Ректор по семейным обстоятельствам

— А что, у порога его светлость правитель Белого континента? — насмешливо поинтересовался сторож.

— Какой еще правитель? — опешила я, приплясывая на месте.

— Наш, Создателями призванный, — хмыкнул нахал.

— Ты, что, сдурел? — обозлилась я. — Открывай, болван!

— Права такого не имею, — с заметным удовольствием сообщил он. — Среди ночи могу открыть только Членам королевского семейства. Вы член?

— Да ты знаешь, кто я? — возмутилось мое высочество, разумно, впрочем, не озвучивая собственные регалии. Только скандала с пьяным ректором тут и не хватало.

— По голосу слышу, что не член, — с ленцой констатировал мерзавец. — Тогда кто? Профессоров я всех знаю. А больше никому по ночам открывать не положено. Тем более пьяным студиозам. Утром приходи, позову твоего куратора и пущу.

— Ах ты, скотина! Открывай, говорю!

Я со всей силы ударила кулаками в створку. Полыхнул зеленый отблеск, и меня отшвырнуло назад.

— Защита Академии расценивает твои действия как нападение, — хохотнув, пояснил он, пока я мотала головой, сидя в уличной канаве. — Может, заодно и намагичишь чего-нибудь? Будет еще веселее.

Даже до моих пропитанных вином мозгов дошло, что злорадное предвкушение в его голосе — это неспроста. Поэтому я, кое-как утвердившись на ногах, развернулась и потащилась прочь: «Завтра я с тобой по-другому поговорю, только ты меня не узнаешь, поганец!»





ГЛАВА 3

Аппетит проходит во время еды




Утро добрым не бывает. Эта мысль настойчиво вертелась в моей больной голове, пока я рылась на полке с зельями. Настой, избавляющий от последствий хорошей пирушки, именуемый среди наемников «похмелин», нашелся в самом дальнем углу. Впрочем, радостный возглас тут же сменился разочарованным стоном. Судя по дате на этикетке, он был давно и безнадежно просрочен.

Я швырнула бесполезный пузырек в ведро для отходов и, глухо ругаясь сквозь зубы, развернулась к длинному столу: придется заняться практическим зельеварением прямо сейчас. Ректор, распространяющий на десяток метров вокруг отвратительный запах перегара, станет слишком большим потрясением для Академии стихий.

На испещренную разноцветными пятнами и подпалинами столешницу спланировали корешки и несколько банок с порошками. Убедившись, что не ошиблась в выборе ингредиентов, я зажгла огонь под небольшим котелком.

Пятнадцать минут спустя, хорошенько перемешав бурлящее варево и уже предвкушая скорое избавление от признаков похмелья, я взялась за бутыль, украшенную кривым черепом. Нет, яда там, разумеется, не было. Ярко-синяя жидкость обладала очень сильным слабительным эффектом и это свойство сохраняла при любой обработке. Соответственно, передозировка могла оказаться чреватой. Наемник во время боя, резво уносящийся в кустики, — мертвый наемник. А мне нужна была всего одна капля. Конечно, лучше было бы воспользоваться пипеткой, но она куда-то запропастилась, и искать ее у меня не было ни времени, ни желания.

Высунув от усердия кончик языка, я накренила бутыль над варевом.

— А что это будет? — раздался звонкий голосок за моей спиной.

Охнув от неожиданности, я чуть не уронила бутыль. Естественно, слабительного в зелье попало куда больше положенного. Злобно смахнув испорченное варево в ведро для отходов вместе с котелком, я обернулась. В дверях стоял мелкий паренек в каких-то обносках.

— Ты кто? — тупо поинтересовалась я. — И как сюда попал?!

Вопрос мог бы показаться странным, но в данном случае вполне закономерным. Дело в том, что в моем доме нет живой прислуги. Вообще никого из живых нет, только духи, закольцованные лично на меня. Так делали все, кто желал иногда оставаться в одиночестве и при этом не заниматься бытовыми делами. Ну и количество покушений в собственном доме резко стремилось к нулю. Всем известно, что проще всего к жертве подобраться через прислугу, а духов не подкупить и не запугать. Так кого они могли пустить в мое логово?!

— Ну вот, — с заметной обидой нахмурился пацан. — Сами же звали, а теперь «ты кто?»

— Звала? — мозг заклинило окончательно.

— Вы весной через нашу деревню проезжали. Даже грамотку мне дали. Вот. Только ее Ваша нечисть забрала.

— Какая нечисть? Как тебя зовут хоть?!

— Оли я. Ладно, раз не ко двору пришлась, то пойду.

Девочка? Она развернулась на пятках, гордо вздернув веснушчатый нос.

