Полное оZOOMление
Часть 24 из 31 Информация о книге
– К штативу, но мы его не заказали. Не волнуйся, мам, я же придумал вазу под микрофон, придумаю что-нибудь и для поп-фильтра. – Надо не забыть сфотографировать полученную конструкцию, – рассмеялась я. Бабушка – лидер революции, арбуз в ванной, или Жизнь продолжается – Вася, а Юрия Палыча не вернут? – Вряд ли. Он уже в возрасте. – Жаль, он такой хороший! Я заглянула в комнату сына. Василий развлекал сестру видео физических опытов, которые проводили космонавты на МКС. Симе понравилось, как вода летает в невесомости и космонавты ее пьют. Я не поняла, какая связь между космосом и Юрием Палычем. Ладно бы еще Илона Маска обсуждали. – Дети, а кто такой Юрий Палыч? – уточнила я. – Мам, ну ты что? Это же Семин! – удивилась дочь моей неосведомленности. Насколько я поняла, увольнение знаменитого футбольного тренера любимой команды нашей семьи произвело на дочь большее впечатление, чем запуск ракеты Маска, который Вася ей тоже показал. Я пошла думать про возраст, решив немного пострадать на эту тему. Но тут позвонила мама, и мне опять не удалось впасть в рефлексию. Мама, уехав на дачу, не оставляла попыток зазвать нас в гости. Когда все Подмосковье затопило даже не по колени и не по пояс, а по самое горлышко, мама утверждала, что у них в деревне сухо. Вот ни дождинки не пролилось за все время. Когда я сидела в теплой кофте, обмотавшись сверху пледом, мама твердила, что вот у них – жарища. Хоть в купальнике ходи. Да, я заметила некую странность. Я звонила, но мама не отвечала. Однако перезванивала через десять минут. Позже она призналась, что за эти десять минут успевала заварить чай, залезть под три одеяла, включить обогреватель и справиться с зубами, которые от холода отбивали чечетку. – А батареи? А камин? – спросила я. – Батареи чинить надо, камин из-за ветра дует внутрь, – ответила мама. – А продукты? Лекарства? Ты ездила в город? Собиралась же! – перепугалась я. Да, у мамы есть знакомый водитель, который ее обожает и возит по первому зову куда угодно. Есть соседка, которая регулярно приносит домашние яйца, козье молоко и творог. Есть автолавка, которая специально привозит сигареты той марки, которые предпочитает мама, и прочие эксклюзивные товары вроде молотого кофе, чая непременно с бергамотом и колбасы, которая так и называется: «колбаса Ольги Ивановны». Я уверена, что пока автолавка не реализует весь этот товар, который никому, кроме мамы, не нужен, не уедет. Лучше бы я не спрашивала про поездку в городской магазин. Мама поехала в ближайший к деревне супермаркет. Поскольку пропуска в Подмосковье отменили, она ехала со спокойной душой. И действительно, на перекрестке, где обычно стоит кордон, полицейские смотрели в сторону леса, а вовсе не на дорогу. Мама на всякий случай легла на заднем сиденье, чтобы ее не было видно, и прикрылась дождевиком, будто она не пассажирка, а вещи, накрытые пленкой. – Вылезайте, Ольга Ивановна, они на сегодня уже план выполнили, – успокоил маму водитель, имея в виду полицейских. Мама выползла из-под дождевика и оставшуюся часть пути смело и свободно курила в форточку. Как ответственная женщина, перед входом в супермаркет она натянула маску, взяла тележку и направилась к входу. Но вдруг ее остановил охранник: – Вам нельзя. – Это еще почему? – опешила мама, решив, что пропустила какое-то новое постановление, разрешение или запрет. А она смотрит новости каждый день, просматривает официальные и независимые СМИ, сопоставляя данные. И ни на одном ресурсе не значился запрет на ее посещение супермаркета. – Масочно-перчаточный режим, – сказал охранник. – А это у меня что? Забрало? Шлем? Паранджа? – Мама сняла маску и принялась размахивать ею перед носом охранника. – У вас перчаток нет, – тихо