Реанимация судьбы

— Повезло девчонке, — говорил, покуривая в открытое окно, анестезиолог, — что Мажаров как раз в этот день консультировал. Так, как он, из вас никто бы не собрал.

— Ну, почему? Вон Авдеев мог бы взяться, это ж не грудь, а лицо, — вдруг услышал Игорь, делавший вид, что его этот разговор вообще никак не интересует.

Он поднял голову от монитора и сразу понял, кто явился источником обидной колкости. Васильков. Огрызаться с заместителем главврача не хотелось, но и терпеть, как мальчик, шпильки от старого хирурга тоже.

— А что? И взялся бы, да не позвали, — сказал он, и Васильков, обернувшись, посоветовал:

— Вот и подумайте, в чем причина. Вы же были свободны. Единственный из всех хирургов, кто в тот момент не был в операционной, а вас не зовут, просят консультанта.

— Ну, куда мне до супруга главного врача. Рылом не вышел, регалий не хватает.

— А вот это ты зря, — негромко сказал стоявший ближе всех к нему Филипп.

— А почему зря? Не имею права мнение высказать? — вдруг понесло Игоря, и он уже не мог остановиться. — Я не обязан с придыханием обсуждать то, что сделал хирург, даже не работающий здесь. Любой из нас справился бы не хуже, если бы пришлось, так что не вижу смысла принижать наши навыки в угоду…

— В угоду? — перебил Васильков, снял очки и принялся протирать их краем халата. — Да ты, сынок, совсем не соображаешь. Любой справился бы, говоришь? Наверное. Да только все были делом заняты, а ты? Ты где был в этот момент, когда Аделина Эдуардовна за тебя маммопластику делала? И когда привезли девочку по «Скорой», решила тебя не звать — вдруг ты опять в истерику кинешься? Я бы тоже не позвал. Ты ненадежный, Авдеев.

— Я?! Я ненадежный?! — взвился Игорь, уязвленный в самое сердце. — Да, наверное, в пластической хирургии я пока не так хорош, как мог бы! И как непременно буду. Запомните! Но я хирург! И хирург хороший, кто угодно это подтвердит! А вы продолжайте восхищаться, выслуживайтесь!

— Ты совсем сдурел? — положив руку ему на плечо, спросил Филипп. — Тебе же стыдно потом будет, Игореха.

— Ну, если передадите — непременно будет, что ж. Но я как-нибудь переживу.

— Так и мы переживем, если ты от обиды заявление напишешь, — спокойно отозвался Васильков, возвращая очки на переносицу. — Листочек принести?

— Не дождетесь! — запальчиво выкрикнул Авдеев. — Я вам докажу, что вы все не правы!

— Прекратите детский сад, доктор Авдеев, — раздался у него за спиной холодный голос Аделины. — Что здесь происходит? Работы нет?

Игорь обмяк, словно из него выпустили воздух. «Интересно, слышала ли она хоть слово из того, что я тут нес? Какого вообще я влез? Пусть бы дальше стебали, надо же было…» — ругал он себя, испытывая чувство жуткой неловкости.

Ординаторская опустела, а он все продолжал сидеть за столом, уставившись в монитор и понимая, что сейчас, похоже, разрушил свою карьеру здесь.

Драгун, единственная оставшаяся в ординаторской, подвинула стул и села рядом с ним, подперла кулаком щеку и тихо спросила:

— Игорь Александрович, с вами что-то происходит? Вы совершенно не похожи на того врача, что пришел ко мне на собеседование. И на того, что ассистировал мне в операционной. Кто вы сейчас, Игорь Александрович?

И Авдеев вдруг почувствовал, что вот-вот разрыдается, как ребенок.

— Я… лишнего наговорил, простите… — пробормотал он, стараясь спрятать от нее глаза.

Аделина усмехнулась:

— Про Матвея? Не берите в голову. Моего мужа всегда рассматривают при помощи лупы, как будто он не сам по себе, а исключительно потому, что я тут хозяйка. А ведь это неправда. И хирург он гораздо лучший, чем я. Просто так сложилось — у меня клиника, у него — голова и руки. И вы не первый, кто думает иначе, я даже не реагирую уже. А вас новая клиентка ждет в приемном покое. Реконструктивная маммопластика, — она чуть улыбнулась, а потом жестко добавила, положив ладонь поверх его руки: — И если вы не сделаете ее, я вас выгоню и даже угрызений совести не испытаю. Ясно вам, доктор Авдеев?

— Предельно, — кивнул он, чувствуя странное облегчение. — Могу идти к клиентке?

— Конечно.

Игорь поднялся, одернул халат и вышел из ординаторской, чувствуя, как Драгун провожает его внимательным взглядом, словно ждет — споткнется или нет. «Я не имею права споткнуться, не имею. Я должен доказать, что не болтун и не рисовщик, а действительно хирург, достойный этой клиники».



Он уже выключил свет, собираясь спать, как телефон сперва моргнул включившимся дисплеем, а потом и завибрировал.

— Ну, кто это еще? — пробурчал Игорь, нашаривая трубку. — Алло.

— Спишь уже, доктор?

Игорь закрыл глаза. Опять она… сколько можно, сколько еще она будет вот так звонить, тянуть душу, играть на нервах? Когда это прекратится?

— Что тебе нужно?

— Ты знаешь что. Но вряд ли ты в состоянии вернуть мне мою жизнь, которую испортил. Так что теперь я пришла за твоей, пожалуй.

