Девушка с белым лицом

«Васена» поднялась и вышла из комнаты. В прихожей стояли маленькие стоптанные кроссовки детского размера, на вешалке висела джинсовая курточка - тонкая, холодная, с порванным рукавом, такая не защитит, не согреет. В груди у меня сжалось и заныло, когда девушка стала обуваться. Вид у нее был - как у собачонки, которую выгоняли на мороз, на верную смерть, от волнения у нее дрожали пальцы, она никак не могла завязать шнурок.

- Где ты живешь? - спросил я.

- Нигде.

- А родители?

Девушка снова вздохнула, но ничего не сказала.

- А если собаки?

- Не отпускай меня. - Она поднялась, посмотрела на меня, ее глаза наполнились слезами.

Я взял ее за руку, провел пальцами по внутренней, самой нежной стороне локтевого сгиба. Достаточно было просто посмотреть на руки, нет ли на них следов от укола, но мне вдруг захотелось прикоснуться к девушке, почувствовать тепло ее тела. Мне стало стыдно, я опустил голову, отступил назад. Может, я и кусок дерьма, но точно - не педофил.

- Я не наркоманка. - «Васена» правильно поняла меня. - И не воровка. Просто мне нужна твоя помощь.

Она умоляюще смотрела на меня.

- Как тебя зовут?

- Рита. Мне восемнадцать лет. Больше ни о чем не спрашивай.

- Почему?

- Я остаюсь? - спросила она и, не дожидаясь подтверждения, стала разуваться.

- Ну, хорошо.

Я не хотел отпускать Риту, но и остаться ей разрешал скрепя сердце. «Ни одно доброе дело не остается безнаказанным». Как будто дятел стучался в мою голову, выковыривая паразитов из мозговых извилин. Но червячков становилось все больше, они облепили мое сознание, впрыскивая в него яды, разъедающие волю к сопротивлению.

- А молока у тебя правда нет, - сказала Рита.

- И пива тоже, - кивнул я.

- Но ты же что-нибудь придумаешь?

Я кивнул, взял переносную трубку стационарного телефона, набрал вбитый в память номер, заказал две пиццы с сыром, ветчиной и грибами.

- Можно я приму ванну? - спросила Рита и почему-то поежилась, глядя на меня с надеждой.

- Холодно? - спросил я.

Отопительный сезон уже закончился, но в квартире достаточно тепло. А Рита мерзла: возможно, ее одолевал внутренний холод - так бывает, когда на душе леденящий страх.

- Принеси, пожалуйста, полотенце, - не ответив на мой вопрос, попросила она.

В квартире беспорядок, но ванна чистая: раз в неделю приходила женщина из клининговой компании, генералила комнаты, начищала до блеска зеркала, фаянс и прочую сантехнику. И все же я взял тряпку, капнул на нее обычного жидкого мыла, кое-как протер ванну. Сполоснул, заткнул нижний слив, установил температуру, включил воду. Глянул на стиральный автомат, выбил пальцами барабанную дробь по верхней панели, пожал плечами. Если Рита захочет постирать свою одежду, пусть попросит сама, девочка она не стеснительная.

Переезжая к Антону, Элли забрала все свои лучшие вещи, старье оставила мне, в том числе и велюровый спортивный костюм зеленого цвета с красной ящеркой на груди.

Когда-то Элли была такой же маленькой и худенькой, как Рита, но даже после свадьбы она продолжала расти вверх и немного вширь. Она не растолстела, просто стала крупней. Костюм очень быстро стал для нее маленьким.

Жизненные запросы ее тоже росли, поэтому она выбрала более успешного Антона, оставив мне разочарование в женщинах и спокойное одиночество, в котором я мало-помалу атрофировался как личность. И жил как растение в тепличных условиях, на дивиденды со своей доли в бизнесе. Я даже не знал, нравится ли мне такое затхлое существование. Наверное, да, если я не замерзал, не страдал в этом прозябании. Счастья не было, но так я в нем, возможно, и не нуждался. И все же нужно было что-то менять, я это понимал, но продолжал плыть по течению, оставаясь при этом в прошлом, тогда как нормальные люди жили настоящим.

Дверь в ванную комнату была открыта. Рита сидела на стиральной машине, по-взрослому думая о чем-то важном, а ногами болтала по-детски, безотчетно постукивая пятками по стеклянной крышке загрузочного люка. Вода лилась шумно, под напором, упругая струя взбивала пену - поднималась гора из мыльных, лопающихся пузырьков. Я положил рядом с Ритой сложенный стопкой спортивный костюм, чистую белую футболку, не забыл и о полотенце. Немного подождал, выключил воду.

