Реанимация судьбы

— Так что, будем договариваться? — со смешком спросила женщина, явно довольная произведенным эффектом.

— Чего… чего ты хочешь? Денег? Сколько?

— Денег? — повторила она. — Нет, доктор, денег я пока не хочу. Мне нужна услуга. Как раз по твоему профилю.

— По профилю? — тупо переспросил Авдеев.

— Да, по твоему профилю. У тебя хорошо получается убирать ненужных людей, вот и прояви талант еще раз.

— Ты… с ума сошла? — еле выдохнул Игорь, не в силах даже пошевелиться — все тело внезапно стало вялым, ватным, даже трубку пришлось зажать плечом, чтобы не выронить.

— Ничего сложного, доктор. Нужно просто сделать так, чтобы один человек перестал дышать, если не окажет услугу, о которой его попросят, вот и всё. Видишь, это не так сложно — попытайся уговорить и спаси жизнь, тебя ведь этому столько лет в институте-то учили? — Она снова противно хихикнула, гордясь собственным остроумием.

— А… если я… откажусь?

— Откажись. Завтра же флешка с записью будет в кабинете твоей начальницы. Рассказать, что случится потом? Или сам догадаешься?

Игорь изо всех сил зажмурился и закусил нижнюю губу так, что почувствовал вкус крови. Тупик… его загнали в тупик, из которого никак не выбраться.

— Кто тебя ко мне подослал?

— Это не твое дело. Так что, будем договариваться? У тебя есть ровно сутки, чтобы обдумать все и согласиться. Или помаши ручкой своей возможной блестящей карьере, говорят, ты мог бы ее быстро сделать в новой области. Кстати, про походы в полицию даже не напоминаю, правда? Им ведь тоже будет интересно кинцо посмотреть. — Женщина снова хихикнула. — В общем, доктор, завтра в это же время буду звонить. Надеюсь, у тебя хватит ума не выключать телефон. Спокойной ночи, Игорь Александрович, — пропела она неожиданно приятным голосом, и трубка умолкла.

Авдеев бессильно откинулся на подушку и застонал. Нет выхода, совершенно нет выхода — он вынужден будет делать все, о чем его теперь могут попросить люди, как-то связанные с этой бабой. Как он мог так глупо вляпаться, как мог… почему не решил все вопросы тогда, ведь смог же с другим человеком…

Выбравшись из постели, Игорь пошел в кухню и вынул из холодильника бутылку водки, однако, повертев в руках, поставил обратно — завтра операционный день, он не может позволить себе сорвать его, явившись на работу с похмельем. Но сон как рукой сняло, даже находиться в квартире было страшно, и Авдеев не придумал ничего лучше, чем одеться и выйти на улицу. Влажный холодный воздух немного привел его в чувство, Игорь закурил и медленно пошел по улице в сторону оживленной трассы. Было еще не очень поздно, и, хотя поток машин значительно уменьшился, их все равно было много — спешащих куда-то с включенными фарами. Не река огней, как двумя-тремя часами раньше, а ручеек. Но эта картина перемещающихся огоньков успокаивала Игоря куда лучше лекарств. Он шел вдоль трассы, слушая шелест шин по асфальту, и почти совсем расслабился и перестал думать о звонке этой мерзкой бабы. А ведь когда-то она ему даже нравилась, надо же… Хорошо, что эта симпатия не переросла в роман. Хотя, может, будь это так, она не стала бы теперь шантажировать его. Может, всему виной как раз его пренебрежение ее женскими чарами? Если бы он поддался тогда — то и не было бы ничего? Но теперь поздно об этом думать, это ведь не пленка, назад не отмотаешь.

Он гулял часов до двух, пока не почувствовал, что совсем отпустило и можно возвращаться. Спать осталось всего несколько часов, а в операционную нужно входить бодрым.

По выработавшейся уже привычке Игорь до обхода зашел в реабилитацию, осмотрел своих больных и предварительно скорректировал назначения, которые потом представит Драгун. У поста столкнулся с Надей — она выглядела бледной, уставшей, глаза ввалились.

— Плохо спала? — поинтересовался он дежурным врачебным тоном.

— Да, неважно…

— Кто твой лечащий врач?

— Вячеслав Андреевич.

«И это вдвойне странно, если ты ждешь здесь ринопластики — Васильков больше не оперирует сам», — подумал Игорь, снова вспомнив про отсутствующую историю болезни.

— Я скажу ему, чтобы снотворное тебе назначил.

