Поток

Хирка отбросила волосы за спину. Пряди отвердели от застывшей вороньей крови.

– Именно так вы все и думаете, – хрипло ответила она. – Что я хочу предотвратить войну. Прекратить бои. Но за три тысячи лет ты должен был научиться понимать: никто не властен сдержать народную ярость. Народ жаждет ненавидеть. Уничтожать. Он желает выдвигать требования. Посмотри на нас, отец. Мы живём сегодняшним днём, как звери. Гадим в собственной клетке и убиваем друг друга за стеклянные бусины. Слепые, люди, имлинги… Мы все одинаковые. Первые устыдились бы. Никакие боги не в силах сдержать нас. Так что нет, я не собираюсь остановить войну. Народ хочет проливать кровь и умирать вне зависимости от того, что я буду делать. И у толпы не хватает мозгов понять, что она убивает кое-что более великое. То, чего у нас никогда не было права уничтожать. Вот это я желаю предотвратить.

Ворон перед ней скрипнул, но промолчал. Тогда Хирка продолжила:

– Я пообещала тебе Поток, и теперь расскажу, как сдержу обещание. Мы войдём в Маннфаллу, и только туда. Никто не отправится в другие государства. Никто не станет нападать на мирных жителей. Тебе сообщат, что Умпири недосчитались падших и внедомных. Они находятся в Равнхове. Это я отвела их туда. Их войско выступит против Маннфаллы, чтобы встретиться у стен города с армией Совета в тот момент, когда туда войдём мы. Вот как всё будет. Скоро Дрейри проведут здесь военное заседание, и у тебя есть два пути, отец. Ты можешь поддержать меня – свою единственную надежду вновь ощутить Поток. Или выступить против и умереть в иссыхающем мире.

Хирка замолчала и забарабанила пальцами по колену, ожидая решения Грааля. Он жаждал единовластия и хотел получить Имланд, который, по его мнению, украл Наиэль. Интересно, что окажется сильнее: жажда мести или жажда Потока? И верит ли отец в то, что дочь сумеет выполнить обещание?

Грааль способен надавить на Хирку. Молчание свидетельствовало о том, что он обдумывал подобный вариант: угрожать людям, которых она встретила в Англии. Стефану. Отцу Броуди. Ример был не единственным дорогим существом для девушки, чтобы использовать против неё.

Но если Грааль действительно считает себя её отцом… Если испытывает к ней хоть какие-то чувства, то оставит дочь в покое. Его следующие слова имели огромное значение для их дальнейших отношений.

– Если бы я не был твоим отцом, Хирка, то попросил бы тебя подумать о судьбе священника и Стефана…

Хирка ощутила горечь разочарования. Пустые угрозы. Жалкие попытки вернуть контроль. Она дала шанс Граалю. А он заставляет её прибегнуть к ответным угрозам. Заставляет стать себе подобной. Зеркально отразить его слова.

– Если бы я не была твоей дочерью, то попросила бы тебя подумать о том, что вы с Наиэлем не являлись братьями. И из-за этого ты прогнал его. А ещё попросила бы тебя подумать о том, что ты сам создал предателя.

Наступившая после этих слов тишина показалась вечной. Небо потемнело. Свет заката окрасил руки Хирки синим. Она знала, что выиграла, так как знала тайну, которая способна разрушить дом Грааля. Настала его очередь превратиться в раба.

– Дитя моё, я бы никогда не стал угрожать Римеру, ты должна это понимать, – быстро произнёс ворон, пристально глядя на девушку. Мёртвая птица в мёртвой комнате. Запоздалая попытка минимизировать ущерб. – Ни ему, ни тебе, Хирка. Если ты думаешь, что я хотел причинить ему вред…

– Ты уже причинил вред. И этого не изменить. У тебя был шанс. Ты мог довериться мне и поверить в то, что я сдержу слово. Но ты использовал Римера, отец. Использовал нас. Обсуждать нечего. Сейчас я отправлюсь на военный совет. Могу ли я рассчитывать на твою безоговорочную поддержку?

