дотащила до ближайшей ветклиники, благо та находилась в соседнем доме, и рассказала врачу, что у Молли скорее всего глисты, но разноцветные. Или инородное тело в желудке, отличающееся разноцветными то ли нитками, то ли проволокой. Молли, как назло, вдруг перестало тошнить, и врач сказал, что нужно сделать рентген – чтобы исключить наличие в желудке не пойми чего.

После полного обследования Молли вернули со словами «иди к мамочке», и Наташа оглянулась в надежде, что обращаются к другой женщине. Никак не могла привыкнуть к тому, что мамочка псины – это она.

Молли была признана абсолютно здоровой, но ей прописали витамины, минералы и что-то еще от нервов. И побольше двигательной активности – не помешает сбросить вес. Наташа, оплачивая внушительный счет, обещала придушить Молли собственными руками. Она прицепила поводок и потащила собаку домой традиционным способом – Молли ехала на попе, наотрез отказываясь от двигательной активности. Наташа же рассказывала собаке, что у нее самой тоже лишние килограммы, и морщины, и недостаток витаминов и минералов. И лекарства от нервов ей тоже нужны. И никакая она ей не «мамочка». Вот ведь мода пошла – собачники совсем с ума посходили.

Катюша, вернувшаяся домой с рисования и не застав маму и Молли, сидела в коридоре и волновалась. Девочка кинулась целовать собаку.

– А меня ты не хочешь поцеловать? – ревниво спросила Наташа у дочери.


И рассказала, что Молли тошнило, она отвела ее к врачу, но все в порядке.

– Так я же тебе написала, что Молли ела ковер! – удивилась Катюша.

– Где написала? – не поняла Наташа.

– Вот здесь! На миске! Предупредила тебя!

Катюша подошла к собачьей миске, оторвала записку и показала матери.

– Да, я видела, только не поняла, при чем тут лимон.

– Мама, я написала «лимол»! Это – Молли!



Я хохотала до слез.

– Теперь Молли в хорошей форме, как я понимаю? – спросила я соседку.

– Да, в прекрасной! Дочка гуляет с ней в семь утра. Смотреть, как она будит собаку и выволакивает ее на поводке, – это отдельное удовольствие. Потом я выгуливаю Молли в десять – мне же тоже нужна двигательная активность. И еще два выгула вечером. У Молли все нервные срывы прекратились. Похудела. Ест, что дают, не капризничает вообще. Даже храпеть перестала. Не собака, а подарок судьбы.

– Могу вместо вас выгулять Молли, – предложила я в шутку.

– Записывайтесь. У нас уже на всех собак в доме очередь. Есть отдельный чат. Могу вас туда добавить, – ответила Наташа.

– Вы серьезно? – уточнила я.

– Серьезней некуда. Что называется, не было бы счастья, да несчастье помогло. Молли, пойдем домой. Вставай. Тебе еще с Катюшей гулять.

Собака посмотрела на хозяйку так, что я решила не вставать в очередь на выгул.





Быт или не быт? Домохозяйки в депрессии




Меня все-таки накрыл приступ депрессии. Я держалась, сопротивлялась, запретила себе смотреть новости и следовала совету психологов – видеть прекрасное в каждом моменте, наслаждаться новыми возможностями, что-то постигать, открывать, закрывать и переоценивать. Простите, ни фига не работает.

Готовить надоело. Все-таки я не прирожденный кулинар и не получаю удовольствия от выкладывания клубники идеально ровным кругом поверх торта. Я готовлю быстро, задней левой ногой. И вот однажды я испекла пирог с сыром, сделала жаркое и пожарила люля-кебабы. Очень гордилась собой, если честно. Минут пять. До того момента, пока не увидела в родительском чате сообщение от одной мамочки, сопровождавшееся красивыми фотографиями. «Сделала домашний печеночный паштетик. А какой паштет без хлебушка? Испекла для своих любимых. Ням-ням». У меня начал дергаться глаз. Мой пирог не шел ни в какое сравнение с караваем хлеба – красивым, лежащим на полотенце, тоже красивом, с идеальными складками. Про паштет в красивой баночке я вообще молчу. Куда мне с банальным жарким или как правильно склоняется это блюдо?

Родительский чат восхищался хлебом и паштетом. Правда, недолго. Возникла новая тема.

«Девочки, всем привет. Подскажите, если кто знает. Почему электронный градусник показывает разную температуру под мышкой и во рту? Если во рту тридцать семь и семь, а под мышкой тридцать пять и восемь, это как считать? Среднюю?» – спросила одна из мам.

«А зачем вы в рот градусник суете?» – уточнила другая.

«А мы в попе измеряем, ректально», – призналась еще одна.

«Кто-нибудь знает, как правильно и где?» – тут же задала вопрос третья.

Вопрос оказался насущным и болезненным, затмившим рецепты хлеба и паштета. Из серии «то, что вы давно хотели знать, но стеснялись спросить».

Мамы младенцев выставляли таблицы «диапазона нормальной температуры для детей разного возраста». Подмышечная, оральная, ректальная, тимпаническая. Значения, показатели.

«Простите, а тимпаническая – это где?» – спросила с явным ужасом одна из мам.

«В ухе, естественно. Как можно такое не знать?» – удивилась мама-специалистка.

И всем остальным, то есть еще тридцати мамам, участвующим в чате, стало стыдно не знать «такое».

Но тут опытные мамы взяли себя в руки и объявили, что градусникам вообще нельзя доверять, особенно современным цифровым. Лучший способ, проверенный временем, – губами ко лбу.

«И как понять губами, какая температура?» – уточняли в панике молодые мамы.

«Вы же мать! Как можете не понять? Вы должны почувствовать!» – отвечали опытные родительницы.

«А вы что, каждый день температуру измеряете?» – спросил кто-то.

«Естественно! Дважды в день», – ответили дружно ответственные мамы.