Позови меня…

Клэр с триумфом смотрела, как я кладу украшение на поднос. Она вернулась не так давно, довольно долго ее не было. После того инцидента она исчезла, и я видела ее только при переходах. Иногда смотрела на Клэр и думала о том, что она неравнодушна к Нейлу. Мне все больше казалось, что между ними что-то было. Инстинктивным чутьем влюбленной женщины, ревнивым нюхом самки, которая помешана на своем самце, я улавливала это прошлое. Этот запах секса, который был между ними когда-то. Я смотрела на Клэр и гадала, как давно это было и что именно их связывало? Ревновала ли я Нейла? Я не знаю. Я не видела его с другими, но, когда представляла кого-то в его объятиях, я словно наливалась ядом, и он начинал травить меня изнутри. Эфемерный, пока еще не знакомый мне, но я была уверена, что не хочу узнавать. Это все равно что прикидывать, глядя на лезвие ножа, насколько глубоко он войдет в твою плоть и достаточно ли он острый, чтобы разрезать тебя на куски. Никогда не подозревала, что способна на это, пока не увидела однажды взгляд Клэр. Мимолетный, очень быстрый взгляд на Нейла, в котором читалась та самая вселенская тоска бывшей любовницы. Собачья преданность и жалкая жажда повторения… У брошенных женщин особенный взгляд: в нем есть примесь ненависти, обиды, горечи поражения и дикая надежда, что прошлое еще можно вернуть. Я бы лучше сдохла, чем стала такой, как она. Я бы не смогла стать никем для Нейла и смириться с этим или жалко ожидать подачки.

– Разденься.

Могла не приказывать, я знаю правила. Сняла с себя почти все, оставшись только в трусиках. Клэр осмотрела меня, слегка приподняв одну бровь. Презрительно долго, не упуская ни одну деталь, с брезгливой улыбочкой на тонких красных губах, вытянутых ниточкой и четко подведенных карандашом. Ее помощница поставила поднос с моими вещами под сканер.

– Почему не используешь мазь?

Бросила взгляд на царапины на моих бедрах и сжала челюсти.

– Она мне не нужна.

Ухмылка… и снова полный ненависти взгляд уже на ключицы, где остались следы от голодных поцелуев.

– Хозяин ненасытен, – сказала я и увидела, как она сжала челюсти сильнее, – а мне нравится носить его метки на теле до следующих, которые он мне поставит. Он любит меня помечать… оставлять на моем теле следы…

Извращенное удовольствие от первого удара, достигшего цели. Тот самый триумф, когда в броне врага вдруг прощупываешь брешь и попадаешь иголкой, но в самое сердце. Потом остается бить только в одно и то же место. До полного уничтожения.

– Хватит. Это ненужные подробности.

– Ну почему, Клэр? Разве вы не мой врач? Разве вам не приказано знать обо мне все? Я облегчаю вам работу, отвечаю на вопросы, которые вы не задали.

– Не задала, потому что знаю ответы.

– По себе?

Резко приблизилась ко мне и зашипела в лицо:

– Ты скоро ему надоешь. Рано или поздно. Это не продлится долго.

Ее потеря контроля, и я ментально взлетела, расправила крылья, стала выше на голову.

– А вы? Вы надоели ему очень быстро?

В эту минуту она явно была готова меня убить, я видела это в черных зрачках. Тот самый яд, только ее он уже разъел, она разлагалась изнутри, медленно подыхала и жарилась на своем костре ревности каждую секунду. Она желала мне смерти. Только я не думаю, что Клэр любила Нейла. Такие, как она, не умеют любить. Ее подтачивал сам факт, что я никто по сравнению с ней, что я недостойна… С этим она не могла смириться.

– Клэр! Посмотри! Что это?

Мы обе обернулись. Экран сканера мигал красной точкой посередине.

– Не знаю. Увеличь картинку.

Я начала одеваться, не сводя глаз с экрана, а Клэр наклонилась к монитору, ее спина нервно подрагивала.

– В колье. Там что-то есть. Что-то, что сканер расценивает как запрещенное содержимое, нечто, принадлежащее Единому Континенту под грифом «совершенно секретно». Сюда уже точно едет отряд инквизиции. Сирена прошла по всем частотам и каналам.