- Будешь тонуть, кричи! - сказал я, собираясь выходить из ванной.

- Дедушка заставлял меня петь, - думая о чем-то своем, улыбнулась Рита. - Если не пою, значит, утонула.

- А если утонешь, домой не приходи.

Рита повернулась ко мне, пристально посмотрела в глаза и кивнула с подобием улыбки на губах.

- Дедушка тоже так говорил.

- Где он сейчас? - спросил я.

Вместо ответа Рита мягко приложила к моей груди ладонь, несильно надавила, выталкивая меня из ванной. И закрыла дверь на замок.

«Не подглядывай!» - услышал я.

Не говорила она ничего, я точно это знал, мог даже побиться об заклад, но голос был. Опять она телепортирует свои мысли? А может, это во мне заговорила совесть? Но так я же и не собирался подглядывать, даже не задумывался об этом.


Я прошел на кухню, встал у окна, нащупал пальцами обломок пластикового стержня, повернул широкие тканевые ламели вертикального жалюзи, глянул вниз. Ольха на ветру колышется, рукоплещет листиками-ладошками, припаркованы автомобили в два ряда, дворник-таджик возится возле мусорных баков. Женщина в мешковатом платье идет, неуклюже переваливаясь с ноги на ногу, как жирная утка, впереди нее едет мальчик на самокате, кивком подзывает к себе маму. Собак не видно.

Я зажмурил глаза, тряхнул головой. Какие собаки? Какие кошечки? Рита не издевалась надо мной, я сам позволил ей сесть себе на шею. Был под «белкой», принял ее за кошечку, привел в дом, а если я такой добрый, то почему она не может ездить на мне?…

Но не могу же я выставить ее за дверь! Или могу?… Если она не наркоманка, то вполне могла быть аферисткой или даже убийцей. Если ее разыскивает полиция, у меня могут возникнуть проблемы - припишут соучастие, отправят за решетку, а я так далек от грязной тюремной суеты. Жизнь моя - пресная и унылая, но в ней тепло и даже комфортно. Отличная квартира, игровой компьютер, масса свободного времени и - никаких проблем. Кроме головной боли по субботам, с похмелья. Это образно, потому что выпить я мог в любой день. И девочку по вызову навестить, если вдруг приспичит: было у меня несколько вариантов на выбор, нужно только оплатить, можно через банк онлайн. Не так уж плоха жизнь в мире, где все продается и покупается. Если есть деньги. А мир в клеточку и друзья в полосочку - это не для меня.

Принесли пиццу, я ее принял, расплатился по чеку, слегка добавил сверху. Убрался на кухне, вытер стол, расставил чистые тарелки, задал работу кофейной машине. Рита все не появлялась.

Я подошел к двери в ванную, прислушался. Тишина. Может, мое утреннее видение уже растворилось в мыльной воде? Если так, то я и сам приму ванну и растворю в пене свою головную боль. И милостиво посмеюсь над собой, вспоминая нежный образ, который создало мое похмельное, раздраженное одиночеством воображение.

- Почему не поешь? - громко спросил я, легонько стукнув по двери.

- Плачет девушка в автомате!… - нараспев донеслось из ванной. - Кутаясь в зябкое пальтецо!… Вся в слезах и в губной помаде… Я пожал плечами. Песня, конечно, хорошая, бодрая и душевная, но как-то уж слишком древняя для юного поколения. Это песня молодости моей мамы или даже бабушки. Когда я был молодым, она звучала в перепевках девяностых годов… «Плачет девушка», «зябкое пальтецо», «перепачканное лицо»… Возможно, Рита пела о своей личной трагедии. Несчастная любовь, слезы в подушку, сгоряча высказанные обиды, пощечина в ответ. Сбегая от своих бывших парней, девушки почему-то уходят из дома. Возможно, родители сбиваются с ног в поисках заблудшей дочери, а я купаю ее в своей ванне. И тешу свое самолюбие.

Рита замолчала, какое-то время было тихо, затем полилась вода. Чуть погодя зашумел фен, напоминая мне о бывшей жене, которая жить не могла без этого исчадия технического прогресса. Звук фена въелся в мой мозг, он аллергически вызывал головную боль, а мог вогнать и в депрессию. Этот шум и сейчас раздражал, но по другой причине. Мне нужно было серьезно поговорить с Ритой, а она задерживалась.

Наконец, Рита вышла из ванной. Спортивный костюм был ей великоват, сидел мешком, ну, так никто и не ставил задачу добавить эротичности в образ. Да и Рита не пыталась изображать из себя роковую женщину. Глаза у нее слипались, маленький ротик скривился в зевке, который она попыталась, но не успела закрыть рукой.