– Кровь от моей крови, я всегда буду на твоей стороне. – Девушка с облегчением выдохнула. Самое страшное осталось позади. – Хирка? – в голосе Грааля слышалась горечь и незащищённость. – Чем бы всё ни закончилось, ты для меня значишь больше всего остального. Больше, чем эта война. Больше, чем мой дом. Нам есть о чём поговорить, и мы это обязательно сделаем. Я знаю, однажды ты поймёшь и простишь меня.

– Думаю, никто из нас не проживёт так долго, отец. – Хирка спрыгнула со стола.





Сердце воина




Небо казалось тёмным морем, которое перекатывалось над головой. Бесконечное и душное. Хирка шла по насту, пока не добралась до самой окраины Нифеля в надежде увидеть горы или поля. Что-то, что подарит чувство привязанности. Но небо никак не кончалось. Казалось, оно становилось всё ближе и ближе.

Каждый шаг Хирки служил попыткой удержать свинцовые облака на расстоянии. Попыткой оттолкнуть их. Она не заслуживала быть придавленной к земле.

Это не моя вина.

Тяжёлые тучи грохотали в знак протеста и, конечно, были правы. Хирка провинилась не меньше, чем все остальные.

Нифель разросся за несколько дней. Снег уполз, освободив место для Умпири. Готовые обрушиться башни и замёрзшие залы стали жилищами для тысяч белоглазых. Самые старые из них, которые всё помнили, показывали дорогу и хвастали перед теми, кто никогда не видел Нифеля.

Слепые ссорились из-за лучших комнат. Из-за пыльных бутылок с отвратительным на вкус вином, которое обнаружилось в подвалах. И из-за того, кому чем заниматься. Мир менялся. Народ собирался на войну.

Хирка и раньше наблюдала за подготовкой к сражению. В Равнхове. Но сейчас всё выглядело иначе. Никто не готовился к смерти. Никто не смазывал оружие и не точил мечи. Нигде не было видно ни одного щита, даже у оставшихся внедомных и падших. Доспехи служили не защитой, а демонстрацией того, что больше всего любили Умпири: себя самих.

Хирка уселась на разрушенную стену дома и принялась рассматривать полукруглую верхушку оконного проёма у своих ног. Остальное скрывалось под снегом. Затем разложила льняное полотенце, вынула печенье и начала медленно его есть. Этот ритуал был древнее стены, на которой сидела девушка, но здесь он казался чужеродным. Подавив дурноту, Хирка закрыла глаза и услышала карканье воронов. Они словно знали, что скоро предстоит обильное пиршество.

А что будет делать она в то время, как другие станут кормом для птиц на поле битвы?

Примется балансировать между спасением и лишением жизней. Позаботится о том, чтобы как можно меньше воинов погибло, насытив при этом Поток.

Как я попала сюда?

Казалось, тело принадлежало кому-то другому. Хирка утратила контакт с ним и хотя знала, что её сущность находится где-то там, глубоко внутри, сейчас следовало сдерживать эмоции. Запереть их на замок, чтобы хватило душевных сил выдержать то, что должно случиться. Хирка должна ещё немного побыть Дрейри. Её ждали на военном совете.

А потом?

Думать только о текущем моменте.

Хирка завязала оставшееся печенье и спрятала свёрток в карман, после чего встала и направилась в сторону города. Она шла в зал, где камни тянулись к потолку, как колонны, поддерживающие вечность. Мёртвые сейчас, потому что по другую их сторону никто не сливался с Потоком.

Пол был голым. Снег и время разъели узоры на плитках и превратили их в пёстрый покров сине-зелёных оттенков. Как барашки на беспокойном море.

Хирка нашла лестницы, ведущие наверх. Старый зал Совета свисал с потолка, как огромная лампа. Чёрный с жёлтыми окнами по всей окружности. Некоторые из них треснули или разбились. Это сооружение как две капли воды было похоже на башню Всевидящего в Маннфалле. Вплоть до узкого моста. Служа ещё одной демонстрацией того, как Наиэль попытался воздвигнуть себе новый дом в Имланде.

