Сад надежды

– Тот, в котором он родился? – Чарити помнила этот старый, обветшавший за десятилетия, но все же чудесный домик с белой оградой. Фамильный дом. Вряд ли интересный для матери.

– Да. Вы понимаете, что я обсуждаю это с вами только согласно пожеланиям Джорджа.

Чарити кивнула.

– Кроме того, он оставил ей трастовый фонд.

– То есть, – нахмурилась Чарити, – она будет иметь доступ к некоторой сумме, но фактически не сможет контролировать денежные средства, верно? Вроде карманных денег для взрослых? – У матери уже было все, что она хотела. Она не стала для своего поколения новой Мэрилин Монро, зато отхватила себе (это ее слова, не Чарити) богатого преуспевающего врача из Нью-Йорка, который совсем потерял от нее голову. Мечта сбылась – она живет в большом городе, ходит по частным вечеринкам и светским мероприятиям и помогает мужу растить двух его почти взрослых дочерей. – У матери столько денег, сколько надо. Не думаю, чтобы какая-то часть завещания стала предметом спора. Она ненавидела этот дом.

Эмили уселась за кухонный стол. Чарити придвинула стул и устроилась рядом.

– Несколько лет назад Джордж продал сеть хозяйственных магазинов, и его состояние значительно выросло. Все оставлено вам, Чарити. Не только недвижимость.

– Он звонил мне два года назад, после продажи магазинов. Спрашивал, нуждаюсь ли я в деньгах.

– Да, – улыбнулась Эмили. – Как только вы начали свой гончарный бизнес, он поручил мне внимательно следить за ним, на всякий случай.

– Он всегда обо мне заботился, – пробормотала Чарити.

– Как я сказала, состояние значительное.

Чарити пожевала ноготь большого пальца. Он был грязным на вкус.

– Значительное?

– Слабо сказано, – улыбнулась Эмили.

Чарити отвернулась от Эмили и обвела глазами помещение. Да, здесь есть на что потратить деньги. Если придется заменить терракотовую крышу… или электропроводку… или отремонтировать водопровод… Она вспомнила нью-йоркскую подругу, у которой все время откуда-то протекала вода на ковер, и она обвиняла детей, а оказалось, насквозь проржавели трубы. Наверное, Чарити сказала это вслух, потому что Эмили поспешила ее обрадовать:

– Чтобы заменить крышу и проводку, средств больше чем достаточно.

Чарити кивнула. Только что она экономила как могла, чтобы сводить концы с концами, а в следующую секунду ей вполне по средствам заменить проводку во всем особняке.

Эмили положила свою модную сумку на стол.

– Вы бы хотели обсудить финансовые вопросы?

Чарити подскочила так резко, что опрокинула стул.

– Пока не стоит. – Ее голос сорвался на фальцет.

Она настолько ненормальная, чтобы не интересоваться деньгами? Ну да, на посторонний взгляд нелепо. Но деньги – штука странная. С одной стороны – дают огромную власть, а с другой – не дают ничего. Можно купить хоть весь мир… только счастье не купишь. Можно иметь все самое лучшее, но ощущать пустоту в душе. В конце концов, так она и думала, глядя на маму – денег никогда не бывает слишком много, их всегда нужно все больше и больше.

– Не беспокойтесь, наследство вашего дедушки в надежных руках. Мы поговорим о финансах, когда вам будет угодно. Вы согласны?

– Может быть, выпьем чаю? – спросила Чарити. Размышления о деньгах настолько ее измучили, что захотелось размяться.

Чайник стоял, как обычно, на дальней горелке плиты; она взяла его и направилась к раковине. Деда не стало всего несколько недель назад; наверняка в буфете есть чай, причем настоящий «Эрл Грей». Окна кухни выходили в сад, за которым начинался океан. Наполняя чайник, Чарити выглянула наружу. По правую сторону находилась веранда, и пока вода не полилась из переполненного чайника, Чарити не заметила ту самую зеленую массу в правом углу сада. Она следила взглядом за птицей, которая зависла на фоне подсвеченной полосы облаков, высматривая рыбу, и наткнулась взглядом на это. Сердце дало сбой. Ее будто окатили холодным душем, содрали кожу и оголили нервы. Чайник едва не выпал из рук. Плакучая ива, единственное черное пятно в любимом саду. Ребенком Чарити ненавидела это дерево и все связанные с ним легенды, особенно поверье об обрезке ветвей. «Если не обрезать ветви плакучей ивы и одна из них коснется земли, умрет кто-то из тех, кого ты любишь».

