Полное оZOOMление

– Дети в ванной, – ответила я лаконично, все еще размышляя над тем, как накормить всех отказывающихся нормально есть детей во всем мире. Да, Вася весь в меня. Я тоже отвечаю односложно, когда оказываюсь не в состоянии дать развернутое объяснение.

– А подробности можно узнать? – спросил муж. – И почему ты поливаешь цветок моей водкой?

Вместо ответа я залилась горючими слезами и еще раз, совершенно случайно, сделала глоток из бутылки с водкой. Разве что с фикусом не чокнулась.

Муж бросил пакеты и пошел в ванную. Где и увидел то, что видела я.

– А что происходит? – спросил он, вылетев в коридор.

– Пока не знаю. Они уже пару часов занимаются сплавом арбуза. Возможно, следствие карантина и самоизоляции. Психосоматика, своеобразный выплеск эмоций, реакция на стресс, пубертат Симы, неврология у Васи… Я пока не разобралась. Вообще сначала решила, что у меня галлюцинации.

– Ты у них не спрашивала? – удивился муж.

– Нет, оставила для тебя это развлечение. Я сушила арбуз феном. Иди и спроси, что происходит в моей ванной.

Но дети вдруг вышли из ванной, и Сима дала объяснения, избавив нас от необходимости задавать вопросы.

Этот проект Василий реализовывал классе в восьмом. Но не дома, а в квартире у друга, на пару с которым придумал и провел физический эксперимент. И он решил рассказать про него сестре. Сима потребовала наглядной демонстрации. Василий, которому, видимо, нечем было заняться во время сессии, решил эксперимент повторить, усложнить и дополнить производными данными.

– А в чем суть? – поинтересовался муж.

Суть заключалась в нестандартном мышлении и необычности. Так, учительница физики собиралась понять, кого оставить в физико-математическом классе, исторически считавшемся самым сильным в школе, а кого отправить на экономику или вовсе сослать в гуманитарии.

Вася придумал задачу. Люди сидели на большом арбузе, который веревками, привязанными к лапам, тянули по морю альбатросы. Условие – переплыть с одного берега на другой за два часа. Ни минутой раньше, ни минутой позже. Сколько потребуется альбатросов, чтобы успеть? Сколько людей должно сидеть на арбузе? Требовалось учесть силу ветра, течения, вес людей, зачем-то забравшихся на арбуз, и силу тяги одного несчастного альбатроса, чтобы потом помножить ее на нескольких птиц.

– Васюш, я все поняла, кроме альбатросов, – призналась я.

– Мам, ну это же детский сад. Как лошадиные силы в автомобилях. У меня были альбатросовы силы.

– А почему не баклановы? – уточнила я.

– Какая разница? Нужны птицы.

– А если арбуз слишком спелый и разломится? Вы это учли? А если кто-то из пассажиров свалится с арбуза или альбатрос плечо, то есть крыло, себе вывихнет в процессе доставки? Тогда что? – уточнила я.

– Мааам! Не усложняй задачу! – закричал сын.

– Прости, я просто спросила. Жизнь, она такая, не всегда соответствует физическим формулам. Мне кажется, что один из альбатросов точно должен вывихнуть крыло, а другой налопаться рыбы, от которой его станет тошнить. Морепродукты очень токсичны, могут привести к тяжелому отравлению. Опять же, платье балерины, лапа Басика и грива пони – они ведь замедляют движение. Если они мокрые, то альбатросам тяжелее их всех тащить.

– Мам, это научпоп, а не физика в чистом виде, – ответил сын.

– А бабушка говорила, что молочный зуб вырывают ниткой и дверью, – сказала дочь. – Это как? Физика или нет? У меня зуб шатается. А зубная фея прилетит, если дверью? Я боюсь дверью. Бабушка очень страшно рассказывала.

– Что? Бабушка рассказывала тебе про вырывание зуба с помощью двери? – ахнула я.

– Ну да, врачи-стоматологи еще не работают. А у меня зуб совсем шатается, – призналась Сима. – Только я не поняла, кого к двери привязывают.

– Симуль, я ни тебя, ни твой зуб никуда привязывать не собираюсь! – заверила дочь я.

– А что такое мухлевать? – спросила дочь. – Бабушка говорила про… мухование, мухлеваляние… Я мух боюсь вообще-то.

– Это ты узнаешь в следующих сериях маминого сериала, – рассмеялся сын. – Но могу дать спойлер. К настоящим мухам мухлевание не имеет никакого отношения.