— Да погоди ты, не петушись, — остановила я ее, начиная что-то смутно припоминать. — Ты из Серогорья?

— Ну да, — Оли кивнула и шмыгнула носом.

Тут до меня, наконец, дошло. Серые горы — бедная холмистая местность почти в центре Белого континента. Караваны туда не водят, да и монстры почти не встречаются. Боевому магу или наемнику делать там совершенно нечего. Тем более что местные жители магии побаиваются, а многие так и вовсе считают ее происками демонов и страшным грехом. А я весной перепутала дорогу на развилке, и мое высочество занесло в это самое Серогорье. И вот там-то мне и встретилась девчонка-оборвыш, со жгучим любопытством наблюдавшая за банальными фокусами вроде костра, пылающего без дров. И аура у нее полыхала посильнее моего костерка.

Артефакт, проявляющий Дар, валялся на дне сумки. Любой магик-наемник таскает такой с собой, потому что поиск Одаренных — непременное условие получения лицензии. Многие даже специализируются на таких поисках. Приют Обретенных платит за найденышей с сильным Даром неплохую премию. Разумеется, мне зарабатывать подобным образом не было никакой нужды, и камень болтался бесполезным грузом многие годы. До того вечера. В руках у безродной девчонки он свое существование и закончил, банально сгорев от мощного потока Силы.

По закону я должна была доставить такой самородок в Приют, но не сделала этого. Во-первых, меня ждали на тракте, и на эту встречу мое, страдающее географическим кретинизмом высочество и так уже опаздывало сверх всякой меры. А во-вторых… Я прекрасно знала, какая судьба ждет приютских магиков: двенадцать лет казарменного режима с жестким обучением и служба в войске Белого континента. Выбора нет, исключений — тоже. Поэтому я оставила девчонке свиток, дающий доступ в мой дом в Питруге. Мол, захочет — придет, а нет — станет деревенской ведьмой в родных краях, так как дар такой силы все равно проявится, даже без всякого обучения.

И вот она стоит на пороге моей лаборатории и шмыгает носом, обиженно поглядывая на задумавшуюся хозяйку из-под насупленных бровей. А я совершенно не представляю, что с ней теперь делать.


— Родственники отпустили? — спросила я, чтобы хоть как-то нарушить затянувшееся молчание.

— Так нет у меня родичей, говорила уж, — отозвалась Оли, ковыряя порог босой ногой.

— А, ну да, помню. Сколько тебе?

— Десятое лето проводила.

— А поточнее?

— Не знаю, — девчонка пожала плечами. — У нас не записывают. Батя не помнил, а мать я и не видела, она родами померла.

Я совершенно не аристократично потянулась к затылку. Пальцы наткнулись на еще менее аристократичный колтун. Машинально взглянула на свое отражение в оконном стекле. М-да… Всклокоченные волосы, из которых торчит какая-то ветка, заляпанная неизвестно чем одежда, обалдело-тупое выражение на физиономии и, в довершение образа, убойный запах перегара. Видел бы Па сейчас свою дочурку, поганой метлой бы из ректоров погнал. Может, попробовать? Хотя нет, это будет перебор. В таком виде он меня не только из ректоров, из дочерей выгонит, еще и плюнет вслед.

— А у вас дом красивый, — нарушила мои размышления нежданная гостья. — И работа сама делается. Я все думала, куда мусор девается. Даже на нечисть Вашу грешила. А он, оказывается, просто сгорает. Весело.

— Сгорает? Нет. Его духи выбрасывают… — невнимательно отозвалась я.

— А это что тогда? — спросила Оли, пальцем показав куда-то мне за спину.

А там веселым костерком всеми цветами радуги пылала урна! Правильно! Туда же улетел раскаленный котел! С руганью я бросилась тушить разноцветный пожар, лихорадочно вспоминая, не кидала ли в последние пару месяцев в ведро для отходов что-нибудь взрывоопасное. В лаборатории-то духи не убирают!

Слава Создателям, таки ничего не взорвалось. Только весь первый этаж провонял тухлыми яйцами, да девчонка обзавелась боевой раскраской дикарей из мазков цветной сажи. Впрочем, повеселилась она на славу. Хотя в этом безобразии проявился и положительный нюанс: дым, похоже, оказался лечебным, и от моего похмелья не осталось и следа.

Приказав духам проветрить комнаты, я повела девчонку наверх, в библиотеку.

— Ух ты, — разинула рот Оли, едва переступив порог. — Сколько книжек!