Чарити сама не знала, почему решила уничтожить дерево. До сих пор, вспоминая, что оно может по-прежнему расти на том же месте, она отметала прочь подобную мысль. Любой нормальный человек прекрасно знает: ива всего лишь растение. Питается с помощью корней, и ничего более. Но когда ее взгляд заскользил вдоль длинных, ниспадающих ветвей и узких зеленых листьев, она все поняла. Плакучая ива – больше чем дерево. Однажды много лет назад ива уже накликала беду. Желчный вкус ненависти подступил к горлу. Дерево нужно выкорчевать с корнями. Немедленно.

– Она красива, правда? – Голос за спиной прервал ее убийственные планы. – Джордж как-то сказал мне, что его самое любимое на свете занятие – наблюдать за случайным прохожим, сидящим в ее тени. Он настаивал, чтобы вы ухаживали за деревом. Вокруг ивы все заросло. Надо вернуть ей былое великолепие.

От таких слов земля внезапно остановилась. Ухаживать за деревом? Она собралась срубить его, а не ухаживать! Нанять кран, пусть вырвут и уволокут подальше. Последняя месть зеленому монстру. Из-за него умерла бабушка.

– Эмили, – сказала она, из всех сил пытаясь побороть отчаяние, – может быть, мы выпьем чаю в другой раз? Я устала, и нужно еще вещи разобрать.

– Конечно, – с безупречной улыбкой ответила Эмили. Юристы умеют «переключать передачу», виду не подавая, какие мысли роятся в голове. – Проводной телефон действует, ваш мобильный у меня есть. Можно будет позвонить вам завтра?

– Э-э… да.

Чарити только что ответила согласием. Вот только с чем?

– Прекрасно. Завтра я позвоню.

Эмили направилась к выходу из кухни.

Ага, вот с чем Чарити согласилась. Но она может не отвечать на звонок, если не захочет. Подумает, брать трубку или нет. А сейчас с нее довольно.

Эмили подошла к входной двери, уперлась каблуками в пол, взялась за ручку и толкнула. Она действительно часто здесь бывала, раз знает секрет двери – на нее нужно навалиться всем телом, чтобы открыть. В открывшийся проем хлынули лучи флоридского солнца.

– Рада видеть вас в этом доме, Чарити. Надеюсь, мы не упустим возможности подружиться. – Эмили снова улыбнулась. Алая помада, белоснежные зубы, искренняя любезность.


Хотелось бы вот так уметь заводить друзей. Может быть, и у нее получится. Может быть, здесь, на острове, получится. Но тут Чарити вспомнила про дерево. Сумеет ли она здесь остаться, пока оно растет в саду? И этого так просто не объяснишь юристу Эмили Радд, своей потенциальной подруге, обладательнице опасных шпилек и особого щита – фирменной сумочки. Эта женщина, такая приятная в общении, была готова посреди беседы бросить все и бежать, едва Чарити завела разговор о ткачах. Или у самой Чарити голова полна ткачей, и поэтому с ней что-то не так? Ткачей трудно разглядеть. И почти невозможно вывести.

И наверное, ткачи виноваты, что у нее в тридцать с хвостиком нет настоящих друзей, нет нормальных отношений, а бизнес с самого начала пошел ко дну. Ткачи. Вот в чем ее проблема.





* * *


Далтон Рейнольдс устал от допроса. Тем более что на острове Газовых фонарей рыба чуть ли не под окнами кишит.

– Тебе мама список вопросов написала или наизусть выучил?

Уоррен, брат Далтона, с шумом выдохнул и встал из-за деревянного столика, на котором едва поместились две чашки свежесвареного кофе, несколько баночек с наклейками «морилка», «краска», «растворитель», набор кистей и трубочки корицы.