— Не нужно, спасибо.

— Надя, — Игорь развернулся и посмотрел в ее измученное лицо, — перестань вести себя так, словно я тебя чем-то обидел. Ты ведь сама решила уйти…

— Да что ж ты, как попугай, все время это повторяешь? Слушай, Авдеев, и почему вообще ты думаешь, что в моей жизни все вертится вокруг тебя? Даже не так — вокруг воспоминаний о тебе! Думаешь, у меня нет никакой другой жизни? — вдруг вспылила Надя.

— Тихо, тихо! — Авдеев взял ее за руку, но Надя вырвалась. — С ума сошла? Что я тебе сделал? Откуда столько агрессии?

Она вдруг как-то сникла, ссутулила плечи и пробормотала:

— Извини… ты прав…

— У тебя что-то случилось?

Вместо ответа она развернулась и почти бегом скрылась в палате. Из палаты напротив вышла дежурная медсестра:

— Вам что-то нужно, Игорь Александрович?

— Да. Историю пациентки из одиннадцатой.

— Она на посту не хранится.

— Это почему еще?

— У начальства спросите, — пожала плечами Женя. — Даже результаты анализов Васильков сам забирает, у нас на посту только температурный лист.

«Все становится еще интереснее. Зачем держать у себя историю пациентки, пришедшей на ринопластику? Это не самая сложная процедура в нашей клинике. И потом — если Васильков не оперирует, то кому он это поручит? И почему вообще столько внимания именно к Наде? Если только… если только ей статью о клинике не заказали, — думал Игорь, шагая по переходу в административный корпус. — Хотя… она просто редактор, пусть и с журналистским образованием. Может, за эти годы решила все-таки по специальности работать? Тогда бы это все объяснило, иначе — непонятно».

Мысли о Наде пришлось выбросить сразу после обхода — предстояла несложная операция, но ничего не должно отвлекать. Однако, войдя в операционную, Игорь увидел на столе пациентку и вдруг понял, что не может взять в руки скальпель. Обработанная грудная клетка в разрезе хирургической простыни воскресила в памяти совершенно иную картину. Авдеев почувствовал, как дергается щека под маской, как начали подрагивать пальцы — сейчас он протянет руку за скальпелем, и это станет видно операционной сестре. Никакие попытки взять себя в руки не помогали, Авдеев чувствовал, что сейчас просто упадет в обморок. Нужно было срочно спасать ситуацию, и он, неловко согнувшись, пробормотал:

— Сердце…


— Что? — переспросила перекладывавшая инструменты на столике Лена.

— Сердце… прихватило… — прохрипел Авдеев, на самом деле ощущая спазм.

Лена подошла к двери и попросила санитарку:

— Позвони Аделине Эдуардовне, пусть срочно готовится, нужна подмена.

«Черт подери… — про себя простонал Игорь. — Как это некстати… Конечно, меня должна заменить Драгун — все остальные в операционных, а она пока не оперирует… черт подери, черт подери!!!»

Он, пошатываясь, вышел из операционной, снял маску и перчатки, бросил взгляд в зеркало — вид бледный, можно подумать, что на самом деле нелады с сердцем. В предоперационную быстрым шагом вошла Аделина в зеленом костюме, резким жестом отвернула кран, взяла в руки губку:

— Сделайте ЭКГ и полежите в комнате отдыха.

— Извините, что вам пришлось…

— Идите, Игорь Александрович.

Она не произнесла больше ни слова, тщательно намыливала руки, смывала, снова мылила, и Игорь чувствовал, как она раздражена и как пытается с этим справиться. Он же бессильно сидел на круглой табуретке, опустив ставшие тяжелыми руки между колен, и смотрел в пол. Через несколько минут Драгун спиной открыла дверь и вошла в операционную, держа согнутые в локтях руки перед собой. Игорь понаблюдал за тем, как она облачается в халат и перчатки, становится к столу и протягивает руку, в которую Лена ловким движением кладет скальпель, потом поднялся и тяжело пошел из операционной в отделение.





Аделина


Экстренные вызовы в операционную в нашей клинике вещь редкая, почти экзотическая. Но сегодня мне пришлось отвлечься от бумаг и бежать в оперблок — больная уже под наркозом, а Авдеев едва ли не с ног валится с сердечным приступом. С чего бы молодому мужчине, занимающемуся спортом и следящему за собой, вдруг испытывать проблемы с сердцем?