«Ну да, — в очередной раз с запозданием дошло до меня, — Свиток — пропуск в дом, и не более. Духи предоставили гостье постель и стол. В другие помещения у нее доступа не было…»

Большие часы на каминной полке напомнили мне, что утро не резиновое. Проснулась я, конечно, отвратительно рано, но и студиозов поднимают ни свет ни заря. Мало ли, какое событие может потребовать внимания свежеиспеченного ректора. А если его, то есть меня, на месте не окажется, Карна не замедлит донести об этом дядюшке, а тот сообщит Царственному братцу. И если Па решит, что дочурка банально смылась…

На этой печальной ноте я поежилась и отогнала неприятные мысли. Не размышлять надо, а действовать! Во-первых, срочно отправить девчонку в Приют Обретенных. Нет. Стоп! Сначала привести себя в порядок… Опять не так. Найденыша должна доставить Рагетта, а не дочь правителя. Иначе шума и сплетен не оберешься. Вот ведь свалилось ифитово отродье на мою голову. И как не вовремя…

Пытаясь решить, как поступить, я расхаживала взад-вперед между стеллажами, не обращая никакого внимания на предмет моих размышлений. А зря…

— Ух ты! Так вы дочка королевская! А так сразу и не скажешь!..

— Что?! — я развернулась как ужаленная. — Откуда ты…

Впрочем, вопрос был излишним. Пока мое тупоголовое высочество размышляло о судьбах мира в лице одной мелкой нахальной девчонки, эта самая девчонка заинтересовалась единственной доступной книгой — «Родословом». Этот толстенный фолиант, подаренный непутевой дочурке правителем на пятидесятилетие, лежал на специальной подставке, потому что не влез ни на одну полку Мало того, он был открыт на той самой странице, где красовался мой портрет и присутствовал перечень всех титулов и регалий!

— Уйди оттуда! — рявкнула я. — Нечего хватать все подряд!

— Я и не хватала, — обиженно буркнула она. — Книжка так и лежала открытая. Просто посмотрела.

— И смотреть все подряд тоже нечего! Сядь вот в кресло и не шевелись!

Оли надулась, но послушалась. А я заметалась по комнате с удвоенной скоростью. Вот и какой ифит толкнул меня под локоть, когда я вздумала пригласить девчонку сюда?! Это же катастрофа! Если ее отвести в Приют Обретенных, все моментально узнают, кто такая на самом деле магичка Рагетта. И все, прощай тракт, здравствуй ректорское кресло, на веки вечные! А то и замужество. Такой скандал Па мне не простит. Попытаюсь брыкаться, может и вовсе из Рода исключить, бывали прецеденты.

«Прибить ее по-тихому, что ли? — подумала я, с сомнением посмотрев на свернувшуюся на кожаных подушках оборванку. И тут же сама себя одернула, неприятно удивившись гадкому направлению собственных мыслей. — Совсем с катушек слетела с этим ректорством».

Оли сидела, поджав под себя босые ноги, и с непонятной смесью надежды и обиды смотрела на меня. Под этим взглядом я невольно поежилась. До чего докатилась: пусть не всерьез, но задумалась об убийстве ни в чем не повинного ребенка.

Так. Подумаем еще раз. В Приют ей теперь нельзя. Да и вообще никуда нельзя, если на то пошло. Мало ли, кому она попадется и кто услышит нелицеприятную для королевского рода правду. Может быть, через годик-другой, когда она повзрослеет и поймет, что не всякую правду стоит озвучивать вслух, а кое-какую, так вообще надо сразу забыть. Но что с ней делать этот годик-другой?!

— Оли, а ты вообще кем хочешь стать, когда вырастешь?

— Магичкой! Как вы! — с готовностью откликнулась приблуда, будто только и ждала этого вопроса. — Вы же мне говорили, что я могу выучиться, стать сильной колдуньей, и никто мне будет не указ!

Оп-па… Похоже, я была пьяна гораздо сильнее, чем мне казалось, когда несла подобный бред. Впрочем, сильной магичкой, при наличии учителей, она станет без сомнения. Но вот как я умудрилась ляпнуть, что над ней не будет начальников?! Свободолюбие в Приюте Обретенных выбивают в первую очередь!

«А ты сама-то как свою свободу отстаиваешь? — ехидно вклинился в мои мысли внутренний голос. — ну правильно, это же твоя свобода. Что тебе до свободы какой-то оборванки…»

— Заткнись, — буркнула я.

— Так я ничего и не говорю, — тут же откликнулась девчонка.

— Я не тебе.

Она демонстративно огляделась, но ничего не сказала. Впрочем, взгляд оказался красноречивее слов. Ага. Раздвоение личности во всей красе.

Я снова взглянула на часы и мысленно выругалась — до подъема в академии оставалось полчаса.