– Ты знаешь, мы ведь все переживаем потерю.

Для Далтона было странным само сравнение его личной потери с тем, что испытали другие члены семьи. Ведь это его дом в Джексонвилле опустел и никогда больше не наполнится смехом родных людей.

В саду множество неотложных задач требовали решения, так что и без приезда брата рыбалка могла бы подождать. Ранняя весна принесла на остров ветра с побережья, а вместе с ними и новую волну жары. Нужно раздобыть какие-нибудь растения, высаживаемые в грунт весной, пока не нагрянул летний зной и не спалил их нежные корешки.

– Далт, послушай, я могу понять, зачем тебе потребовалось скрываться на некоторое время. Но это время слишком затянулось. – Уоррен возмужал за прошедший год. Брат более чем способен управиться с их ландшафтным бизнесом в Джексонвилле, и Далтон мог не упрекать себя в том, что отказывается возвращаться домой прежде, чем будет к этому готов. Один раз он попытался. Фатальная ошибка!.. Три месяца назад он приехал на остров Газовых фонарей реконструировать небольшой коттедж для пожилой пары, которая планировала продать его будущей весной. И впервые за прошедший год оказался реально способен подвести итог своей жизни. Или тому, что от нее осталось.

Далтон снова сел за стол, подставив спину солнцу.

– Я обещал маме привезти тебя домой.

– Неужели? – Ну конечно, брат ничего не понял. Он и сам пока ничего не понял, но дело не в этом. Ему просто нужно находиться здесь, и он останется здесь… пока не начнет исцеляться от потери жены и ребенка. Он понял, что его место на острове, в ту секунду, когда увидел листок, приколотый к доске объявлений на заправке неподалеку от побережья. Несколько часов Далтон ехал куда глаза глядят, но стоило ему взять в руки рукописное объявление, как цель появилась.



Требуется реконструкция коттеджа. Проживанием и питанием обеспечим.

Объем работы не менее чем на полгода.



То, что надо.

Уоррен, такого же роста, как Далтон – шесть футов, – встал, глядя на брата сверху вниз. Солнце скрылось за облака, небо стало серым.

– Нельзя вечно прятаться, Далт.

Слова обожгли его, как виски – больное горло. Правая рука сжалась в кулак. Не от гнева – от отчаяния.

– Я занимаюсь тем, что мне нужно сейчас. Даже если весь мир со мной не согласен.

Уоррен опустился на стул напротив. Им бы взглянуть друг другу в глаза, взяться за руки. Они же братья!.. Но Далтон вообще перестал реагировать. Из него будто выкачали всю энергию.

– Мы все переживаем за тебя. Прошло больше года после трагедии.

Больше года. Год, четыре месяца и два дня. Какая разница! Боль не утихла. И никогда не утихнет. Никогда не оставит его в покое.

– Уоррен, мне нужно оставаться здесь.

Брат приподнял руки и со стуком уронил на столешницу. Банки звякнули.

– Почему сейчас? Первые месяцы после похорон ты был дома. Мы все думали… мы думали, ты восстанавливаешься.

Восстанавливаться? Далтон даже не знал, что это такое.

– И почему здесь? – продолжал Уоррен, показывая в сторону окна.

Далтон любил смотреть в окно на кухне. По утрам, поглощая горячий кофе, он видел дельфинов, днем – рыбацкие лодки, по вечерам – какую-нибудь роскошную яхту. Рыбы подпрыгивали над сверкающей поверхностью моря, когда огненный шар солнца опалял горизонт. Но самым его любимым занятием было наблюдать за птицами, которые сидели на покачивающихся ветвях плакучей ивы по левую сторону от его коттеджа. С утра он пил кофе, жевал трубочку корицы и намечал, какое помещение декорировать, где требуется зачистка и окраска. И все же здесь была жизнь. Пусть даже не его.

Уоррен помахал рукой перед его лицом:

– Эй! Земля вызывает Далтона.

– Что?

Брат обреченно выдохнул. Он устал биться о каменную стену, возведенную Далтоном. Уоррен потер ладонью шрам над правой бровью. Когда-то они играли в бейсбол, и эту отметину подарил ему Далтон.