сказал охранник. – Вы же шестьдесят плюс, вам вообще нельзя! Даже выходить. Вам режим самоизоляции не отменили. Зря он это. Мама посмотрела на него взглядом маньяка-убийцы. Если бы сотрудник ЧОПа просто вежливо попросил приобрести перчатки, мама бы слова поперек не сказала. Она честно забыла про перчатки, а ведь купила целую пачку, поскольку я ей все уши прожужжала. Про возраст ей напоминать нельзя. Никогда. Ни в какой ситуации, даже в критической. Она всех убеждает в том, что ее паспортные данные – злостная ошибка. Паспортистка ошиблась на десять лет. И ладно бы в другую сторону ошиблась, так нет же! В эту версию можно было поверить с легкостью – у мамы в паспорте буква «и» в фамилии аккуратно зачеркнута и сверху, по-ученически, написано «е». В годе рождения написано «1849». Восьмерка «перемулевана», или «перекалякана», как в подобных случаях говорила наша любимая первая учительница, на девятку. Что тогда мама сделала с паспортисткой, я не знаю. Предполагаю, что напоила до потери сознания. Мама убеждена, что выглядит на сорок плюс, причем плюс очень небольшой, чисто символический. Когда я, ее дочь, напоминаю, что это вообще-то мне уже сорок плюс, мама обижается и не разговаривает со мной дня три как минимум. А потом объявляет: – Этого не может быть! – Чего не может быть, мамочка? – уточняю я. – Мне не может быть сорок плюс? – При чем тут ты? Тебе сколько угодно. Но тогда я не твоя мать! Мне не может быть столько лет, если у меня такая дочь! – Хорошо, мамочка, только не нервничай, – покорно соглашаюсь я. А тут ей прямым текстом какой-то посторонний охранник в лоб заявляет про шестьдесят пять плюс. Не знаю, как этому дерзкому мужчине удалось уйти живым. Обычно мама пленных не берет. Она вдохнула, выдохнула и решила разнообразить свои скучные будни хорошим скандалом. Но опять все пошло не так. Мамуля у нас одинокий воин в одиночном пикете – терпеть не может, когда внимание зрителей рассеивается и переключается на других героев. Она главная прима и звезда. С ней все должны прыгать, скакать, носиться и всячески ее успокаивать. Она наслаждается вниманием благодарных зрителей. Но тут к ней совершенно непредвиденно присоединились еще несколько женщин. Они сорвали перчатки, оттянули маски, чтобы было удобнее кричать, и накинулись на бедного охранника. Все дамы находились в зоне риска, и все они еще не имели законного права выезжать в магазин за покупками. Женщины выкрикивали свой возраст, доставали паспорта и тыкали ими в лицо охраннику, называя того мальчишкой. Пеняли на то, что он годится им всем в сыновья, а еще хамить себе позволяет. Да, охраннику еще и сорока не исполнилось, как выяснили оскорбленные женщины «шестьдесят плюс», волей провидения собравшиеся в одном месте в одно время. Охранник готов был на все – выдать бесплатно перчатки, пропустить всех вовсе без перчаток, но это послевоенное поколение так просто не сдается. Да и засиделись женщины по домам в четырех стенах, никакой светской жизни, а тут такой накал страстей. Дамы маршем феминисток дошли до администрации магазина и потребовали к ответу высшее руководство. Конечно, возглавляла шествие моя мама, которую все соратницы горячо заверили, что она выглядит на пятьдесят, и это самый возможный допустимый максимум. – Девочки! Это дискриминация по возрастному признаку! Эйджизм! – кричала мама, войдя в роль то ли Розы Люксембург, то ли Клары Цеткин. – Да! – кричали в ответ «девочки», обалдевшие от мудреного, очень непонятного и оттого значимого и важного определения «эйджизм», и размахивали перчатками. Кто-то из дам достал одноразовые перчатки из большой пачки и подбрасывал средства индивидуальной защиты в знак протеста. – И в воздух чепчики бросали, – объявила громко мама, увидев летающие перчатки. – Да-а-а-а! – закричали