Призрак Канта

Емельян Иванович засмеялся мелким смехом.

— Я имею в виду людей, — сказал он успокаивающе. — Просто если вдруг встретите Фридриха Вильгельма, не пугайтесь. Вполне возможно, он просто зашёл навестить свой бывший дом. Дома ведь долговечнее людей, и это обидно, конечно.

— Понятно, — заключил Василий Васильевич и встал. — Спасибо за беседу.

— Всегда к вашим услугам, — слегка приподнялся в ответ Емельян Иванович. — А за перстень не переживайте. Есть вещи, которые уходят сами и приходят сами, и полицмейстерам не под силу их найти. Если вас не затруднит, пришлите ко мне юную фрейлейн!.. У которой пропало кольцо. Может, мне удастся дать ей некоторый совет.

Меркурьев кивнул и пошёл по коридору мимо камина.

Как же, думал он злобно, совет! Ты просто выживший из ума старикашка, или на тебя ошеломляющим образом подействовали одежды и третий глаз Антипии! Ещё и Бессель собирался явиться, кто бы мог подумать!.. Видимо, Кант уже явился.

На середине дороги Василий Васильевич спохватился и свернул в боковой коридор, в конце которого помещалась конторка красного дерева.

Сразу за конторкой располагались служебные помещения. Здесь выдавали и принимали ключи, здесь же расплачивались, здесь были компьютер, принтер, роутер, который то и дело барахлил, и гроссбух в роскошном переплёте — Виктор Захарович не мог отказать себе в удовольствии записывать посетителей по старинке, ручкой на плотной желтоватой бумаге. Компьютер компьютером, но на бумаге как-то красивей и надёжней, что ли!..

За конторкой никого не было, гроссбух лежал на месте.

Меркурьев перегнулся через бортик красного дерева, поволок на себя увесистый том и перевалил на эту сторону.

Посмотрим, посмотрим.

Все нынешние гости умещались на одной странице.

Вот он сам, Василий Меркурьев, записанный почти каллиграфическим почерком. Вот Кристина Кондратьева, студентка из Калининграда. Вот Марьяна Антипова, кем она записана, интересно?… А, так и записана: Марьяна Антипова, ясновидящая.

Александр Фёдорович Морозов — это кто такой?… Ах да, друг Саня, с утра пораньше засевший в комнате Меркурьева!.. Надо же, как красиво, убедительно и солидно выглядит друг Саня, выведенный каллиграфическим почерком!..

Где Лючия?…

Людмила Вячеславовна Огородова, вот она! А тут совсем напротив — ничего романтического. Людмила Огородова, кто бы мог подумать!..

Василий Васильевич усмехнулся такому несоответствию имён и человеческой сути и закрыл было гроссбух, но тут ему попалось ещё одно имя.

— Что такое?! — сам у себя строго спросил Василий Васильевич. — А?! Это чьи шутки?!

Емельян Иванович Кант, было твёрдо выведено чёрными чернилами на плотной желтоватой бумаге. Емельян Иванович Кант, учёный.

Выходит, он на самом деле явился?!

На верхней ступеньке лестницы Меркурьев услышал, как с силой хлопнула дверь и затопали ноги. Из коридора навстречу ему выскочила Антипия. Одежды её развевались и путались.

— Что такое?!

Она с разгону схватила Меркурьева за руку и тут же отпустила.

— У меня там… в комнате…

— Дух Бесселя? — осведомился Василий Васильевич. — Ничего удивительного. Он пришёл навестить свой дом. По слухам, он когда-то здесь жил, и теперь, возможно, скучает.

Антипия посмотрела на него, глаза — все три! — у неё были безумные. Василий Васильевич встревожился.

— Что случилось? — спросил он совсем другим тоном. — Кто тебя напугал?

— Зайди, — сказала она. — И посмотри.

Возле своей двери он задержался и послушал немного — внутри было тихо, — у Меркурьева появилась надежда, что Саня изнемог и заснул. Следом за Антипией он вошёл в её комнату, показавшуюся ему весёлой, благополучной и прибранной.

Сегодня же разберу вещи, поклялся себе он. Стыдно пред Асмирой, ей-богу!..

Он вопросительно оглянулся на Антипию.

— На кровати, — сказала она.

Василий Васильевич зашёл за выступ стены, как бы отделявшей в просторной комнате гостиную от спальни, и заглянул.

Постель была аккуратно застелена, подушки выложены одна за другой, а в самой середине сидела небольшая коричневая обезьяна с грустной мордой. Меркурьев вдруг умилился. Это была… девичья постель, трогательная и словно целомудренная.