Когда я вошла, он сидел на табурете в углу предоперационной, и его руки бессильно висели между колен. Сам он весь сгорбился, ссутулился и вид имел совершенно нездоровый. Начав мыть руки, я велела Авдееву снять ЭКГ и отлежаться в комнате отдыха, понимая, что даже домой его отправить не могу в таком состоянии — куда ему сейчас за руль.

Реконструктивная маммопластика никогда меня не привлекала, но выбирать не приходится, пациентка уже под наркозом, и я должна сделать все, чтобы, проснувшись, она осталась довольна. Ну, хочет женщина исправить форму груди после беременности и родов, кто ж ей запретит… Главное, чтобы клиентка получила то, чего хочет, а мое личное к этому отношение должно остаться, так сказать, за кадром. В свое время я отказала Оксанке в такой операции — она считала, что с возрастом грудь обвисла и неплохо бы сделать ее более привлекательной, но я наотрез отказалась положить ее в клинику. Владыкина немного пообижалась, а потом наткнулась где-то на фотографии, демонстрировавшие в красках «работу» хирурга с двумя явно левыми руками, и облегченно вздохнула, признав мою правоту. Я не стала говорить, что в моей клинике ни с кем подобного бы не случилось, но произведенным фотографиями эффектом осталась вполне довольна.

Проследив, как пациентке наложили бандаж, я вышла в предоперационную и почувствовала, что у меня кружится голова. Да, все-таки рановато я взялась оперировать… Но выбора не было. Пошатываясь, я размылась и, прихватив халат, отправилась в ординаторскую писать протокол. Очень хотелось курить, но я знала — пара затяжек сейчас только усугубит головокружение, а привлекать к себе внимание нездоровьем не хотелось. Надо было еще разобраться с Авдеевым и его приступом. Что-то часто стали с ним случаться какие-то мутные истории…

Авдеев, вопреки моим ожиданиям, не отлеживался в комнате отдыха, а сидел в ординаторской и что-то чертил на планшете.

— Вы всегда нарушаете рекомендации, данные вам врачом? — поинтересовалась я, садясь за стол у окна.

— Я снял кардиограмму, там ничего серьезного.

— А это вам решать? Или все-таки покажем тому, что в этом больше понимает?

— Сергей Иванович сейчас здесь, он посмотрел, сказал — ничего серьезного, — упрямо повторил Авдеев, глядя на экран планшета.

— Послушайте, Игорь Александрович, не заставляйте меня пожалеть о том, что я взяла вас на работу раньше, чем закончился испытательный срок.

— Вас не устраивает моя работа?

— А вы как думаете?

— Я думаю, что сегодняшний инцидент — случайность. Досадная случайность, я вчера немного переутомился, дело в этом.

Я смотрела на него и не могла понять, действительно ли он так считает или придумал оправдание, чтобы по какой-то непонятной мне причине не делать эту реконструкцию. Я заметила, что Авдеев избегает подобных операций, старается под любым предлогом отдать таких клиентов тому же Филиппу Басалаеву, объясняя это тем, что Филипп набил руку и выполняет подобные операции блестяще.

— А вы серьезно думаете, что я не замечаю, как вы стараетесь не брать клиенток на реконструктивную маммопластику? — Я все-таки открыла окно и вынула сигарету.

— Вы ошибаетесь, — твердо сказал Авдеев, но при этом сильно побледнел.

— Хотите, я подниму истории и посчитаю, на скольких стоит ваша подпись, а операцию в конечном итоге проводил Басалаев? Просто для статистики, чтобы вы не думали, что я предвзята? — предложила я, выпустив облако дыма в окно. — У нас не принято делить операции на интересные и не очень.

— Но вы…

— А я при своей квалификации гожусь на что-то более сложное, чем пилить носы, вам так не кажется? — перебила я, и Авдеев слегка сник. — И при этом я не гнушаюсь сделать ринопластику, если это требуется.

— Ну да… сперва добейся, потом критикуй, — пробормотал Авдеев тихо. Но я услышала:

— Что же вы стесняетесь, повторите громче. Или духу не хватает?

Он поднял на меня совершенно больные глаза и тихо спросил:

— Вам нравится глумиться надо мной? Почему, за что? Чем я заслужил такое отношение? Вы ведь знаете, что я хороший хирург.

— Я разве сказала что-то другое? Мне просто непонятно, почему вы, находясь пока на первой ступени в иерархии нашей клиники, позволяете себе выбирать, кого оперировать, а кого нет?