С тобой? Никогда!

– Красные диваны?! Что?! – воскликнула я, выходя к черному ходу. Подошла к грузовой машине, возле которой с унылым видом топтались двое грузчиков. – Это шутка, да?

– Здравствуйте! – Один из них широко улыбнулся. – Цвет баклажан, как и заказывали.

И с гордостью указал на кузов.

– Скажите, что вы ошиблись адресом, умоляю, – вскипела я, разглядывая торчащие из кузова возмутительно красные бархатные спинки. – У нас скоро открытие, а вы привозите мне чертовы красные диваны!

– Баклажан, – поправил он, переминаясь с ноги на ногу.

– Какой это, к дьяволу, баклажан?! – Я всплеснула руками. – Они красные! А я просила сливовые! Посмотрите, в накладной так и написано: «королевский сливовый». Не баклажан и тем более не красный.

– Простите, – замялся второй грузчик, принимая бумаги из моих рук, – но тут даже картинка есть. Вот. Та же модель, бархат, та же спинка, ножки.

– Увозите! – Я развернулась и, выдыхая ноздрями огненный дым, направилась обратно.

– То есть не выгружать?

– Я жду свои красные… Тьфу! Свои сливовые диваны! Всего доброго!

Аглая пожала плечами и с виноватым видом закрыла за мной входную дверь.

– Свяжись с поставщиком. Требуй! Наори! Угрожай смертью! – приказала я. – Пусть везут наши диваны. Иди!

– Хорошо.

Девушка, кивнув, убежала, а я прошла в помещение клуба.

Зона отдыха смотрелась пустой и одинокой. Совсем как я. Красные диваны здесь совсем не к месту, даже если они очень крутые, сексуальные, модные и дерзкие. Здесь все детали и оттенки интерьера были подобраны как раз под сливовую мебель. Ни райская лилия, ни лаванда, ни пурпур. Только слива – глубокая, чувственная, страстная и вместе с тем нежная. Такая аппетитная, что кажется, будто она исходит соком. Сли-ва!

Я присела на барный стул и оглядела зал.

Скоро все наполнится жизнью. Счастливые влюбленные, веселые компании, сидящие за столиками, одинокие мужчины-охотники, оглядывающие толпу в поисках жертвы на вечер, знающие себе цену девушки за тридцать, со скучающим видом попивающие коктейль, заводные первокурсницы, перебравшие с выпивкой и бодро атакующие танцпол.

Здесь найдется место каждому, кто ищет пристанище или собирается убить очередную скучную ночь. Здесь будет темно и шумно. То что надо. Особенно для одиноких, кому не с кем провести нормальный вечер: с прогулкой, доверительным разговором, ласковыми объятиями и сладким сном под одним на двоих одеялом.

Здесь будет все, что любит сытая, не избалованная душевным общением молодежь. Музыка, выпивка, знакомства, танцы и безликая масса таких же страждущих отрешиться от реального мира. «Просто кайф», – вздохнула я.

Встала со стула и замерла, словно услышала что-то знакомое. Показалось.

Еще раз обведя взглядом просторный зал, вышла в коридор. И снова услышала. Нет, почувствовала: несколько аккордов заполнили пространство, и снова стало тихо. Безжизненно.

Я медленно шла туда, откуда донеслись эти чудесные звуки, и практически не дышала. Мне снова нужно это услышать. Но музыки не было. Шаг вперед – и снова она. Тихо-тихо, едва различимо. Мурашками по коже, дрожью по венам.

Прекрасные звуки, становясь осязаемыми, вновь наполнили помещение. И прекратились. Инструмент замолчал, а мое сердце ожило, забилось в тревожном ритме, ожидая новой порции музыки.

И вот еще раз. Теперь длинные переливы. Так, искрясь на солнце, течет ручей. Так летит птица в поисках своего гнезда. Я чувствовала мелодию – сердцем, каждой клеточкой тела: это его музыка. Я ни с чем на свете ее не спутаю.

Он сидел на стуле с закрытыми глазами. Красивые пальцы нервно бегали по клавишам – едва прикасаясь, словно маленькие бабочки, порхающие с цветка на цветок. В этой музыке было волшебство.

Внутри меня все кружилось, вспыхивало, горело и взрывалось. Я следила за его пальцами, мечущимися под ускоряющийся ритм, и ощущала, как каждая нотка наполняет меня сумасшедшей дрожью. Чувствовала, как его музыка проникает в меня, а душа плавно взмывает к небесам.

Я дышала этой музыкой, наполненной его энергетикой, льющейся с болью, с надрывом, с печалью и… с надеждой на любовь. И каждая секунда дарила мне безграничное счастье.

И неудивительно, что, когда замер последний звук, я звонко захлопала, присоединяясь ко всеобщим овациям ликующей публики. Но дверь отворилась шире, и я поняла: внутри, кроме него, никого не было. Он был один. И мои аплодисменты прозвучали жутко неуместно в опустившейся на нас глухой тишине.

– Даша? – вздрогнул Ярик, поднимая на меня взгляд.

Я была все еще под впечатлением его музыки, и так резко просыпаться не входило в мои планы.

– Привет, заходи! – улыбнулся он той самой улыбкой.

Это не сон… Дашка, очнись! Скорее очнись!





25






Ярослав


Губы растянулись сами собой. Забытое состояние – вот так искренне кому-то улыбаться. Не приветствуя зрителей в зале, не вежливо приподнимая уголки губ в ответ на дружеский подкол. Просто улыбнуться от души. Кажется, я забыл, как это делается, но лицевые мышцы помнили – так часто, как Даше, я не улыбался, наверное, никому в этой жизни.