- А можно я немного посплю? - Она спрашивала моего разрешения, ничуть не нуждаясь в нем.

Что это, святая простота или наивная беспардонность? В любом случае девочка уже нащупала слабое звено в моей обороне и даже подобрала ко мне ключик. Я должен был сопротивляться, но как можно отказать девушке во сне? Я же не садист какой-нибудь, пусть поспит немного, если невмоготу, а потом уже милости просим на выход, к папе и маме.

- Сначала пицца, - сказал я.

Рита кивнула, прошла на кухню, плюхнулась на стул и капризно качнула головой. Подать ей пиццу, кофе, сигарету… Табаком от нее вроде бы не пахло, но, если она курит, меня это не удивит.

Я подогрел пиццу, снова приготовил кофе, подал все горячим. Рита кивнула в знак благодарности, взяла кусок руками, откусила с острого угла и тихонько чавкнула в знак одобрения.

- Что ты там говорила про дедушку? - спросил я.

- Говорила. Ни о чем не спрашивать, говорила.

- А если дедушка тебя ищет?

- Если найдет - убьет… - кивнула она. И, набив рот, добавила: - Тебя!

- За что?

- Дедушка не верит в платоническую любовь.

Что-то в этом роде я и ожидал услышать, но все равно слегка подвис, даже палец к подбородку поднес - подтолкнуть застывшую нижнюю челюсть.

- Э-э…

- А я верю! - Рита положила свой кусок на тарелку, отхлебнула из кружки, поднялась и преспокойно повернулась ко мне спиной.

- Там у тебя кровать в комнате, можно я прилягу? - донеслось из коридора.

Дверь в третью комнату открывалась бесшумно, но Рита умудрилась скрипнуть ею. Или это просто смазка в петлях засохла. С тоски.

Маленькую комнату мы с Элли планировали под детскую и обставили ее соответствующе. Нельзя было этого делать, не советовали нам покупать мебель для неродившегося ребенка, но мы же люди современные, далекие от суеверий. Потому и не получилось у нас ничего с ребенком, обставленная комната так и осталась бесхозной. Кроватка там не совсем детская - Рита могла спать на ней в полный рост.

Белье - в шкафу, но доставать его оттуда я не рискнул. Вдруг дедушка объявится, а внучка в чужой постели, под одеялом и без одежды. Нет уж, пусть спит поверх покрывала, в спортивном костюме, сворачиваться калачиком она умеет. Наволочка на подушке чистая.

Да уж, только дедушки мне сейчас не хватало…

Рита закрылась в одной комнате, я прилег в другой. Похмельное недомогание заявляло о себе, хотелось спать, но за гостьей нужен был глаз да глаз, к этому призывал голос разума.

Но в то же время: Рита провела у меня почти всю ночь и утро, если бы она хотела, то давно бы обнесла квартиру. А ценных вещей на виду немало, один только игровой блок чего стоит - тридцать два «гига» оперативной памяти, первая космическая скорость.

Мне очень хотелось спать, а так бы сидел я сейчас за компьютером, покорял Землю - континент за континентом… Или я уже в игре? Просто нахожусь в процессе перезагрузки. Скоро проснусь, а Риты нет и никогда не было. Хорошо бы так…

Я проснулся в звенящей тишине, никогда еще в моей квартире не было так тихо. За стенами не стучали, машины за окнами не шумели, из детской комнаты ни звука, только слышно, как тикают часики на трюмо.

На часах половина седьмого вечера, я проспал почти полдня, и некому было меня разбудить. Рита - всего лишь безответственная и даже коварная игра моего воображения. И ее фраза о платонической любви родилась в моем сознании неспроста. Таилась в душе потребность любить чисто, нежно и жертвенно. Вот я и влюбился - в свою фантазию, а она возьми да исчезни. И в этом не было ничего хорошего. Привиделась мне Рита или нет, но я уже не хотел оставаться без нее.

Я вскочил с кровати, открыл дверь и облегченно вздохнул. Рита сидела на диване и увлеченно читала книгу. Она, казалось, жила в том мире, в который себя погрузила, даже глаза мерцали в отсветах межстрочных страстей. А библиотека у меня небедная, все книги в чинных благородных переплетах, писатель к писателю, эпоха к эпохе.

Рита услышала, как открылась дверь, но на меня переключилась не сразу. Посмотрела отстраненно, тускло. Книгу она закрыла, но ее мысли остались где-то там, под переплетом, на «муромских дорожках» под сенью «лукоморских дубов».

- Что читаешь?

- Да так.