— Ты опять пьяна?

— Да бог с тобой! Конечно нет. Слушай меня внимательно. Я знаю, что в вашей клинике лежит одна баба. У нее есть то, что ей не принадлежит. Сделай так, чтобы вернула добровольно, тогда и тебе, и ей будет хорошо.

— Ты с ума сошла? Как я могу заставить незнакомого человека вернуть что-то, о чем понятия не имею?

— Доктор, ты совсем дурак? Я же сказала — ты должен просто уговорить вернуть то, что не принадлежит ей. Заберешь и принесешь мне. Тебе даже знать не надо, что это, — крепче спать будешь.

Игорь испытал новый прилив раздражения:


— Почему я вообще должен в этом участвовать?

— А потому, дорогой, что не хочешь, чтобы твоя начальница увидела то, что у меня есть. Напомнить? Или сам справишься? Как тебя совесть не мучает, вообще не понимаю. Я бы давно уже в петлю залезла, сотвори я такое своими руками…

— Ладно, хватит! — оборвал Игорь, чувствуя, как по спине бегут мурашки.

— А если хватит, делай, что говорят, — жестко сказала собеседница.

— Хорошо. Как я пойму, кто тебе нужен?

— Как ее зовут, я не знаю, а фамилия — Закревская. Срок тебе до пятницы.

Игорь уже не слышал, что она положила трубку, потому что его собственная выпала из рук и залетела под кровать.

Надя Закревская. Так вот они какие, эти неприятности…



Всю ночь он не находил себе места, метался по квартире, с ненавистью глядя на запертую дверь комнаты и испытывая острое желание чиркнуть спичкой и спалить там все до последней нитки, до последнего листочка. Как же все это отравило ему жизнь… А завтра он должен подойти к Наде… и что? Что он ей скажет? Как объяснит? Господи, что же со всем этим теперь делать? Игорь застонал, сел прямо на пол и вцепился в волосы, принявшись раскачиваться из стороны в сторону.

— Не могу… — прошептал он, облизывая пересохшие от волнения губы. — Не могу, никогда не смогу…

На работу он приехал совершенно разбитым, в душе радуясь, что день не операционный, можно заняться историями и не привлекать к себе лишнего внимания. Как всегда, до обхода он пошел в отделение и, как назло, сразу наткнулся на Надю. Она выглядела еще хуже, чем он, похоже, тоже не спала ночью и, кажется, плакала — глаза красные и опухшие.

— Что-то случилось? — перехватив ее за руку, спросил Игорь.

Надя посмотрела на него совершенно больным взглядом, но руку не отдернула:

— Да. Вчера похоронили Светку Путинцеву.

Игорь растерялся. Он хорошо знал Светку, лучшую Надину подружку, — маленькую, кругленькую, в смешных очках. Она была очень добрая, смешливая и совершенно беззлобная.

— Что случилось?

— Ножевое ранение в область печени, — еле слышно проговорила Надя и прикусила губу, чтобы снова не расплакаться. — Она умерла на улице… истекла кровью… совсем недалеко от поселка.

— От… какого поселка? — задохнулся Игорь, которого пронзила догадка.

— От здешнего. Она ко мне приезжала, а на обратном пути ее…

Надя все-таки заплакала, Игорь обнял ее за плечи и повел в «зимний сад» — сейчас там никого не было, можно спокойно посидеть и подождать, пока Надя успокоится. Он усадил ее на самую дальнюю скамейку, под пальмой у окна, и, не убирая руки с плеч, притянул к себе:

— Ты поплачь… станет легче…

— Не станет… — прошептала Надя, слизывая с губ слезы. — Я ведь совсем одна осталась… совсем одна…

— Погоди… а мама?

— Мама умерла почти год назад.

— Прости…

Она ничего не ответила, только как-то совсем доверчиво прижалась к нему и тяжело вздохнула. Игорь осторожно прижался щекой к ее макушке, вдохнул знакомый аромат глициний.

— Надя… я знаю, что у тебя неприятности, — негромко произнес он. — Я могу помочь.

— Как? — равнодушно спросила она и даже не поинтересовалась, откуда он узнал об этих неприятностях.

— Отдай мне то, что не принадлежит тебе, и я все устрою. Тебя оставят в покое.

— Кто тебе рассказал? — по-прежнему равнодушно спросила она, словно ей было все равно, ответит он или нет.

— Знакомый. Наденька, я тоже очень влип, ты даже представить себе не можешь… если я не верну до пятницы то, что ты хранишь у себя, моя карьера будет окончательно уничтожена. Я уже потерял место кардиохирурга, прошел переподготовку, освоил новую специализацию — и теперь все рухнет, — зашептал он ей в волосы. — Надя, спаси меня, умоляю…

— Я отдам тебе то, что ты просишь. Но сделаю это не ради спасения твоей карьеры. Я просто не хочу видеть, как погибнет еще один человек из тех, кто мне близок. — Надя закрыла лицо руками, но из объятий Игоря не вырвалась, не сделала попытки освободиться. И он вдруг понял, что единственный человек, кому он может рассказать все, — Надя.

Он встряхнул ее за плечи, заставил сесть к себе лицом и твердо сказал:

— Ты должна меня выслушать.

Надя пожала плечами:

— Ну, говори. Только если ты хочешь сделать признание в обмен на эту чертову брошь, то не терзайся. Я не ради…