– Привет, заходи!

– Привет, – она ответила прохладно и устало.

Даша нерешительно вошла. Дверь осталась приоткрытой – она словно оставляла себе пути к отступлению.

– Обычно, сев за инструмент, я начинаю именно с этой мелодии – привычка с юности. – Я прихватил стоявший рядом стул и придвинул ближе: – Садись.

Даша засомневалась. Ее губы напряглись, она взглянула на меня большими синими глазами так, что можно было обойтись без слов.

– Что ты здесь делаешь так рано? – Несколько неуверенных шагов, и она опустилась на стул.

Не давая ей опомниться, я притянул ее ближе вместе со стулом. Даша ойкнула, хватаясь за ручки движущегося стула, и судорожно сглотнула. Теперь мы сидели, едва не соприкасаясь коленями, друг напротив друга.

Мое желание усадить ее близко к себе было спонтанным. Но я не мог дольше оставаться на расстоянии. Я хотел почувствовать ее тепло.

– Люблю побыть в тишине, без ребят. – Я затаил дыхание: как же это здорово, снова быть с ней! – Прихожу раньше или остаюсь дольше, чтобы подумать, полностью перезагрузиться. У Леси с Майком получается работать вдвоем: она сочиняет текст или что-то напевает, а он тут же подбирает аккорды. А я по-другому устроен.

Даша наконец-то посмотрела на меня:

– Я тебе помешала?

– Нет. – Я накрыл ее ладонь своей.

Сердце вздрогнуло, забилось быстро и громко. По позвоночнику пробежала дрожь.

– Ты единственный человек, кто не может мне помешать ни при каких обстоятельствах. – Я делал то, на что когда-то не хватало духа и уверенности. Касался ее руки, чувствуя тепло и нежность, поглаживая мягкий бархат ее кожи, переплетая свои и ее пальцы. – Ты – это я, а я – это ты. И быть с тобой – это как быть наедине с самим собой. Это самое правильное на свете. Жаль, что так много времени нами потеряно впустую.

Мое прикосновение, казалось, лишило ее сил. Она смотрела на наши ладони, широко распахнув глаза, но руку не выдергивала.

– Ярик…

– Не надо. Не убегай.

– Я не… Ты хотел поговорить… – едва слышно пробормотала Даша.

– Да! – Мне нечего было терять. И я придвинул ее стул еще ближе. – Знаешь, о чем я хотел поговорить? О том, что, к сожалению, никто не рождается мудрым. – Мы почти соприкоснулись лбами, и ее дыхание обожгло мое лицо. Сумасшествие какое-то. – Я все время вспоминаю нас: наше время, разговоры, прогулки. Помнишь, как мы слушали пластинки, лежа на полу?

– Да.

Мне отчаянно хотелось целовать Дашу, а не складывать эти бесполезные слова в предложения, но именно они многое значили сейчас для нас.

– Без тебя все не то, – признался я. – Давно все не то. Я будто потерял себя, когда это случилось.

Нежно провел большим пальцем по ее щеке, запустил пальцы в мягкие волосы и задержал ладонь на ее затылке.

– Ты жалел? – прикрывая глаза, спросила она. – Ты когда-нибудь жалел?

Ей это было очень важно услышать ответ.

– Жалел? – ее голос был почти лишен эмоций и в то же время в нем слышалась боль.

– Каждую минуту своего существования, – ответил я предельно честно. Мне хотелось открыться ей до конца. – Мне нечем оправдать свой поступок. Знаю. Понимание этого почти разрушило меня. Мы были так юны, совсем еще дети. Я не понимал, что чувствую. Мне было так хорошо, но я не знал, что это. Не знал, что это ты, ты причина всего. Любовь к тебе перевернула весь мой мир, а я… А я просто струсил. У меня было всего мгновение, чтобы принять решение, и я совершил самую большую ошибку в своей жизни.

Даша тяжело дышала. Ей требовалось время, чтобы переварить услышанное.

– Что ты хочешь от меня сейчас? – наконец выдохнула она и отвернулась, чтобы я не видел ее состояния. Спрятала лицо за распущенными волосами. – Теперь… что тебе нужно теперь, когда все изменилось?

Не зная, что ответить, я кусал губы. А мои руки сами тянулись к ней.

– Не знаю! – выпалил я, пытаясь поймать ее взгляд. – Прости меня, Даша. Я ужасно поступил и до сих пор не могу простить себе этого! – Пусть я буду слаб в ее глазах, мне плевать, но я должен сказать ей все. – Думал, что это никак не исправить. Второго шанса не бывает. Пытался забыть тебя, но не выходит. – Мне очень хотелось обнять ее, заставить посмотреть на себя. – Два года назад я уже пытался вернуться, но решил, что поздно. Ты была с другим. Мне казалось, нельзя разрушить ваше счастье. А теперь понимаю, что мне плевать. Он недостоин тебя. Он тебя не любит. И я хочу свой второй шанс, слышишь?

– Второй шанс? – переспросила она тихо.

– Ты мое наваждение. Мое вдохновение, – прошептал я, глядя в ее глаза с невысказанной нежностью. – Я не хочу больше без тебя, Даша! Не хочу без тебя.

Это было так безрассудно, что почти сбивало с ног. Все слова, которые я сотни раз прокручивал в голове, смешались от волнения в бессмысленную кашу и выплеснулись на нее сплошным потоком.

– Два года назад? – переспросила она, задыхаясь и словно не слыша меня.