дамы и стали срывать с себя маски и подбрасывать их. – Девочки, мы социально ответственные женщины! – призвала к порядку мама. – Да-а-а-а! – Женщины достали запасные маски, раздали тем, у кого не нашлось «сменки», и продолжали бросаться уже с соблюдением масочно-перчаточного режима. Кто-то бросал шарфики, сорванные с шеи. – Девочки! Разве мы выглядим на свой возраст? – вопрошала мама, забравшись на стойку с картошкой, как Ленин на броневик. – Не-е-е-ет! – кричали девочки. – Простите, а что такое этот… ну, как вы только что сказали? – спросила робко одна из участниц акции протеста. – Тихо! – одернула ее соседка. – Не мешайте слушать! – Девочки, нас вычеркнули из жизни! Мы никому не нужны! Конечно, проще запереть нас в домах, чтобы мы сдохли, как мухи! Белые, нет, зеленые, опухшие от отеков мухи! А пенсии? А здравоохранение? – выкрикивала мама популистские лозунги, входя в раж. – Да-а-а-а! – отвечали девочки, которых становилось все больше. – Соблюдайте социальную дистанцию, – тихо и совершенно неубедительно призывал охранник. – Уйди отсюда, а то мы тебя заразим! – пригрозила одна из активисток революционного движения, которые встречаются в каждой группе, пусть и не самой многочисленной. – Скандинавская ходьба! Почему нас лишили физической активности? – кричала мама, хотя сама лыжные палки держала в руках в прошлом веке или в позапрошлом, если не принимать во внимание ее паспортные данные и возраст родной дочери. – Да-а-а-а! – закричали громко сразу несколько женщин, видимо, поклонницы скандинавской ходьбы, лишенные регулярных тренировок. – А чего требуем? – спросила робкая женщина из числа ненадежных элементов – тоже обязательный персонаж любого революционного движения. – Чего мы требуем? – передала вопрос активистка, выкрикнув громко, как лозунг. – Мы требуем нормальных условий жизни! Элементарных! Равных для всех! Нет разделению по возрастному признаку. Скажем нет эйджизму! – вещала мама, которую возникшие вдруг вопросы про требования совершенно не смутили. – А конкретно? – уточнила робкая женщина. – Конкретно? – Мама, все еще стоящая на ящике картошки, окончательно вошла в роль революционерки. Я думаю, она прикидывала, как ей спуститься, чтобы не сломать шейку бедра. Это главная травма пожилых, и мама готова была сломать позвоночник, лишь бы не шейку бедра. У нее просто пунктик такой. Хоть ногу, руку, сотрясение мозга, только уберечь шейку бедра. – Вы хотите знать, что конкретно? Хотите? Не слышу! – Да-а-а-а! – Пожалуйста! Вернуть к работе салоны красоты! Мы имеем законное право красить волосы! Маникюр со скидкой каждой пенсионерке! Всем женщинам шестьдесят плюс – массаж воротниковой зоны бесплатно! Девочки, поддержите меня! Какие еще предложения по требованиям? – Педикюр тоже со скидкой! Выщипывание и окраска бровей бесплатно! – Бесконтактная доставка валокордина в каждый дом! – Внуки – не приговор, а только по желанию! – Право на личную жизнь! В том числе свободную от детей и родственников! – Да-а-а-а! Женщины дружно выкрикивали лозунги. В данном конкретном супермаркете, в который заезжают все столичные жители по дороге на дачи, руководство объявило вип-проход для «дам в зоне риска», обслуживание вне очереди, скидки на «возрастные» средства по уходу за кожей лица и рук и памперсы. – Мам, зачем вам памперсы понадобились? – уточнила я, рыдая от смеха, слушая мамин рассказ про устроенную ею революцию в отдельно взятом супермаркете. – Не знаю, но девочки очень просили, – ответила мама. Да, руководство магазина мне стало искренне жаль. Они тут же переклеили ценники на детские памперсы, подразумевая, что революционерки требуют памперсы для внуков. Но непонятые женщины обиделись и пошли новой протестной волной. – Я в этом не участвовала, – хмыкнула мама.