Клэр выпрямилась и бросила взгляд на помощницу:

– Убери все с подноса, оставь только колье, усиль фильтрацию. Пусть покажет нам, что это.

Я застегнула змейку на юбке и поправила волосы. Это какая-то ошибка. Ничего запрещенного на мне быть не может.

– О Дьявол! Твою мать! – выдохнула помощница. – Это микрофлэшка. Секретная. Господина Нейла. – Она запустила режим системы безопасности и заблокировала пространство до приезда инквизиции.

Это было последнее, что я услышала отчетливо, потому что завопила сирена, меня оглушило волной, видимо, активировался чип, пуская импульсы по всему телу, заставляя упасть на колени и скорчиться от боли. Так обездвиживают Нихилов, когда они представляют опасность. Мы это проходили, нужно перетерпеть. Тело свело судорогой и не отпускало, а голова разрывалась на части.

Пытка длилась ровно минуту, пока охрана не скрутила меня и не вывернула мне руки за спину, рывком поднимая с пола. Клэр говорила с кем-то по маленькой рации, и я, все еще оглушенная, шатаясь, чувствуя, как из ушей катятся струйки крови, наконец-то начала разбирать слова.

– Микрофлэшка с секретной информацией. У нее в колье. Нет, не вскрывали. Передала в руки охраны, готовы к вывозу под стражей в Ограниченный блок. У нее был доступ к вашему сейфу? Да, я понимаю.

Повернулась ко мне, и я увидела, как сверкают ее глаза, светятся, искрятся. Она счастлива. Она даже этого не скрывает, и почему-то именно в этот момент мне стало плохо, даже колени подогнулись, и я повисла на руках охранников, пытаясь отдышаться.

– Вот ты и попалась, маленькая сука. Я всегда знала, что ты мразь, говорила об этом Нейлу и ждала, когда ты оступишься. Это произошло быстрее, чем я рассчитывала.

Она наотмашь ударила меня по лицу, распоров кожу на щеке кольцом, потом по второй.

– Жаль, сука, я не смогу тебя пытать. Я бы снимала с тебя по квадратику кожи ложкой и записывала твои крики на пленку, чтобы засыпать под них каждую ночь… Потому что ты не заслужила быть рядом с ним… и не ценила… Ты – ничтожество!

Я ничего не понимала, меня трясло как в лихорадке, оглушительно бился пульс в висках. Это какое-то недоразумение. Это бред. На мне не было ничего запрещенного, все, что я надеваю, куплено им, не мной.

– Дай мне поговорить с Нейлом… – взмолилась, глядя ей в глаза, все еще не догадываясь… все еще надеясь на что-то.

– Зачем? О чем верховному Деусу говорить с преступницей, которая его обворовала и хотела предать? Но он поговорит с тобой… Обязательно. Я слишком хорошо его знаю, чтобы не представлять себе, КАК он с тобой поговорит… Я бы душу дьяволу продала, чтоб на это посмотреть! Он раздерет твой мозг на части. А я буду любоваться. Уводите. Приказано передать инквизиции, ее доставят в Ограниченный блок.


– За что? – Голос сорвался, по телу пошли мурашки. Я смотрела на Клэр, и мне казалось, что перед глазами пошли разноцветные круги.

– За что? – Она расхохоталась громко, истерично-счастливым смехом, словно только что сорвала джекпот. – Ты корчишь из себя идиотку, да? Хотя нет, ты и правда идиотка, если подумала, что кража ценной секретной информации с попыткой вынести ее за грань сойдет тебе с рук. На что ты рассчитывала? Что я не сниму с тебя эту побрякушку, подаренную Хозяином? Да он всем что-то дарил. Всем шлюхам, с которыми трахался. Кому-то больше, кому-то меньше.

У меня перехватило горло, и невыносимо захотелось заорать, впиться ей в лицо, плюнуть в нее кровью, которой набрался полный рот после ее пощечин.

Клэр больше не смотрела на меня, она надела резиновые перчатки и положила колье в пластиковый пакет.