Хирка пересекла мост, но осталась стоять перед приоткрытой дверью. Остальные уже собрались. Совет. Представители девяти высших домов. И те, кого нельзя было исключить из обсуждения по другим соображениям. Скерри, которая обеспечивала связь с Граалем. Всевидящий, поскольку все увидели первое за долгие годы рождение от ворона.


Голос Ход раздавался громче всех остальных:

– Она молода, Грааль. Как мы можем ожидать дисциплинированности от той, кто ещё и четверти века не прожил? Я не ставлю под сомнение её намерения и то же самое могу сказать и о собственном сыне. Молодые ничего не знают. А то немногое, что знают, тут же забывают. Вот в чём проблема.

Хирка вошла в зал. Наступила тишина. Лишнее подтверждение, кого тут обсуждали.

– Проблема заключается не в том, что мы забыли, – девушка пристально посмотрела на Ход, – а в том, что вы до сих пор помните.

Глава правящего дома вскинула подбородок, который стал ещё более дряблым с их прошлой встречи. Теперь старость будет наступать быстро. Но хорошо, что Ход не пряталась в золотой комнате. Умпири было полезно видеть увядание. Этот распад касался всех их.

Свободного стула не нашлось, поэтому Хирка поступила как раньше: забралась на стол и уселась в самом конце, рядом со скелетом ворона. И продолжила говорить, чтобы никто не успел запротестовать:

– Вы помните слишком много. Обсуждаете старинную несправедливость минувших эпох, словно все случилось вчера. И испытываете отвращение к целой расе за потерю, в которой повинен один из вас. Из вас! Не один из них. Вы говорите о мести, как будто в Имланде остался хоть один имлинг, кто жил в те времена. Самому старому из обитателей мира лишь немногим более ста лет.

– Думаешь, мы этого не знаем? – Ход надменно склонила голову набок.

– Ведёте вы себя так, будто не знаете, – ответила Хирка. – Что важнее? Поток или Имланд? Если бы вам пришлось выбирать?

– Кто-нибудь может принести ей стул? – расстроенно спросил Тир, вызвав всеобщий смех.

Хирка ощущала себя безучастной и холодной. Она уже нарушила столько правил, что следовало продержаться до конца, ведь предстояло нарушить ещё больше. Она встала на столе и сказала:

– У меня нет когтей, Тир. Нет клыков. Но я побывала в трёх мирах. Меньше чем за двадцать лет своего существования я повидала больше, чем ты за две тысячи, и будешь глупцом, если решишь не слушать меня.

– Хирка… – раздался слабый голос Грааля.

Девушка проигнорировала его и прошагала в другой конец стола, объявив:

– С тех пор как я прибыла сюда, вы так удивлялись моим слабостям, как будто вам они не знакомы. Ведь если вы и умеете что-то, так это скрывать свои изъяны. – Она опустилась на корточки перед Тиром. – Ты бы никогда не признал, что на что-то неспособен. Мало что пугает тебя больше, чем собственная неполноценность. Я же? Я открыто говорю о своих недостатках. И не боюсь своей слабости. Как думаешь, делает ли это меня сильной? Следует отбросить высокомерие, чтобы решиться сознаться в своих недостатках, так? И ты по-прежнему думаешь, что мне нужен стул, Тир?

Собеседник смотрел на Хирку, разинув рот. Прирученный дикарь с чёрными волосами, собранными в железные кольца. Она пристально смотрела на члена Совета, стараясь не моргать, потому что знала – он видит глаза, подобные его собственным. Не глаза имлинга. И понимал, что она сотворила. А ещё верил, что она им необходима. Как минимум для того, чтобы воплотить планы по объединению домов. А потому девушка выпрямилась и продолжила наседать на собравшихся:

– Я Хирка, дочь Грааля, сына Рауна из дома Модрасме. Но, что ещё важнее: я приняла рождение от ворона. И заявляю, что могу вернуть вам Поток. Не в Имланде. Не в изгнании. Здесь. – Она ударила себя в грудь. – Здесь! Нифель станет таким, как был когда-то. И Гиннунгад. Но тогда нам придётся поступить по-моему. Следовать тому, что говорят вороны.