Смотреть на неё было приятно и немного неловко.

— С той стороны, — прервала его грёзы хозяйка постели. — Ты что, не видишь?

Антипов заглянул.

На подушке лежал фарфоровый китайский богдыхан с отломленной головой. Василий Васильевич не сразу понял, что это такое, и сообразил, только взяв в руки. Тело богдыхана в расписанных золотом складках фарфоровой одежды он поставил на тумбочку и покрутил в пальцах голову.


Богдыхан щурил узкие глаза, прятавшиеся в круглых щеках, и крепко сжимал тонкие губы.

Василий Васильевич вдруг узнал в нём… упавшего с маяка Ванюшку. Словно богдыхана рисовали с натуры!..

— Где ты это взяла?

— Я не брала. Я поднялась после завтрака сюда и… нашла. Это знак!

— Началось в колхозе утро, — сказал Василий Васильевич. — Какой ещё знак!

— Ты не понимаешь! — в отчаянии воскликнула она.

— Я это слышу всё утро, — огрызнулся Меркурьев. — Хорошо, я ничего не понимаю, и точка. Примем это как данность. Откуда у тебя статуэтка? И зачем ты оторвала ей голову?

Антипия прошла к креслу, села и сложила руки на коленях, на белых складках одеяния.

— Я пришла от Кристины, — сказала она, стараясь быть как можно более убедительной. — Мне нужно было подумать. И села вот как сейчас сижу. Но мне что-то всё время мешало, отвлекало.

— Флюиды? — предположил Василий Васильевич.

— Я встала, — продолжала Антипия, не обращая на его иронию никакого внимания, — и стала искать, что это может быть. И вот… — она кивнула на разломанного богдыхана. — Нашла.

— На кровати? — уточнил Меркурьев.

Он взял с тумбочки туловище, попытался приставить к нему голову, вышло задом наперёд. Он перевернул туловище.

— Точная копия Ивана Николаевича, — сказал он, разглядывая узкоглазое щекастое лицо.

— Конечно, — пылко сказала Антипия. — В этом всё дело. Это знак!

— Знак чего?

— Здесь что-то происходит, — заявила она. — Такое, чего я не могу понять. И объяснить не могу.

— Ну, для такого вывода не нужно никаких знаков, — съязвил Меркурьев, поставил туловище на стол, а голову положил рядом. — Конечно, происходит! Человек погиб — это раз. Перстень за много миллионов попёрли — это два.

— Он не просто так погиб, — произнесла Антипия почти шёпотом. — Кто-то пытается мне что-то сказать и для этого принёс статуэтку. А я не понимаю!..

— Да, — согласился Василий Васильевич. — Статуэтку действительно кто-то принёс, если не ты сама это сделала. И голову ей отломали. Это… нехорошо.

— Плохо, — поддержала Антипия. — Совсем.

— Да что ты заладила — плохо, плохо! Ты утром, когда выходила на завтрак, дверь заперла?

— Да… по-моему. По-моему, да.

— Заперла? — грозно повторил Василий Васильевич.

Антипия огляделась по сторонам в растерянности.

— Я не всегда запираю. У меня и брать-то тут нечего, так что я не слежу…

— То есть ты не помнишь. Кто угодно мог зайти и положить статуэтку. Только вот вопрос зачем!..

— Чтобы я поняла.

— Ты поняла?

— Нет.

— Тогда вопрос зачем!..

И они уставились друг на друга.

Меркурьев постепенно осознавал, что появление богдыхана, как две капли воды похожего на покойного братка, в запертой или незапертой, неважно, комнате на кровати — явление совершенно материальное, и нет в нём никакой мистики и чудес. Вот как ему заморочили голову: на осознание этого простого факта потребовалось время! Статуэтку принесли и положили, а до этого ещё и голову ей отломали! Зачем? Хотели напугать? Именно её, духовную дочь Сантаны и последовательницу Пуришты? Чтобы она подняла панику?

Богдыхан на кровати — свидетельство чьего-то умысла, пока непонятно, злого или нет, но вполне человеческого.

Он покосился на вещунью. Она, должно быть, перепугалась всерьёз. Самое отвратительное — это следы чужого непрошеного присутствия в чём-то очень личном, интимном: в одежде, в постели, в ванной. Скорпион в пустыне вызывает желание обойти его стороной. Скорпион на подушке — панику и ужас.

Кто и когда мог принести статуэтку в комнату Антипии? Во время завтрака или когда они втроём искали перстень в комнате Кристины?

— Ты кому-нибудь говорила, что не запираешь дверь?