– Черный металл не скроет микросхему, ты просчиталась! Идеальных Нихилов не бывает. Ты не просто брак, ты хуже брака – ты ничтожная, ненужная, лишняя деталь.

– Я хочу видеть Нейла! – истерически закричала, пытаясь вырваться, и меня ударили в солнечное сплетение, заставляя снова опуститься на колени, вызывая приступ тошноты.

– Увидишь. Обязательно. На допросе… – злорадно сказала Клэр и вышла из комнаты, а меня потащили следом за ней, за волосы, толкая и пиная в ноги и спину, протаскивая мешком по ступеням и не обращая внимания на мои крики и стоны.

«Нейл! Нейл! Что происходит? Куда они меня ведут? За что? Пожалуйста, ответь мне. Ты же слышишь меня! Скажи хоть слово! Нейл!»





Глава 23




Он не отвечал… и чуть позже я пойму, что уже никогда мне и не ответит.

Иногда жизнь выворачивается наизнанку по щелчку пальцев, и самое страшное, что щелкнули именно те пальцы, которые еще сегодня утром я исступленно целовала, пальцы, на которых оставался мой собственный запах падения в пропасть. Осознание далось мне не сразу, это словно разорваться изнутри, слышать, как трескается твоя душа, так быстро, что ты не успеваешь моргнуть, а мир перед глазами уже сменил краски. Словно я его начала видеть сквозь кровавые потеки и собственные слезы отчаяния. Невыплаканные слезы, те, которые застывают в сердце. Они капают… одна за другой, образуя корку, которая давит тяжестью понимания собственной ничтожности, мимолетности. Оказывается, с любимыми игрушками расстаются жестоко. Особенно когда играют в них последний раз, выжимая остатки эмоций, наслаждаясь агонией. Их ломают так, чтобы они никогда больше никому не принадлежали, их раздирают морально на части, поджигая под ними пьедестал, который на самом деле оказался картонным и теперь ярко полыхал вместе со всеми иллюзиями и эфемерным счастьем.

Я ведь еще так долго не верила самой себе, хотя ответы уже пульсировали в голове, разрывали виски, стискивали ледяными щупальцами и скребли когтями по затылку. Я не хотела верить.

Первые удары всегда выбивают почву из-под ног, когда они неожиданные, когда разбиваются розовые очки и осколки не просто попадают в глаза, они просачиваются через глазные яблоки в мозг и заставляют его начинать работать… Через адскую боль составлять из осколков кровавые пазлы.

Все тело окаменело. Каждый мускул застыл в судороге агонии. Вдребезги, на обрывки и ошметки, на лоскутки, на молекулы отчаянной боли. Вот она – настоящая боль. Злое чудовище, которое неумолимо убивает изнутри.

Нейл был прав, я действительно ничего о ней не знала. Я понятия не имела, что она существует. Иная. Страшная, уродливая, кровавая. Боль, от которой ломаешь ногти о стены и воешь, как дикое животное. Даже инквизиторы не смогли сломать меня так, как сломал он. Деусы низшего ранга, обученные самым изощренным пыткам. Они пытали меня сутками, меняя друг друга. Изматывая вопросами и издевательствами.

Я терпела, пока меня били ногами, выколачивая признания, пока меня окунали с головой в чан с ледяной водой, пока пропускали ток по телу и хлестали плетьми. Я терпела. Я отчаянно надеялась, что он вытащит меня, заберет отсюда, что это недоразумение. И я молчала, мне казалось, что, возможно, Нейл сам не знал, что так получится, может, ему нужно было вынести что-то секретное, что-то, о чем я не должна была знать. Он же не бросит меня здесь? Его малышку. Его ночной цветок.

Наивная. До абсурда, до идиотизма.