– Ты общалась с-с-с ними? – Всевидящий сделал шаг вперёд. У него и у Скерри не было мест в Совете, поэтому они оба стояли в углу зала.

– Я и есть ворон. – Хирка снова вернулась на другой конец стола. – Вы недосчитались нескольких сотен падших и внедомных. Они находятся в Имланде и встретят нас там, в бою против армии Совета. Они нападут снаружи, мы придём изнутри.

– Ты подготовила стратегию без нашего участия? – Ход положила ладони на стол. Вокруг костяшек пальцев появились морщинки.

– Нет, стратегия означала бы, что ушедшие выступают на твоей стороне, но это уже не так. Падшие восстали, и что из этого выйдет, никто из нас не знает, но это в любом случае окажется полезно. Маннфалле придётся сражаться на два фронта.

Светловолосый мужчина склонился над столом. Остриё стрелы из потокового стекла позвякивало на цепи вокруг мощной шеи.

– Кто-нибудь может мне объяснить, почему это не считается предательством?

– Флед, так ведь? Из второго дома? – Хирка посмотрела на нового собеседника, копаясь в памяти. Не хотелось обескураживать его, но было совершенно очевидно, что член Совета не привык сомневаться в собственной правоте. – Итак, Флед, – можешь назвать это предательством, если тебя разорвут на части мятежные Умпири, но пока-то ты жив и здоров. – Дочь Грааля криво улыбнулась. – Если только ты не считаешь, что какие-то падшие и внедомные на самом деле представляют угрозу. Если только ты не… боишься? Нет? Нет, я так не думаю. – Хирка снова уселась на стол рядом с вороном. – По крайней мере, можно порадоваться: ушедшие гарантируют, что нам предстоит нескучная война.

Грянувший смех вызвал бы у девушки мурашки, если бы она уже не промёрзла до костей.

Хирка протянула руку сидевшему ближе всех мужчине, который держал свитки. Поначалу тот растерялся, а потом протянул один из документов. Дочь Грааля разложила на столе карту Маннфаллы и подвела итог:

– Вот теперь можно поговорить о стратегии.





Звери в стенах




Они выглядели как боги. Вселяющие страх и прекрасные. Рельефные мышцы выступали под бледной кожей. Кожаные ремни пересекали широкие грудные клетки.

Гордые и нескромные Умпири воспринимали своё превосходство как должное. Если бы Хирка не уговорила их, они шли бы сейчас нагими, как в день своего появления на свет. Тактика самолюбования предназначалась для того, чтобы запугать и завоевать. Тактика, безусловно, эффективная, но требовалось, чтобы на слепых смотрели как на народ, а не как на диких зверей. Вопреки всем войнам и смертям.

Умпири ровными рядами стояли под нависавшими монолитами. У каждой сотни имелся свой командир. Эта армия не выглядела похожей ни на одну другую. Ничто не говорило о том, что воины боятся нападения. У них не было щитов. Не было доспехов и кольчуг. Некоторые падшие и внедомные взяли луки и ножи, но больше никакого оружия видно не было. Только море зубов и когтей.

В тот раз в Равнхове возле домов стояли старики и дети. Кто-то плакал, кто-то молчал. Здесь не останется никого. Все отправятся сражаться. А самой молодой в Дрейсиле являлась сама Хирка.

В зале стоял гул от тихих перешёптываний. Но каждый взгляд был направлен в сторону круга воронов. В умирающем свете камни отбрасывали длинные тёмные тени.

Мерцание говорило о том, что Скерри сливается с Потоком по другую сторону врат.