Выходим из самоизоляции, или Счастье – это когда все дома




Я привыкла к самоизоляции, и, говоря откровенно, мне достаточно выходов из нее в парк, не дальше. Муж уговаривает съездить на рынок. Я готова физически, а морально нет. Да и забыла за это время, как педали в машине нажимать. Как в мультике про Масяню после самоизоляции: «Да ну ее, эту наружу». Впрочем, не одна я такая – с фобиями.

– Не пойду-у-у! Там гля-я-я-язно! Хочу до-о-о-омо-о-ой! – плакал на дорожке парка четырехлетний малыш, которого папа пытался протащить на трехколесном велосипеде хотя бы на несколько метров вперед.

– Там не грязно! Сухая дорога! – кричал папа, и, судя по тону, спор длился уже достаточно долго. Папа срывался и кричал все громче.

Он тянул сына вперед, но малыш тут же сдавал назад, перебирая ногами по земле.

– Смотри, я прошел! Видишь, я чистый! Вот еще раз прошел! Чистый! – Все, папа сорвался и перешел на следующий этап родительского нервного срыва.

– Я испачкаюсь! Я глязи бою-ю-ю-юсь! – ныл на одной ноте малыш.


– Поехали, я сказал! – Папа потянул за собой упирающегося сына.

– У меня ножки боля-я-я-я-ят! Не могу-у-у! Я писить хочу-у-у! – Ребенок сменил стратегию.

– Сейчас пригрозит позвонить маме, – сказала я мужу и дочери.

– Мне что, маме позвонить? Вот, смотри, я достаю телефон, набираю, звоню! – Папа играл настолько неубедительно, что даже ребенок не поверил. Видимо, мама строго велела оставить ее в покое на ближайшие два часа. – Гриша, поехали! Хватит уже! Ты нормально гулять вообще можешь? – Папу, конечно, уже потряхивало от нервов.

– Я не Глиша, я Глишечка! – обиделся мальчик. – Я с мамой могу нолмально гулять! А ты на меня кличишь и обижаешь. Все маме ласкажу! И бабушке ласкажу!

– Рассказывай кому хочешь. Поехали! – Папа потащил велосипед с Гришей, который лег на руль, уперся одной ногой в педаль, чтобы задействовать механический тормоз, а другой – в землю, чтобы тормозить более эффективно.



Мимо проходила мама с прогулочной коляской. Девочка, немногим больше года, лежала грудью на коляске, ногами на земле и ехала в таком положении.

– Евик, ножками иди. Кроссовки испортишь, – монотонно умоляла малышку мама. – Евик, ну дырка будет на кроссовках, давай в коляску тебя посажу, если не хочешь идти. Евик, зайка, мне тяжело тебя так тащить.

Маленькая Ева еще сильнее уперлась мысками кроссовок в землю и продолжала «скребстись по земле». Про «скребстись» – прокомментировала проходящая мимо бабуля.

– Дорогу! Посторонись!!! – услышала я за своей спиной.

Мимо прошествовала группа скандинавской ходьбы из тех, кому за… Поджарые бабулечки со свежим румянцем и легким загаром на лицах соблюдали социальную дистанцию, и все гуляющие в спокойном темпе граждане покорно практически падали в канавы с двух сторон дорожки.

– Белка, белка! Иди сюда! Я тебе орешка дам! – орал что есть мочи мальчик рядом со знаменитой на весь парк беличьей кормушкой. Белки, а также голуби и прочие птицы, научившиеся выживать без людей, не понимали, что происходит. Кормушки, стоявшие пустыми, теперь напоминали рог изобилия – и семечки, и хлеб, и орехи всех видов. И дети, эти дети, которые сначала подзывают, а потом норовят ухватить за хвост и орут так, что лучше бы не орехи, а беруши в кормушку положили. Верните тишину!

– Белка-а-а-а! Сюда иди!!! Белка-а-а-а! – вопил мальчик.

– Не кричи, – сделала ребенку замечание чужая бабушка.

– Она меня не слышит! Поэтому не идет за орехом! Белка-а-а-а! – заорал с новой силой мальчик так, что заполошно взметнулись в небо голуби. Хорошо, пусть не в небо и не то чтобы взметнулись. Но все же оторвали свои разъевшиеся тушки размером с цыплят-бройлеров на метр от земли. Одышка, вялые взмахи нетренированных крыльев, никакой энергии в полете.