Из меня вытаскивали правду, из меня ее выбивали, выжигали, вытряхивали и выковыривали. Я не кричала, терпела молча. Только шептала пересохшими губами, что ничего не знаю, и когда меня в очередной раз бросали обратно в камеру, я тихо скулила там, исторгая содержимое желудка от дикой боли в истерзанном теле, и ждала. Я ждала, что он придет за мной. До последнего. До той минуты, пока не поняла, что это он меня подставил… чтобы избавиться. Нейлу Мортиферу надоело играться, и он придумал новое развлечение – любоваться, как я умираю. И не от пыток, а от того, что он сделал со мной. Осознание, что тебя использовали, заставили верить в то, чего никогда не было, и самое страшное – это и было частью игры, частью трапезы Деуса. Он пожирал все мои эмоции, и особенно вкусной оказалась моя любовь. Пока не надоела. Пока не стала мешать. Квест пройден, можно сжигать мосты и всех, кто на них остался… Точнее, меня, и я уже полыхаю, как факел, сгораю живьем.





* * *


Выныриваю из марева беспамятства и снова слышу надоевшие до тошноты голоса палачей.

– Молчит сука. Молчит падаль. Мы применили все методы… мы использовали все виды пыток. Она ничего не знает. Смертные не выносят такой боли – она бы раскололась. Пора с ней заканчивать.

– Она выносливее других! Продолжайте!

От звука этого голоса по телу прошла судорога, я подняла голову и с трудом открыла опухшие от побоев и слез глаза, обессиленная и голодная… Я смотрела на Нейла Мортифера, прикованная, в изодранной одежде… Снова никто, снова на другом краю пропасти, уже начиная понимать, что это он отшвырнул меня туда. Я уже упала и разбилась, а он возвышается над моими ошметками и смотрит, как жертва корчится перед тем, как окончательно затихнет.

– Даю вам два часа до приезда императора. Мне нужна информация. Кто передал ей флэшку, и кому она должна была ее доставить.

«Ты! Это ты мне ее передал! Тебе грозит опасность? Скажи, мне надо молчать? Я все вытерплю, Нейл, пожалуйста, скажи мне хоть что-то. Посмотри на меня. Это же я. Твоя малышка. Твоя Лия. Вечно твоя». Какая жалкая попытка, как тошнит от самой себя и от унижения. Зачем? Все и так понятно, прозрачно настолько, что только такая идиотка, как я, могла еще на что-то надеяться.

И он посмотрел. Мне в глаза. В душу. Впустила. Позволила войти. Мне хотелось закричать, но я не могла, сорвала голос. Я искала в этом взгляде хоть что-то, хоть какой-то намек, искала силы выдержать, искала надежду. Но там было пусто, очень пусто и холодно в его глазах. Словно никогда раньше он не смотрел на меня иначе. Словно я никто… еще большее никто, чем до того, как вообще его узнала.

– У нее в сознании блок, мы не можем его взломать без угрозы разрушить полностью мозг.

– Так узнайте, кто его поставил. Заставьте ее говорить, мать вашу. Иначе вы сами у меня заговорите. Вместо нее. Или заткнетесь навсегда, сожрав собственные языки.

– Она сдохнет от пыток.

– Сделайте так, чтобы не сдохла. Заговорила, но не сдохла. – Помедлил и добавил: – Императору она пока нужна живой.

Внутри что-то оборвалось и разбилось вдребезги… Та самая надежда. Я даже слышала ее предсмертные стоны и плач. Она рыдала, как ребенок, она истекала кровью от боли. Это ужасно: смотреть на того, кого любишь до безумия, и понимать, что умираешь от его руки, у него на глазах, а он отдает приказы, как поизощреннее тебя уничтожить. Отдает, глядя прямо на тебя… И ничего не остается, кроме как беспомощно наблюдать, как та самая надежда извивается в предсмертной агонии на холодном полу… у его ног… Все так, как он когда-то обещал. Он не солгал. Высший Деус сдержал свое слово. А я… я бракованная, но не потому, что умела чувствовать, чуждая этому миру бездушных созданий. Я позволила забыть себе уроки, которые нам вбивали в голову еще на Острове. Единственные уроки, которые имели значение на Едином Континенте. Я – никто. Меня не должно было быть. У меня нет чувств, желаний, целей и мыслей. Это по его приказу меня создали. Все возвращается на круги своя. Но как же больно… Как же больно засыпать мокрой землей собственную веру, глядя, как просачивается на ее труп сквозь окровавленные пальцы жизнь. Моя жизнь, которая тоже принадлежит ему.