На этой кормушке традиции сложились давно. Малыши кормят голубей, бросая им хлеб. Мамы повторяют бесконечные «гули-гули». Малыши отламывают горбушку и пуляют в голову птице. Мамы учат детей «крошить», объясняя папам, что это очень полезно – развивает мелкую моторику. И еще что-то про пальчиковую гимнастику рассказывают. А дети постарше уже переходят к белкам. Рассматривают содержимое кормушек, стоят с вытянутой рукой, дожидаясь, когда белка спустится. И в последний момент, когда белка только дотянулась до ореха, вопят от страха и отдергивают руку. Белка убегает, но у нее, видимо, краткосрочная память или приходит другая, еще не пуганная сегодня белка, и все повторяется.

Эту сцену можно наблюдать каждый божий день. Для меня она – лекарство от всех фобий и оплот стабильности в бушующем океане жизни.

А вот кто настоящий оплот и скрепы, так это посторонние бабули, делающие замечания чужим невоспитанным, с их точки зрения, детям.

Ребенок заорал: «Белка-а-а-а!» Чужая бабушка принялась поучать крикуна, голуби из последних сил пытались не спикировать на землю. Родители малышей замахали руками, отгоняя птиц, малыши дружно заревели от испуга. Дети всегда плачут коллективно. Заплакал один, все остальные заразились. Некоторые взрослые, в частности я, тоже начинают хлюпать. Плач ребенка не переношу физически. Даже в мультиках, когда плачут персонажи, немедленно заливаюсь слезами.

Вся кормушка огласилась детским ревом, хлопаньем птичьих крыльев и криками родителей, кричащих вместо «гули-гули» «кыш-кыш».

И именно в этот момент Гришин папа насильно дотащил велосипед с бедным ребенком до кормушки, где, видимо, планировал сделать перерыв. Голуби от страха делают то, что и дети: какают. И надо было так совпасть, что именно на Гришу покакали сразу два голубя. Один на плечо, а другой на руку. Причем покакали обильно, жидко и зеленым, как какают младенцы после первого прикорма брокколи. Какашки на плече Гриша не заметил, зато увидел, как что-то сверху, явно какая-то гадость, грязь и зараза, падает ему прямо на запястье. Гриша разорался так, что заглушил всех на расстоянии метров пятисот.

– Гля-я-я-язь! Я гл-я-я-язный! А-а-а-а! – вопил ребенок, с ужасом глядя на свою руку. Но то, что происходило на территории кормушки для белок, Гришу тоже привлекало. Он смотрел, как разлетаются голуби, как взрослые машут руками, временно забывал про грязь и замолкал. Но потом переводил взгляд на свою курточку, видел птичий помет и опять начинал истерично орать. Он даже попытался оторвать собственную руку.

Через минуту, не справившись с отрыванием руки, Гриша снова отвлекся на кормушку. Туда налетела стайка воробьев с крепкой психикой и, пока голуби тяжело лавировали и не могли вылавировать, а белки суетливо и хаотично скакали по верхним веткам, воробьишки бодренько подъедали хлеб с семечками.

– Гриша, сейчас, потерпи минутку! – кричал папа, вынуждая голубей продолжать тренировку.

Гриша переводил взгляд на отца, потом на свою руку и снова начинал орать. Это я давно заметила: у детей тоже краткосрочная память, как у белок. Не у всех, конечно, но у студентов точно. Вася через пятнадцать минут не может вспомнить, что я у него просила. Особенно по утрам.

– Мы же с тобой накануне договаривались! – возмущалась я, выкроив время для видеозаписи между двумя дрелями и одним отбойным молотком. Видимо, ремонт тоже заразен. Еще две квартиры в нашем подъезде затеяли снос стен. В принципе, мне тоже хочется что-нибудь снести. До основанья, а затем… Кабинет себе оборудовать, звуконепроницаемый. Сын обещал проснуться пораньше и помочь с записью.

– А накануне – это вчера? – уточнил Вася, который глаза хоть и открыл, но еще ничего не соображал.

– Да, вчерась, минувшим днем, днем раньше. Сколько синонимов еще подобрать к слову «накануне»?

– Не помню, – признался сын честно. И его отчасти можно понять, потому что в пандемию и сессию он стал жить по времени Восточного побережья США.

– Симуль, Вася просил себя разбудить. Зайди к нему, – прошу я дочь.

– Уже заходила. Через десять минут зайти? – уточняет Сима, выставляя на своих фитнес-часах таймер с напоминанием.

– Да, обязательно.

– А потом еще через десять минут?

– Ну да. Только убедись, что он в сознании.

– Это как?

– Ну задай ему какой-нибудь вопрос. Хотя нет. Не поможет.

– Нашатырь поможет, – однажды прокомментировала Сима.